Кейт Родс - Кладбище Кроссбоунз
Уилл явно побывал в квартире: доел оставшийся хлеб и сыр, забрал постиранную одежду. Я плеснула в стакан немного бренди и, когда поднесла к губам, услышала, как стекло постукивает о зубы. Когда, в надежде согреться и отдохнуть, легла в постель, оказалось, что мысли вертятся в голове, не давая уснуть. В конце концов они остановились на темноволосом полицейском с постоянно хмурым лицом, и я провалилась в сон.
* * *Без четверти восемь зазвонил телефон. Ого, значит, я ухитрилась проспать, не услышав будильника. Голос знакомый и настойчивый, с легким акцентом элитной школы.
– Элис, это я.
Потерла глаза и попыталась привести мысли в порядок.
– Шон, – пробормотала я.
– Все время думал о тебе. Ты знаешь, что будешь полной дурой, если окончательно решишь расстаться?
– Послушай, сейчас не могу разговаривать, прости меня. Даже если бы захотела тебе объяснить, ты не поверишь, что такое бывает.
– Тогда сегодня вечером, после работы, – уперся рогом Шон. – Господи, Элис, неужели все психологи такие непредсказуемые, как ты?
– Думаю, это маловероятно.
На другом конце линии раздался какой-то сдавленный звук.
– Тем лучше, черт побери.
* * *По пути на работу я сделала крюк и проехала по Редкросс-уэй. При дневном свете здесь не было ничего страшного. Типичная для Саутварка ничем не примечательная улица – голая, без деревьев. Куда ни глянь, одни лишь уродливые офисные здания. Вчерашнее место было по-прежнему огорожено черно-желтой лентой. Никого не заметив поблизости, я юркнула под нее. Ограду украшали ленточки и искусственные цветы. Затем мое внимание привлекла блестевшая на солнце латунная табличка.
КЛАДБИЩЕ КРОССБОУНЗ
Здесь похоронено более тысячи проституток, живших в Лондоне со времен Средневековья до 1850-х годов. В 1994 году кладбище частично разровнено, чтобы освободить территорию под строительство электростанции, обслуживающей столичное метро. Однако местные жители выступили против этого решения и продолжают требовать от совета Саутварка создания мемориального сада в память о погребенных здесь женщинах[10].
Я привстала на цыпочки и попыталась заглянуть через ворота внутрь, но ничего не увидела. Лишь черное покрытие да побеги крапивы и буддлеи[11], что сумели пробиться сквозь трещины. Место столь же безликое, как стандартный каток. Его вид слегка оживляли смятые упаковки чипсов и полиэтиленовые пакеты «Теско»[12], которые из конца в конец гонял ветер. Кое-где поблескивали осколки битых бутылок, перекинутых через ограду подростками. Я прикрыла глаза и попыталась представить тысячу женщин: вот они стоят плотной стеной и смотрят на меня.
Неожиданно кто-то похлопал меня по плечу.
– Вы что, не умеете читать? – Это была женщина-полицейский в форме. Ее голос звенел возмущением. – Это место преступления.
– Я хотела посмотреть кладбище.
– Там нечего смотреть. – Ее лицо оставалось каменным от холода и высокомерия. Она хлопнула в ладоши, прогоняя меня от ворот, как бродячую кошку. – Уходите. Ну же, идите куда шли.
* * *Скажу честно, я с огромным облегчением провела утро, погрузившись в заботы других людей, не имея времени думать ни о чем, кроме диагнозов и лечения. Когда в час дня зазвонил телефон, как раз собиралась съесть купленный в больничном кафетерии сэндвич. Звонил старший инспектор Бернс, обладатель голоса, в котором смешались акценты курильщика, выходца из низинной Шотландии и обитателя Бермондси[13].
– Слишком много совпадений, – проворчал он, – вы сказали, что Моррис Клей не опасен, но тут – бац! – происходит убийство, причем как только его выпустили на свободу.
Мне вспомнилось лицо Клея во время моего с ним разговора: лицо ребенка, пытающегося разгадать загадки мира взрослых.
– Он не мог этого сделать.
– Но мы не можем его исключить из списка подозреваемых, – вздохнул Бернс. – Убитая девушка жила в паре шагов от Редкросс-уэй. Это его территория.
– Вы уже допросили его?
– Его нигде не могут найти. – В трубке возникла долгая пауза. – Дело в том, доктор Квентин…
– Элис.
– Я был бы вам признателен, если бы вы согласились помочь нам еще разок.
– Каким образом?
– Это слишком похоже на ту историю с убийствами в Саутварке. У меня такое ощущение, словно здесь вновь поработали Рэй и Мэри.
– Но ведь Бенсоны в тюрьме, если я не ошибаюсь!
– Мэри вот уже шесть лет сидит в Рэмптоне. Рэй умер в прошлом году в Бродмуре.
