Питер Спигельман - Рыжая кошка
Мать мы не видели, только иногда, обрывками, слышали голос. Отец появился ненадолго — небритый, все еще в полосатой пижаме и халате (он уже несколько лет как перестал ходить в «Клейн и сыновья»). Влетел в кухню с бутылкой сельтерской воды под мышкой, на ходу взъерошив мне волосы. Он криво улыбался, взгляд был несфокусированный. Промчался обратно — в сторону спальни, и я, чуть обождав, пошел следом. Дэвид стоял перед двустворчатой дверью в комнату родителей, приложившись к ней ухом. Когда я подошел, он отвернулся.
— Что они говорят? — прошептал я. Брат не ответил. — Тебе слышно? — Снова молчание. Я шагнул к двери, чтобы послушать самому, и увидел лицо Дэвида: слезы на глазах и на щеках. Кажется, он плакал впервые на моей памяти.
— Чего уставился? — огрызнулся Дэвид.
— Ничего.
— Тогда вали отсюда.
— Тебе слышно? — снова спросил я. — О чем они говорят?
Дэвид повернулся, отер слезы и толкнул меня в грудь.
— О тебе, педик. Какой ты никчемный неудачник и как они отправят тебя в военную школу. Так что лучше беги, пока за тобой не пришли морпехи.
Я пятился, пока не уперся спиной в стену. Глаза щипало.
— Да иди на хрен, плакса, — прошептал я.
Дэвид уставился на меня, пощипывая кожу над кадыком. Долго смотрел, а потом его кулак вылетел словно бы из ниоткуда и разбил мне нижнюю губу.
Это тоже было в первый раз.
Я тряхнул головой, отмахиваясь от воспоминаний. Мы с Дэвидом в ресторане; Дэвид смотрит на меня неотрывно.
— Так где живет эта чертова Кейд? В Уилтоне?
— Там живет женщина по имени Николь Кейд — единственная Кейд в городе. Я не знаю, знакома ли она с Холли. Но Джилл Нолан выросла там, а они с Холли дружат с детства, и…
— Да-да-да, я понял, — прервал меня Дэвид и снова внимательно посмотрел на Пятую улицу. — Позвони, когда вернешься.
Явилась официантка, чтобы налить мне еще кофе, а когда отошла, Дэвид откланялся.
Дорога до Уилтона заняла чуть больше часа — на северо-восток по шоссе номер 95, а потом на север по федеральной автостраде номер 7, мимо торговых центров, потом фешенебельными пригородами. Бетон и слякоть сменились соснами, каменными оградами и все еще белым снегом, машины встречались реже, но были сплошь дорогущие. Я свернул на шоссе номер 33, к Риджфилду, у Крэнбери-лейн выехал на тихую дорогу с большими, расположенными довольно далеко друг от друга домами. Еще две мили движения юзом на живописных поворотах — и вот я на месте.
Белый дом в колониальном стиле, с красной дверью и черными ставнями, стоял довольно далеко от дороги, прекрасно вписываясь в пейзаж. Большие липы перед входом обеспечивали густую тень летом и живописный вид осенью, зимний сад с южной стороны, пусть и пристроенный явно позже, хорошо сочетался с очертаниями крыши и плавными линиями фасада. Растения вокруг каменного фундамента были аккуратно обернуты мешковиной. Заснеженные коричневые свертки напоминали глазированные пирожные, снег покрывал широкий газон перед входом чистейшим одеялом, до рези в глазах блестящим под полуденным небом. Подъездная дорожка была расчищена до слежавшегося гравия, и я не торопясь подъехал, припарковал взятую напрокат машину на кольцевом развороте у гаража и по бетонной дорожке пошел к дому. Все это время с крыльца за мной наблюдал мужчина, неуклюже возившийся с отверткой и петлями входной двери.
Мужчина был немолодой уже, тучный и весь какой-то рыхлый, с беспокойными темными глазами за очками без оправы. Под шапочкой с символикой «Бостон ред сокс» обнаружились немытые редеющие каштановые волосы. Он вытер лоб рукавом вельветовой рубахи и выругался, уронив отвертку в снег. Наклонился за ней — и распахнувшаяся дверь ударила его по боку. Он упал бы с крыльца, но я успел схватить его за локоть.
— Спасибо, — тихо сказал он и выпрямился, держась за мою руку. Лицо небольшое, мягкое, с мясистой челюстью. Приплюснутый кончик носа украшает паутинка темноватых жилок, небритые щеки покраснели от смущения.
— Вы мистер Кейд? — спросил я.
Он раздраженно поджал губы.
— Меня зовут Диринг, Герберт Диринг. Кого вы ищете?
— Николь Кейд, — ответил я. Это имя мне выдал поиск по государственному архиву: хозяйка дома, шесть лет назад купившая его у Фредерика Кейда.
Раздражение мужчины на мгновение усилилось, потом исчезло.
