Мартин Лэнгфилд - Ларец Зла
— Вы правы. И все же мы рады видеть вас.
Встреча происходила в Эмпайр-стейт-билдинг, на семьдесят восьмом «офисном», этаже.
— Присаживайтесь, мистер Хейл.
— Я предпочитаю разговаривать стоя.
— Как пожелаете.
До сих пор с ним говорил только один из троицы. Двое других, сидевших по бокам от него, лишь холодно и молча взирали на Адама.
— Начинайте.
— Охотно. Как вы помните, мистер Хейл, наша последняя встреча состоялась чуть более года назад.
— Верно. Это было четырнадцатого августа 2003 года.
— В День Великого затмения.[8]
— Да. Впрочем, насколько мне известно, вы предпочитаете иное название для того дня. И мы все здесь знаем, что на самом деле тогда произошло.
— Как бы то ни было, с того дня мы с вами, если так можно выразиться, связаны одной нитью.
Он говорил как чревовещатель — почти не размыкая губ, что полностью отвечало всему его образу родовитого нью-йоркского магната. Адам был не в силах оторвать глаз от этого человека, и чем дольше он на него смотрел, тем сильнее сжималось его сердце в тисках страха. Люди, которые сейчас сидели перед ним, действительно были облечены огромной властью — в первую очередь властью над ним самим. И изо дня в день эта власть все усиливалась. Адаму невероятно тяжело было с этим бороться. Пытаться бороться.
— Вы знали, что рано или поздно должно наступить время, когда вас призовут. Мы считаем, что оно наступило.
— Так скоро?
Адам вновь и вновь повторял про себя, будто мантру, клятву, которую дал двадцать лет назад: «Ради защиты невинных, ради сохранения тайны…» Ему нужно было еще время, еще немного времени.
— Да.
— Что вы имеете в виду? Чего именно вы хотите? Кто вы на самом деле?
Мужчина, сидевший по правую руку от говорившего, вдруг рассмеялся. Остальные тоже улыбнулись, словно по достоинству оценили остроту, произнесенную Адамом.
— Как вам известно, мы все и всегда делаем чужими руками. И существуем очень давно — столько же времени, что и те, к кому вы себя пока относите. У нас нет адреса. Завтра эта комната будет пуста и никто не узнает, что в ней происходило сегодня. Вы не сможете найти нас, если только мы сами не захотим этого.
Мужчина достал вдруг из внутреннего кармана пиджака острый серебристый стилет, лезвие которого сверкнуло холодным благородным металлом, и в следующую минуту вырезал им прямо на поверхности стола четыре буквы: «Йуну».
— Нас иногда называют Братством Йуну, — вернув стилет на место, произнес он. — Впрочем, у нас было много имен в разных веках и у разных народов.
Адам, преодолев страх, сумел презрительно скривить губы.
— Сейчас вы напоминаете мне банальных мафиози.
Едва он произнес это, как светловолосый вперил в него взгляд, исполненный такой пронзительности, что Адам едва не поперхнулся. Впрочем, через несколько мгновений тот опустил глаза и усмехнулся:
— Йуну — название города, сакрального места. Именно там наши предки и предки тех, кто относит себя к Совершенному Свету, скажем так, не договорились. С тех пор мы враждуем. В фольклоре каждого, даже самого захудалого, народишки вы отыщете кучу мифов, которые живописуют эти сражения. Но все эти мифы, вместе взятые, — лишь осколок общей картины.
— Насколько мне известно, вы всегда проигрывали в этих сражениях. Если, конечно, верить мифам.
— Как сказать! Все зависит от того, где поставить точку в том или ином сказании. Это противостояние вечно. Никому из нас никогда не будет дарована окончательная победа. Мы в этом мире всегда будем присутствовать и драться. Собственно, люди нуждаются в нашем существовании. И не так важно, какие ярлыки они при этом на нас навесят и кто прав, а кто виноват. Собственно, мы сейчас предлагаем вам крепко задуматься над тем, тому ли делу вы служите и не ошиблись ли в своем выборе.
— Вы падете. Однажды — год назад — я уже смог остановить вас.
— В самом деле, припоминаю. Но и вы вспомните, чего это вам стоило, каких жертв, мистер Хейл. Согласитесь, вы заплатили слишком высокую цену за свой триумф. К тому же у вас больше не хватит сил на его повторение. Хотя мы-то как раз отдаем вам должное и будем бесконечно рады перетянуть вас на нашу сторону. Силы, о вечном противостоянии которых я уже упоминал, всегда были и всегда будут. В каждом поколении найдется горстка людей, способных видеть, чувствовать и воспринимать высшие гармонии, недоступные всем остальным. Горстка людей, наделенных особой силой.
