Мария Эрнестам - Гребень Клеопатры
Анна увидела, как окно закрылось, и услышала рыдания фру Карлстен. Поколебавшись мгновение, она пересекла улицу и подошла к соседке.
— Как ты, Эльса? — спросила она, опускаясь на колени и гладя женщину по костлявой, с выступающими позвонками спине.
Ее вопрос вызвал новый приступ рыданий. Анна в страхе отдернула руку. Ей показалось, что перед ней не живой человек, а ходячий скелет. Живая Эльса Карлстен умирала с каждым днем, проведенным с мужем-деспотом, в то время как мертвая Эльса убирала дом и готовила еду. Или, может, живая Эльса, словно призрак, являлась в дом по ночам, а мертвая Эльса пылесосила, стирала и терпела издевательства. Анна попыталась успокоиться и снова склонилась к почти безжизненному телу. Фру Карлстен схватила ее за руки.
— Помоги мне, — прошептала она.
Анна протянула ей руку и увела к себе домой. Там она усадила соседку в кухне, проверила спальню, убедилась, что оттуда доносится легкий храп, налила две чашки кофе и поставила на стол. Фру Карлстен схватила чашку и начала жадно пить. Когда она подняла глаза, Анна отметила, что живая Эльса заглянула к ней на минутку.
А ведь эта женщина не так уж стара. Сколько ей: шестьдесят? Шестьдесят пять? У нее гладкая кожа и красивый рот. Тело под старым халатом состарилось, но видно, что когда-то у нее была хорошая фигура.
Фру Карлстен поставила чашку на стол.
— Он швырнул еду на пол. Заорал, что я хуже «черных», которые работают у него на стройке. Я посмотрела на него, на его ухмыляющуюся рожу, и у меня внутри как будто что-то лопнуло. «Я тебя ненавижу!», — крикнула я. Он пришел в ярость. Орал и орал на меня. «Ты ничтожество! — вопил он. — Ты ни на что не годишься! Да что ты будешь делать без меня!» Всю ночь надо мной издевался. А сейчас сказал, чтобы я убиралась и оставила его в покое. И я была счастлива, что могу уйти из дома.
Анна погладила ее по руке.
— Ты мне никогда ничего не рассказывала. Я не знала… Мы не так давно знакомы, Эльса, но я тебя понимаю. Он так плохо с тобой обращается… Я понимаю, каково тебе…
Фру Карлстен сделала глоток кофе и с мольбой взглянула на Анну.
— Я устала, — прошептала она. — Очень устала. Я так много хотела бы сказать тебе, Анна, но…
Анна подлила ей кофе и достала хлеб с орехами и изюмом. Фру Карлстен, поколебавшись, сделала себе бутерброд с маслом и сыром. Она ела жадно, словно голодала несколько недель, и только после третьего бутерброда немного успокоилась. Дрожащим голосом, с трудом подбирая слова, Эльса начала свой рассказ. Она рано вышла замуж, работала какое-то время менеджером, а потом родила троих детей и стала домохозяйкой. Муж почти сразу начал проявлять агрессию по отношению к ней и к мальчикам. Она пару раз предлагала ему обратиться к психиатру, но он только орал, что это она больна на всю голову и это ей надо в психушку, а не ему. В конце концов он довел себя до инфаркта и теперь все время проводит дома, постоянно издеваясь над ней.
Анну затрясло от негодования. Мужу Эльсы повезло, что у нее не было ножниц в руках, и он не вышел на улицу, когда она утешала Эльсу.
— Но почему ты от него не уйдешь?
Эльса Карлстен выпрямилась и аккуратно вытерла губы салфеткой.
— А на что я буду жить? — сказала она наконец. — Я ничего не умею. Он все время твердит, что я полное ничтожество. Я всегда делала всю работу по дому одна. Когда он ездил в командировки и задерживался на работе по вечерам, было еще терпимо. Но теперь, когда он на пенсии, стало просто невыносимо… — Плечи у нее опустились. — Поверь мне, Анна, если бы я только знала, что делать, я бы сделала это. Но, наверное, уже поздно. Никто не может мне помочь, никто не решит мои проблемы, даже я сама…
Анна погладила Эльсу по мокрой от слез щеке. Как же помочь этой бедной, измученной женщине? Неужели власти ничего не могут для нее сделать? Есть ведь убежища для женщин, которых избивают мужья. Но подать на Карлстена заявление в полицию — все равно что разворошить осиное гнездо. Такие мужчины ничего не прощают и не забывают. Они думают, что им принадлежит весь мир, и не остановятся ни перед чем, чтобы уничтожить свою жертву.
— Знаешь, Эльса, мы только что открыли новую фирму. Она называется «Гребень Клеопатры». Наш офис находится в кафе на Сёдере. Наша задача — помогать людям решать проблемы. Знаю, это звучит не совсем понятно, но нас трое, мы много чем занимались в жизни и готовы оказать помощь даже в самых сложных ситуациях. Может, ты зайдешь к нам, и мы подумаем, что можно для тебя сделать. Конечно, то, что вытворяет твой муж, просто ужасно, но это, увы, случается со многими, и гораздо чаще, чем кажется… Наверняка…
— И чем же вы занимаетесь? — прервала ее фру Карлстен, нервно облизнув губы. Она выглядела напуганной, то и дело оборачивалась, словно боялась, что муж войдет в дом.