– То есть появился подражатель?
– Хуже. Убийце известно то, о чем пресса никогда не писала. Например, что на телах девушек вырезали кресты.
– Но при чем здесь я?
– Клей явно к этому как-то причастен. У него точно имелся сообщник. Кто бы он ни был, это сущий маньяк. Они хорошо изучили дело и решили применить свои знания на практике. Думаю, можно ждать новых случаев.
– Боюсь, ничем не могу помочь вам, инспектор. Я не судебный психолог. В мои обязанности не входит выяснять, почему кто-то умер. Я помогаю людям выжить.
– Вот поэтому вы мне и нужны, Элис. Хочу, чтобы взглянули на тело девушки. Интересно узнать, что вы думаете об этом убийстве.
– Но какая от этого будет польза?
Бернс замешкался с ответом.
– Вдруг вы заметите что-то такое, что мы упустили.
Когда наш разговор завершился, я была как выжатый лимон. Перед глазами стояла рука убитой, лежащая на грязном холодном тротуаре. Протянутая ко мне, будто я – ее единственная надежда на спасение. Этот Бернс сумел-таки меня убедить. Заодно больно закололо в верхней части спины, прямо между лопатками.
* * *С работы я ушла в начале восьмого и покатила в направлении Лондонского моста. Возле Саутваркского собора прицепила велосипед к фонарному столбу. На минуту остановилась, чтобы полюбоваться величественным строением. Несколько лет назад, когда общественные деньги еще шли на восстановление исторических зданий, собор отреставрировали. Каждый камень так и сиял. Будь я верующей, наверняка зашла бы внутрь и произнесла короткую молитву за девушку с кладбища Кроссбоунз. Или за Уилла. Увы, даже закрывая глаза, я никогда ничего не чувствовала. Никакого душевного трепета.
Рыночная площадь была пуста, на земле валялись подгнившие фрукты и овощи, которые торговцы так и не потрудились убрать.
Квартира Шона располагалась в доме на Винчестер-Уок, прямо над магазином. В гостиной пахло кофе и специями. Запахи просачивались снизу, со склада. Пока Шон колдовал на кухне, я обвела взглядом окружающее пространство. Его жилище было полной противоположностью моему. Полки заставлены компакт-дисками и книгами. В углу пианино, на кофейном столике горой навалены журналы джазовой тематики и газеты. Когда Шон сунул мне в руку бокал с вином, я, сама не понимая почему, выложила ему все – начиная с момента, когда нашла мертвое тело, и кончая знакомством с самым высокомерным полицейским в мире.
– Оставайся, – предложил Шон, – тебе опасно одной. Если хочешь, я лягу на диване.
– Ты и пяти минут не улежишь на нем один.
– Плохо ты меня знаешь, – улыбнулся он. – Уверен, вытерплю целых десять.
– Нет, я лучше пойду.
Его рука легла мне на талию, и мой план тотчас начал пробуксовывать. Инстинкт подсказал, что не нужно ничего говорить, лучше просто поддаться на его уговоры.
Темные глаза пригвоздили меня к месту. Его улыбки как не бывало, она вмиг слетела с лица.
– Прежде чем принять решение, Элис, учти две вещи.
– Какие именно?
– Первое – в постели я круче всех.
– Это ты уже доказал. Дело в другом.
– Я влюбился в тебя. По уши втрескался.
Я не знала, что на это ответить, и, опустив глаза, шагнула к двери.
– Ты просто так от меня не уйдешь.
Впервые я заметила в выражении его лица нечто странное, некую одержимость. Хотя кто его знает. Вдруг он просто слабак, падающий духом при любой неудаче?
Шон продолжал стоять передо мной, и мне подумалось: что будет, если он меня отсюда не выпустит?
– Подумай, Элис. Честное слово, это какое-то безумие.
– Мне нужно идти, Шон. Ты не даешь.
На его щеке дернулся мускул.
– Я мог бы оставить тебя здесь, если бы захотел.
– Не смеши!
– Ты всегда так поступаешь. – По его лицу пробежала неприятная усмешка. – Сначала говоришь «нет», потом говоришь «да»; вроде как я не достоин тебя.
– Неправда, – ответила я и вздохнула: – Просто между нами все кончено, Шон. Извини, но это так.
Решительность моего тона вернула его в реальность. Он опустил голову и отошел в сторону. У порога сунул пакет со всеми вещами, что я держала в его квартире.
Как приятно снова оказаться на улице! Впервые за последние месяцы я смогла вдохнуть полной грудью. Я остановилась на тротуаре и заглянула в пакет. За три месяца перетащила к нему не слишком много вещей: серебряный браслет со сломанной застежкой, упаковка противозачаточных пилюль, белая ночная рубашка и поздравительная открытка ко дню рождения, в которой Шон обещал свозить меня в Париж. Опустив пакет в ближайшую урну, я села на велосипед.