— Благословением?
— Или проклятием, называйте как хотите. Это не важно. — Не прекращая говорить, светловолосый поднялся из-за стола и теперь медленно приближался к Адаму. — Мы полагаем, что эту силу избранных должно употребить на то, чтобы изменить окружающий нас мир. В чисто утилитарном, я бы даже сказал — политическом, смысле. Мы способны оказать серьезное воздействие на людей. Собственно, нам по силам создать новое общество, в котором зерна будут отделены от плевел. Вы меня понимаете, мистер Хейл? Отделены нами. Нас не интересует Америка такая, какая она есть сейчас. Нас не интересует и весь остальной мир в том виде, в котором он существует, с тем набором лидеров, которые в нем выдвинулись. Этот мир плох, с нашей точки зрения, и он движется к самоуничтожению. Власть отдана в руки невежд и глупцов, которые не умеют ничего, кроме как грызться друг с другом.
Светловолосый подошел к Адаму вплотную, но не остановился и зашел ему за спину. Адам затылком почувствовал на себе его взгляд — неподвижный, немигающий, холодный и острый, будто хирургический инструмент. Он захотел было обернуться к говорящему, но ноги словно отнялись.
— Вы хотите изменить этот мир. Какую форму, по вашему мнению, он должен принять? — спросил Адам.
— Форму послушания и беспрекословного подчинения. Форму служения воле великодушных, справедливых и сильных властителей. Таких, как мы. Таких, как вы.
— Идите к дьяволу!
В следующее мгновение сильные руки швырнули Адама лицом на стол, все тело его прошило острой болью. Напавший склонился к самому его уху и шепнул:
— Наше время пришло. Вы исполните нашу волю. Вы знаете, что будет, если откажетесь.
Адам попытался освободиться, но не смог даже шевельнуться. Боль не уходила, а распространялась, казалось, еще глубже по всему организму. Из глаз его брызнули непрошеные слезы.
— Отпустите, — прошипел он.
— Ваш нерожденный ребенок и его мать. Помогите нам — и они будут жить.
— Я не могу! То, что вы просите… Мне никогда не простят этого…
— Если вы откажетесь, паче того, будете противиться нашим действиям, они погибнут. Вы станете служить нам.
Адам зажмурился, не в силах больше видеть, как чернильная тьма сгущается вокруг него со всех сторон. Он на несколько мгновений замкнулся в себе, спрятался там, где его никто не мог пока достать, собрал все силы, какие у него еще были, и сказал:
— Я не могу допустить, чтобы их принесли в жертву. Дайте им жизнь, и я все сделаю для вас.
Его отпустили, он смог наконец выпрямиться.
— Чего конкретно вы от меня хотите?
Светловолосый улыбнулся:
— Замечательно. Вы приняли правильное решение. В этом городе живет человек, которого зовут Лоуренс Хенкот. Я хочу, чтобы вы нанесли ему визит, мистер Хейл. Сегодня же.
Литл-Фолс, Нью-Джерси,
25 августа 2004 года
Кэтрин читала за своим столом, когда Роберт подкрался к ней сзади и принялся нежно массировать плечи. Он почувствовал, как ее тело напружинилось под его руками. Она тупо продолжала смотреть в книгу, но взгляд ее уже не бегал по строчкам. В какой-то момент Кэтрин не выдержала и тихонько ойкнула — ей было приятно. Развивая первоначальный успех, Роберт решительно запустил ладони под блузку жены и, наклонившись над самым ее ухом, шепнул:
— А почему бы нам сейчас не подняться наверх и не размяться обоим как следует?
С подобными предложениями он не осмеливался подходить к ней уже несколько месяцев.
Кэтрин вздохнула, и он тут же уловил перемену в ее настроении. Не поворачиваясь к нему, она негромко отозвалась:
— Н-нет… Не сегодня. Не сейчас. Прошу тебя…
Роберт по инерции еще продолжал свой массаж с минуту или две, потом перестал.
— Что ты будешь делать?
— Еще почитаю, пожалуй. Спасибо, Роб.
— Не за что. Ты рада, что Адам наконец вновь объявился?
— По-моему, ты не очень рад этому.
— С чего ты взяла?
— Не знаю. Так кажется.
— А мне кажется, что ты слегка… испугалась.
— Вот как? Ты стал плохо разбираться в людях, Роб.
— Он всегда был тебе почти что братом. Или, если хочешь, сумасшедшим кузеном.
— Это правда. И почему же я должна была его пугаться?
— Что тебя беспокоит, Кэт?
— Ровным счетом ничего. Я еще почитаю, если ты не возражаешь.