Анна постаралась как можно подробнее ответить на вопрос. Она рассказала про банкеты, столярные работы, дополнительные уроки… Эльса оживилась, только когда она упомянула про завещание.
— Решать проблемы людей… Как просто и гениально! Анна, если у вас все получится, вы станете миллионерами. Завещание мне бы тоже пригодилось. Но уже поздно. Все оформлено на него. Дом, машина, страховка… у меня нет ничего. Я же почти не работала.
— Мне так не кажется. По закону…
— Девочка моя, законы пишут мужчины и для мужчин. Я не хочу казаться пессимисткой, но это так. У женщины, оказавшейся в моей ситуации, просто нет выхода. И он это знает. Поэтому сидит сейчас у окна и ждет, когда я вернусь. И он знает, я действительно вернусь, а вернусь я, как только допью этот замечательный кофе. И знаешь, что он сделает? Он рассмеется. А потом прикажет принести ему газету. И я принесу ее. — Эльса Карлстен поднялась. — Я верю, ты желаешь мне добра, Анна. Но у меня больше нет сил. Я слаба. Но ты, Анна, ты сильная. Ты умеешь брать от жизни все. Я поняла это сразу, как только ты сюда переехала. Стоячая вода зарастает тиной. В тебе же все бурлит. Как тебе удается готовить такой замечательный кофе? Что в нем — кардамон? Мой папа был аптекарем, он научил меня различать запахи. — С этими словами она затянула пояс халата потуже и вышла из кухни.
Анна видела в окно, как соседка открыла свою калитку и как дернулась штора в одном из окон. Эльса вошла в дом, и Анна подумала: как странно, всего минуту назад они сидели полуодетые за кухонным столом и впервые за годы, что живут по соседству, разговаривали по душам.
Глава четвертая
Друзья сидели за столиком и ели пирог с сыром и ветчиной — Юханна впервые испекла его самостоятельно. Несмотря на переизбыток черного перца, Мари сочла эту инициативу достойной поощрения, но потом увидела, как Анна осторожно вытаскивает слишком крупно нарезанные куски ветчины и откладывает в сторону. Фредерик же спокойно жевал пирог, запивая пивом.
Анна рассказала друзьям об Эльсе Карлстен, и эта история напомнила Мари о том, что она так хотела забыть. Но она не могла забыть руки на своей талии и голос в ушах: Ты сделаешь так, как я скажу, Мари! Мы же договорились.
Она подняла глаза на Фредерика, который сказал, что изучит законы, чтобы выяснить, есть ли легальное решение проблемы. Мари никак не могла сосредоточиться. Она думала о Дэвиде. О том, как вошла в бар «Мьюларки», протиснулась к барной стойке, смешалась с группой итальянских туристов и, сделав веселое лицо, оживленно болтала с ними, сказав, что ее спутник спит в номере. Ей хотелось избавиться от одиночества.
Мари обожала Ирландию и, когда никто не захотел с ней поехать, решила отправиться туда в одиночку. Самолет, потом автомобиль напрокат и — вперед к неизвестной цели, без привычных крестиков на туристической карте. Она надеялась, что эта поездка пробудит ее к жизни. Тщетная надежда. Мари останавливалась на обочине и плакала, пропуская сигналящие сзади машины: левостороннее движение оказалось для нее тяжелым испытанием. Вначале ей было неплохо у мистера и миссис Реймс, но потом пришлось подолгу ждать, пока все члены семейства поедят, и она поняла, что их любезность притворна.
Вечером Мари отправилась в паб. Может, влажные простыни не покажутся ей такими гадкими, если она притащится домой усталая и пьяная в стельку. Она выяснила, где сегодня играют «ирландскую народную музыку», пошла туда, заказала «Гиннесс» и уставилась на музыкантов невидящим взглядом, прекрасно понимая, насколько очевидно ее одиночество. Почему это всегда так заметно? Почему это так заразно? Почему одинокие люди так и остаются одинокими? Неужели они такими рождаются? Если бы Анна путешествовала одна, то, зайдя в бар, уже через минуту выбирала бы партнера из десятка мужчин. Они, как стадо баранов, ходили бы за ней по пятам, бросая свирепые взгляды в сторону соперников, а все женщины стремились бы стать ей лучшими подругами.
Дэвид был среди музыкантов, игравших в тот вечер в пабе. На сцене лежали гитары для всех желающих показать свое мастерство. Мари не обращала на музыкантов внимания, пока Дэвид не поднялся на сцену с гитарой и несколькими флейтами, которые положил на стул рядом с пианино. Сначала он сыграл несколько традиционных рок-хитов. Голос у него был хрипловатый и меланхоличный. Мари смотрела на его рыжие волосы, светлые брови, мятую рубашку и джинсы, и ей вдруг стало любопытно, какого цвета у него глаза. Закончив выступление, Дэвид отложил гитару и позвал кого-то из зала. Двое вышли на сцену. Один сел за пианино, второй взял старенькую скрипку.