— Николь — моя жена, но она не предупреждала, что кто-то зайдет. Вы, собственно, кто?
— Джон Марч. Ваша жена дома?
Диринг сунул отвертку в задний карман джинсов и вытер руки о бедра.
— А для чего она вам?
Я заглянул в открытую дверь, увидел прихожую и широкий коридор. Медная люстра, кремовые стены, полированные деревянные полы и темные персидские ковры. Потом послышались шаги — тяжелые, словно молотком забивали гвозди. Откуда-то сзади, из-за лестницы, на коридор упала тень.
— Холли, — ответил я. — Я приехал из-за Холли.
Диринг чуть не уронил шапку. Он заговорил тише, в голосе появилась тревога.
— А что с Холли?
Нас прервал женский голос — низкий, раздраженный и почему-то напоминающий рашпиль. Герберт Диринг, похоже, перепугался.
— Герберт, кто там и что им надо? Ради Бога, я пытаюсь работать.
Тяжелые шаги приблизились, в коридоре появилась женщина. Я посмотрел на нее, выискивая сходство с Рен. Пожалуй, рост и, пожалуй, волосы. Я не гадал насчет татуировки или родинок.
За сорок, высокая и худая, с угловатыми плечами под зеленой водолазкой и тонкими, крепкими ногами в обтягивающих синих джинсах. На костлявом обветренном лице, с которого ветер и солнце стерли все остатки привлекательности, застыла подозрительность. Холодные глаза пристально смотрят из чащи морщин, рот — как бескровный шов под носом-лезвием. Выцветшие рыжие волосы заправлены за уши, мускулистые руки сложены на груди. Николь Кейд выглядела на несколько лет старше мужа — и куда мрачнее. Она топнула ногой в легкой туфле и обратила пристальный взгляд на съежившегося Диринга.
— Это мистер Марч, Никки. — Диринг вытащил отвертку и отступил к крыльцу. — Он приехал поговорить с тобой. О Холли. — С этими словами Диринг сбежал по ступенькам и помчался к гаражу.
Николь рассмотрела меня с головы до ног, отметив полуботинки, черные вельветовые брюки, серый свитер и кожаную куртку. Резко кивнула и бросила взгляд на большие часы на костлявом запястье. Рот стал еще меньше.
— Что там с моей сестрой? — спросила она.
— Мы не могли бы поговорить в доме?
— Не могли бы. Так что там с моей сестрой?
Я глубоко вздохнул и повторил свою историю о несчастном случае и свидетельнице. Николь не стала размышлять о степени ее достоверности.
— И что вам нужно от меня? — спросила она.
— Я надеялся, вы поможете мне связаться с Холли.
Она довольно долго смотрела на меня, все время притоптывая ногой. Застывшее лицо скривилось в недоверчивой гримасе.
— Это предполагает, что я что-то знаю о жизни сестры, мистер Марч, и что я готова помочь вам. Боюсь, оба предположения неверны. — Николь Кейд снова посмотрела на часы, потом на меня.
Я едва не улыбнулся, так она походила сейчас на Дэвида.
— Очевидно, мне следовало сначала позвонить.
— Разумеется, следовало — так велит простая вежливость, — но мой ответ от этого не изменился бы. Я уже довольно давно не общалась с Холли.
— У вас есть ее адрес или номер телефона?
— Мне казалось, я выразилась ясно: я ничего не знаю о жизни сестры и не желаю знать. А теперь, с вашего разрешения…
— Да, конечно, — сказал я. — Как вы думаете, ваш супруг не может знать больше?
— Конечно, нет. — Николь посмотрела так, будто я спросил, летают ли свиньи.
— А друзья в городе у вашей сестры есть?
Николь Кейд поджала тонкие губы, холодные глаза сверкнули.
— Холли не поддерживает отношений ни с кем в Уилтоне, — сказала она спокойно.
— Вероятно, вы правы, — ответил я, — но попытка не пытка. Возможно, мне стоило бы начать с соседей.
Во вспыхнувшем взгляде появилось любопытство. Николь несколько раз топнула.
— Мистер Марч, — прошипела она, — вы угрожаете, что будете надоедать или мешать мне, если я не поговорю с вами? Неужели в школе частных детективов учат таким мерзостям? — Гнев в ее голосе звучал отчетливее, но теперь к нему примешивалось удовлетворение: Николь меня раскусила.
Я продемонстрировал невиннейшую улыбку.
— Я просто стараюсь выполнить свою работу, мисс Кейд.
Она снова посмотрела на часы — на этот раз внимательнее.
— Вам повезло, что у меня много дел и ни минуты на эту ерунду. — И Николь скрылась в доме, прошла по коридору, исчезла где-то слева и быстро вернулась с черным блокнотом. — Это последний ее адрес, по крайней мере из тех, которые мне известны. Понятия не имею, там она сейчас или нет.
Адрес был бруклинский, и я его записал.
