Рекс Миллер - Грязь
Почти сразу после возвращения он опять начал убивать, хотя и не с такой интенсивностью, как в Юго-Восточной Азии. Иногда он даже скучал по сто рым добрым временам, когда жертв было гораздо больше.
Всего в нем, начиная от хорошего аппетита и кончая склонностью к жестокости, было ненормально много. Он был уродлив каждой извилиной, не укладываясь ни в одну привычную схему. Умственно ненормальный, эмоционально неуравновешенный, он обладал тем редким даром, который человечество называет даром ясновидения. Прибавьте к этому психическую полноценность, гигантские размеры и силу — и вы не найдете другой подобной машины для истребления людей.
Эдит Эмелин Линч
Ли Анна вымыла руки и села за стол, отбирая овощи и разрезая пищу на маленькие геометрические кусочки, готовясь к ужину.
Эдди вспомнила, что и Эду не нравилось, если еда на блюде не была разрезана. Эд ел небольшими слоями, и она мысленно представила, как он аккуратными линиями соскребает с краев тарелки мороженое или картофельное пюре. Была суббота, которая не войдет в историю. Миновал еще один день трудной работы, день с тяжелыми тучами депрессии и печали, которые сопровождали каждое ее движение, отказываясь уйти, даже когда она натирала пол или расставляла посуду, разбросанную на кухне. Длинная суббота, которой, казалось, никогда не будет конца.
— Давай поедим! — Ли Анна уже не могла больше ждать.
— А ты не хочешь произнести благодарственную молитву?
— Бог, хороший Бог, огромное спасибо тебе за... — Ли Анна что-то промямлила... — на этой тарелке. Аминь.
— Отец наш небесный, — глубоко вздохнув, сказала Эдди и почувствовала, как опять убийственно сильно заболела голова, — спасибо тебе за то, что ты дал нам эту пищу! Ведь многие остались голодными сегодня.
Господи, спасибо за то, что ты позволяешь нам любить друг друга! Даже если мы в печали по тем, кого уже нет, мы знаем, что наши любимые с тобой и в спокойствии. Господи, — а ведь многие сейчас одиноки.
Господи, мы благодарим тебя за то, что ты дал нам жизнь, и просим тебя: направь нас, будь с нами всегда, помоги нам следовать по твоему пути! Мы просим тебя об этом во имя креста. Аминь.
— Аминь. Давай покушаем!
— Аминь.
— Мама, а почему не существует голубой еды? — спросила Ли Анна, с аппетитом откусывая сосиску.
— Ну, когда Господь создал голубые ягоды и голубой картофель, он решил, что голубой еды достаточно. И подумал, что неплохо бы иметь что-нибудь зеленое, желтое и оранжевое. Поэтому у нас сегодня овощи, которые тебе очень понравятся.
С полным ртом девочка пробурчала:
— Фи, я ненавижу овощи. Неужели действительно есть голубая картошка?
— Совершенно случайно, но именно она у нас сегодня на десерт.
Ли Анна озорно засмеялась, показывая дырку в передних зубах. Эдди улыбнулась в ответ и стала медленно жевать, совершенно не ощущая вкуса пищи.
Она окунулась с головой в генеральную весеннюю уборку, очнувшись от того ужасного состояния, сродни паранойе, от которого никак не могла избавиться, и целый час пила кофе и мусолила кусочек жареного хлеба. Она прочитала все, что было напечатано на его упаковке, как будто это было написано Достоевским, и наконец заставила себя действовать. Она выучила наизусть компоненты двойного концентрата для завтрака, который обещал “все необходимые витамины и минеральные соли”, и рецепт для приготовления смеси для гостей, которая “невероятна вкусна”.
Это было как заклинание. Физическое очищение. Старые галстуки Эда потихоньку переместились в темный ящик, где покрылись пылью, переплетясь, как змеи. Заброшенные тапочки, шляпа, застрявшая в самом темном, дальнем углу гардероба, любая его вещь, на которую она натыкалась и до которой не могла дотронуться, так как сразу же на нее наплывали горькие вихри воспоминаний, — все причиняло ей боль. Она освободила нижние ящики, антресоли — эти ненужные вместилища прошлого, давно забытые тайники.
Расческа, все еще хранившая на своих зубцах волоски умершего мужа, потерянная им манжета, семейная Библия с загнутыми уголками страниц — каждая из этих вещей щемила сердце, рождала фантастические разговоры с ее покойными мамой, отцом и любимой теткой. Она сидела тихо, как загипнотизированная, среди альбомов с семейными фотографиями, автоматически расчесывая волосы расческой Эда.
