Лайонел Дэвидсон - Ночь святого Вацлава
Но дело было гораздо сложней. До тех пор, пока о женитьбе не было речи, эта девчонка казалась мне самой желанной на свете, и все последние месяцы меня больше всего занимали наши отношения. Но ведь и до встречи с Маурой что-то было. И после нее будет полно всякого. Короче, неужели она такая уж мечта моей жизни?
Я надул щеки и задумался. Недостатков у нее хоть отбавляй, это факт. Во-первых, она любит покомандовать. А во-вторых, я в ее глазах отнюдь не герой.
В общем, мне показалось, что это надо бы обдумать посерьезнее. И пока суд да дело, стоит держать язык за зубами. У меня было двести фунтов на расходы (за вычетом того, что отхапал Хорек) и целая вечность, чтобы решить, как поступить дальше.
Время близилось к двум, люди высыпали из офисов, чтобы после ленча полюбоваться на реку. Есть мне не хотелось, я просто сидел себе тихонько да потягивал пиво. Выдул еще две пинты, потом бар закрылся, и тогда я не спеша покатил обратно, без интереса прислушиваясь к стуку в коробке передач. Я подумал, что нужно купить маменьке, подарок и стоило бы сегодня вечером подскочить к ним в Борнемут. Может, прямо сейчас.
Тут я вспомнил совет Канлифа передать новость через Имре и остановился у ближайшей телефонной будки.
Имре тут же подошел к телефону, и я сказал:
– Привет, дядя. Это Николас. Как жизнь?
И ухмыльнулся, представляя, как он стоит там, большой и нелепый, в своем чесучовом пиджаке, и волоски в его ноздрях вибрируют от мощного дыхания. Такой добрый, рыхлый слонопотам.
– Николас, – шумно дыша, сказал он, – рад тебя слышать, мой мальчик. Как поживаешь?
Голос у него был чуточку подавленный, будто он продешевил с очередной маркой. Неважно, и дяде Имре тоже перепадет! – тепло подумал я и весело сказал:
– Лучше не бывает! Сейчас все вам расскажу. А как там мама?
Это было ошибкой, но иначе разговор бы не пошел. С маменькой всегда был полный порядок, но старый ипохондрик умудрялся непременно что-нибудь откопать. Найти лишнюю зацепку – почему нельзя оставлять ее одну.
– Видишь ли, малыш, – начал он доверительно, – она не очень-то в форме. Ломота в плече. Думаю, грипп начинается. Я ей запретил вставать с постели.
– Очень печально, дядя. А как ваше здоровье? – спрашивал я, надувая щеки и кланяясь телефону.
– Ну что тебе сказать, Николас? – сказал он со своим обычным смешком, словно задабривая судьбу. – Мне бы парочку здоровых легких! У меня никогда ничего не бывает гладко.
– Я хочу к вам подскочить. У меня колоссальная новость. Дядя Бела умер и оставил мне все деньги.
Надо было выразить это как-то иначе, и пока я подыскивал слова, он воскликнул:
– Что? Что ты сказал? Подожди минутку, Николас. Тут дверь открыта. Я не очень хорошо тебя слышу… – он положил трубку и через минуту взял ее снова. – Ты говоришь, что Бела… – он шумно задышал. – Что это значит, Николас?
– Боюсь, что дядя Бела умер. Он умер в среду от инфаркта. Мне сегодня сказал об этом его адвокат.
– Боже, какое несчастье! – воскликнул он. Несколько секунд я слышал только его шумное дыхание. – Она очень расстроится.
– Да, конечно, – раздражаясь, сказал я. – Не слишком хорошо, верно? Только я сегодня встречался с адвокатом. Он сообщил, что после него осталось большое наследство… И все достанется мне.
– Ну, мы ведь знали, что он так поступит. В этом нет ничего неожиданного. Но я просто не знаю, как… Нет, сегодня я не могу ей такое сказать, Николас. Она не настолько хорошо себя чувствует, чтобы преподносить ей такую новость.
– Но ведь в этом вся суть! Я рассчитывал, что вы ей это сообщите до моего приезда!
Он опять с минуту дышал в трубку. И потом наконец сказал:
– Николас, я думаю, лучше тебе в эту субботу не приезжать. Ты пойми, такой шок… Это ведь ее единственный брат… Я бы предпочел…
– Ну что ж, – сказал я, медленно заводясь, – дядя Бела действительно оставил кучу денег!
– Разумеется, он был человек богатый. Ты мне потом обо всем расскажешь. А пока я должен обдумать, как ей это преподнести.
– Надеюсь, маменька не так уж и огорчится.
– Непременно огорчится! Она придет в отчаяние! И я ничем не могу помочь…
– Ладно, я вам позвоню через пару дней.
– Да, пожалуйста, Николас. Дня через два-три. До свидания, – и, опередив меня, щелкнул трубкой.
Я пошел к машине с таким ощущением, будто из меня выпустили воздух. Значит, про наследство даже и рассказать некому! Груз ста сорока тысяч фунтов стерлингов вдруг прогнул мне плечи, а во рту стало кисло от выпитого пива.
Я медленно покатил к дому, зная, что мне бы вообще не стоило садиться за руль. По счастливой случайности миссис Нолан не было в гостиной. Я поднялся к себе в комнату, свалился на тахту и заснул крепким сном.
* * *В этот день произошла еще одна вещь. Меня разбудили в полдевятого вечера. Миссис Нолан ушла в кино, и потому мне в дверь постучал один из постояльцев, подзывая к телефону. Я вяло спустился на три марша вниз. Это был парень, о котором говорил Джек, – тот, что интересовался моей машиной. Я коротко буркнул, что она не продается, и повесил трубку.
И не узнал у него ни номера телефона, ни имени.
3
На следующее утро я вызвонил Мауру и стал изучать ее с позиции своего нового амплуа – работника палаты мер и весов. То, что я увидел, солидно перетягивало в сторону плюса. «Потрясная девчонка!» – думал я, пока она проворно садилась в машину. У нее были короткие рыжие волосы, яркое льняное платье и сумочка в руках. И обалденная, кривенькая такая улыбочка, которая прямо сбила меня с ног на этой тихой, залитой утренним солнцем площади.
– Николас, – сказала она, – я была такой гадкой вчера вечером! Я потом жутко переживала.
– Да брось ты, ради бога! – ответил я с диким энтузиазмом. – Я и сам был не совсем в фокусе.
– Тогда давай все забудем. Поедем куда-нибудь. Мне надо кое-что тебе сказать.
– Что?
– Потом. Будет очень накладно, если мы прокатимся за город?
– У меня тоже есть один сюрприз, – сказал я и вытащил из своего бумажника двадцать пять фунтов, – смотри, что я выиграл.
– Николас, не ври!
– На собачьих бегах. – Я отрепетировал это в ванной перед зеркалом, но сейчас выпалил слишком уж поспешно.
– Вчера вечером?
– Ага.
– Ни разу не слышала, что ты туда ходишь. Ты никогда раньше там не бывал. Ты гонишь, Николас!
Потом она вдруг о чем-то задумалась и, быстро моргая, уставилась на меня.
– А может, какая-то новость от Хрюна? Ты от меня ничего не скрываешь?
– Да нет же! – раздраженно буркнуля. Это уже был нонсенс.
– Ладно, неважно. Все равно здорово, – сказала она, хотя прозвучало это совсем не так уж и здорово. – Знаешь что, давай устроим пикник. Можно накупить всего. Я соскучилась по природе. Соскучилась по Ирландии.
Вроде бы все снова встало на свои места, я нажал на газ и, как ракета, понесся через Чизвик, через Дэтчет, через Таплоу; мы ехали и щебетали, как два жаворонка, не ведающих, что их ждет впереди…
Это был чудесный июльский день, лучший день за все сумасшедшее лето.
* * *Мы поели на лесной поляне, неподалеку от Кливленда, а потом разлеглись на травке и закурили.
– Николас, – сказала Маура.
– А?
– A я в Ирландию собралась.
– А, на август.
– Да нет. Насовсем.
Я сразу поднялся и уставился на нее.
– Черт возьми! Почему?
Ее серо-зеленые полуприкрытые глаза вдруг распахнулись и глянули на меня очень мрачно.
– Сам знаешь почему, Николас.
Я решил, что это, наверно, намек на Хрюна, и нагнулся ее поцеловать, чтобы поскорее прогнать эту мысль. Но она увернулась, оттолкнув мое лицо кончиками пальцев.
– Вся моя семья в Ирландии, – мрачно сказала она. – Здесь у меня – никого.
– А я?
– Что – ты?
– Ты ведь знаешь, Маура, как я к тебе отношусь!
– Знаю. Мечтаешь со мной переспать.
– Прекрати! – крикнул я со страхом. Подобные слова она произносила впервые. – Это гораздо серьезнее, Маура!
– А именно?
– Я тебя люблю! – неловко произнес я. Палата мер и весов явно дала сбой.
– И я тебя люблю, Николас. Но только вряд ли из этого что-то выйдет. Тебе не кажется? Я теперь вижу, – мрачно продолжала она, уже с удовольствием, – вижу, что все совершенно безнадежно. Ты всю жизнь проживешь бедным родственником. Хрюн и не пошевелится, пока ты не припрешь его к стенке. То же и с твоим дядей. И все потому, что тебя это совсем не интересует. Я очень старалась поверить в чудо, которое тебя изменит, но…
– А ты больше старайся! – сказал я, подражая Хорьку, и вдруг, подбодренный этим сравнением, взял ее лицо в свои ладони.
– Слушай, Маура, хватит с меня этих разговоров! Пора поставить точки над «i». Во-первых, переходный возраст у меня давно позади, и перевоспитывать меня поздно. И во-вторых, изменение ситуации (а она может повернуться в любую сторону) никак не должно влиять на наши отношения, потому что они будут долгими. Если ты думаешь иначе, значит, ты права, и плохи наши дела. И еще одно: давай все забудем! – Я попытался склониться над ней, но она быстро от меня отвернулась.