Эдди гордилась своими длинными черными волосами, их великолепным изобилием — он называл их “конской гривой”. В ее тридцать восемь в них не было ни единого седого. Кожа с чуть заметными веснушками не утратила нежности, глаза природа расставила широко и создала прекрасными. Они были карими, иногда приобретая ореховый оттенок, волшебно менять при различном освещении. Когда Эдди улыбалась, в уголках ее глаз и по краям губ появлялись морщинки, похожие на вороньи лапки. Ее нос был довольно крупным и, если бы находился в центре какого-нибудь другого лица, возможно, казался бы непривлекательным.
Ее нельзя было назвать красивой в классическом смысле этого слова. Она никогда не была привлекательным ребенком, но, повзрослев, стала интересной и даже незабываемой женщиной, одной из тех, кого считали уравновешенными и самоуверенными. Нередко мужчины даже не подходили к ней — такой недоступной она казалась, но сама Эдди отнюдь не считала себя Снежной королевой.
В постели у нее пробуждалось естественное желание, и она всегда знала, что способна на нечто большее, Как бы подобрать нужное слово? На нечто не телесное, но, возможно, более неудержимое. Эдди при любых обстоятельствах оставалась сама собой, относясь к разряду тех редких женщин, которые никогда не стремятся быть излишне откровенными, злыми, низкими или эгоистичными. И она всегда отдавалась мужчине так, как делала все в своей жизни. Всем сердцем. Честно. С добротой и наслаждением, с подлинным удовольствием от того, что может дать мужчине.
Эдди нравилось заниматься любовью, но секс не захватывал ее полностью, не поглощал целиком. Она наблюдала одно замужество за другим, разрывы и разводы. Девочки становились женщинами через горячий, обжигающий огонь секса, который поддерживал их отношения с супругами как нечто взрывное, сверхэмоциональное.
Она воспитывалась в набожной христианской семье, но когда выросла и уехала в Западную Вирджинию, родительский дом показался ей невыносимо убогим. Она отошла от церкви, оправдывая случившееся необходимостью много работать, болезнью и еще парой-тройкой удобных причин. Но отсутствие Христа оставило пустоту в ее жизни.
Вскоре после того, как Эдди начала работать секретаршей в чикагской карбюраторной конторе, она познакомилась с коммивояжером по имени Эд Линч, и они стали встречаться. Эд имел приятную внешность, обладал чувством юмора и в принципе был хорошим человеком, к тому же верующим. Вскоре она позволила Эду провожать себя до дома, и ей не хотелось расставаться с ним. Как-то в воскресенье он взял ее с собой в церковь и затем в половине двенадцатого или в двенадцать пригласил пообедать в маленьком кафе.
С этого дня Эдди возвращалась по воскресеньям очень поздно. Потом, по средам, они стали захаживать на вечерние библейские занятия, регулярно посещать церковные сходки, пикники, скромные ужины, и Эдди вновь вернулась к Господу. Через несколько месяцев на собрании верующих она вышла вперед и исповедовалась в своих грехах, попросив Господа позволить вновь служить ему. В тот же вечер Эд сделал ей предложение.
Если в чем-то Эду и не хватало сообразительности, то это восполнялось его силой. Секс с Эдом был таков, каким, она была уверена, Бог и создал его, — теплым и честным соединением двух любящих друг друга супругов. Эдди ценила биологическую красоту полового акта как освобождение, но ни она, ни ее муж не увлекались деталями. Психологически секс был для них не более чем обычная функция организма.
Однажды Эд сказал ей:
— Знаешь, что мне нравится в нашей любви?
— Надеюсь, все, — смутилась она.
— Правильно. Все. Но что я ценю больше всего это тебя. Любить еще кого-нибудь, — он покрутил головой, — не имеет смысла.
— Я тоже это чувствую, — ответила она и поцеловала мужа.
Эд сделал из нее настоящую женщину, пылкую и любящую. Но сейчас она закрыла дверь той, ушедшей части своей жизни.
Эдди нашла старый одеколон в незнакомом флаконе, приоткрыла пробку, понюхала и сказала зеркалу вслух: “Арнеож”. Затем вымыла морозильник. Решила заняться столовым серебром, но потом передумала и стала чистить плиту.
Она составила список продуктов, которые нужно купить, приготовила чашку кофе и выпила треть. Написала ежемесячную благодарность кому-то, кого не знала. Долго просидела в горячей ванне, надела самое лучшее нижнее белье, длинную замшевую юбку, кожаные туфли, блузку с замшевым жилетом и золотые серьги. Осмотрела себя, потом разделась, натянула поношенный свитер и потертые голубые джинсы и выкинула безделушки, с которых уже устала стирать пыль.
