Нацуо Кирино - АУТ
— Извините, я звонила по поводу работы.
Средних лет мужчина в черном костюме как раз клал трубку телефона. Потерев ладонью изрезанный морщинами лоб, он внимательно посмотрел на Кунико.
— А, да. — Выражение его лица не вселяло оптимизма, но голос звучал мягко и вежливо. — Входите и садитесь.
Он указал на стоящий чуть в стороне от стола диванчик. Стараясь сохранять самообладание, Кунико села и тут же выпрямила спину. Мужчина протянул карточку, из которой следовало, что он является менеджером, и слегка поклонился, продолжая оценивающе рассматривать посетительницу.
Преодолевая робость и внезапное смущение, Кунико ринулась в бой.
— Я прочитала объявление и хотела бы предложить свои услуги. Меня интересует место хостесс.
— Понимаю. Тогда давайте немного побеседуем, — приятным голосом сказал он и опустился в кресло напротив дивана. — Скажите, пожалуйста, сколько вам лет?
— Двадцать девять.
— Понятно. У вас есть какой-либо документ, подтверждающий возраст?
— К сожалению, сегодня я ничего с собой не захватила.
Едва Кунико успела произнести эти слова, как тон собеседника резко изменился.
— О'кей. Вы когда-нибудь прежде занимались такой работой? У вас есть опыт? — напрямик спросил он.
— Нет, никогда.
Она не знала, что ответит, если он вдруг заявит, что они не принимают на работу домохозяек, однако менеджер не стал ни о чем больше спрашивать.
— Дело в том, — начал он, поднимаясь из кресла, — что едва мы разместили объявление, как нам сразу начали звонить. Сейчас у нас шесть кандидатов, шесть девушек в возрасте от девятнадцати до двадцати лет. Мы отдаем предпочтение молодым, такие больше нравятся нашим клиентам.
— Понимаю, — сказала Кунико.
Она уже сообразила, что дело не только в возрасте, и настроение стремительно падало, как кабина скоростного лифта. Возраст вряд ли имел бы большое значение, будь она симпатичной и стильной. Нет, возраст определенно не проблема. Чувство неуверенности становилось все сильнее.
— Мне очень жаль, что вы потратили столько времени, — продолжал менеджер. — Боюсь, в настоящий момент…
— Понимаю, — торопливо кивнула Кунико.
— Если не секрет, где вы сейчас работаете?
— Неподалеку. У меня неполный рабочий день.
— Может, оно и лучше. Здесь работа очень трудная. Клиенты тратят по десять-двадцать тысяч за час и не желают возвращаться домой с пустыми руками. Вы не ребенок и понимаете, что я имею в виду. Они хотят расслабиться. Вряд ли это то, что вы ищете, верно? — Он усмехнулся. — Жаль, вам, наверное, пришлось добираться сюда издалека. — Он взял со стола и сунул ей в руку тонкий конверт. — Вот вам на такси. — Наверное, тысяч десять, подумала она. — Кстати, вам ведь уже за тридцать, верно?
— Нет, конечно нет.
— Как скажете, — усмехнулся он, не скрывая пренебрежения.
Униженная и подавленная, Кунико вышла из паба через заднюю дверь, не желая встречаться со стоящими у входа молодыми людьми. Боковая улочка вывела ее к стоянке у ресторана, где она оставила велосипед, а голод и паршивое настроение подтолкнули зайти и потратить все, что было с собой, на еду.
— Рис с говядиной, — заказала Кунико и, оглядевшись, наткнулась на свое отражение в большом круглом зеркале.
На нее смотрело заурядное лицо с пустыми глазами. Она быстро отвернулась, поняв, что зеркало выдает ее подлинный возраст, тридцать три года. Возраст, который она скрывала даже от подруг на фабрике.
Кунико со вздохом вскрыла конверт. Две тысячи. Кому какое дело до ее возраста? Она закурила сигарету. До работы еще оставалось время.
3
Открыв дверь, Йоси сразу почувствовала смешанный с дезинфектантом резкий запах мочи. Как она ни старалась, как ни проветривала помещение, как ни скребла пол, избавиться от запаха не удавалось. Веки подергивались от постоянного недосыпания, и Йоси потерла глаза. Об отдыхе нечего пока и думать. Сразу за входной дверью находилась небольшая комната, в которой стояли старый низенький стол, комод, телевизор и еще кое-какая мебель. В этой комнате сама Йоси и ее дочь Мики ели и смотрели телевизор. В отсутствие прихожей любой, кто открывал дверь, сразу попадал в эту комнату, а зимой в ней было невыносимо холодно от постоянных сквозняков. Мики говорила, что комната — настоящий позор, но что могла сделать Йоси?
Убирая в угол мешок с рабочей одеждой, которую она принесла домой, чтобы постирать, Йоси заглянула через приоткрытую раздвижную дверь во вторую, большую комнату. Задернутые шторы не пропускали свет, и в комнате было темно, но она все же уловила движение на лежащем на полу матрасе — должно быть, проснулась свекровь, не встающая из-за болезни уже шесть лет. Йоси ничего не сказала и даже не сдвинулась с места, столбом застыв посредине комнаты. Работая как проклятая на фабрике, она приходила домой совершенно без сил, чувствуя себя выжатым лимоном. Что бы только она ни отдала за возможность лечь и спокойно поспать. Хотя бы часок. Массируя одеревенелые плечи, Йоси оглядела свое погруженное в полутьму, убогое жилище.
Раздвижные двери в крохотную комнатку справа были плотно закрыты от всех и всего. Там обитала Мики. Раньше, пока девочка училась в начальных классах, она спала с бабушкой в большой комнате, но, став постарше, категорически отказалась терпеть такое положение. Йоси ничего не оставалось, как перебраться к свекрови, и уже через несколько дней стало ясно, что нормально выспаться там невозможно. В последнее время ситуация стала совершенно невыносимой. Может быть, думала Йоси, я тоже старею? В тесной общей комнате свободным оставался только маленький кусочек татами, на который она теперь и опустилась.
Подняв крышку стоящего на низком столике заварочного чайника, Йоси обнаружила в нем старые, оставшиеся с прошлого раза чайные листья. Прикинув, сколько времени и сил надо потратить на то, чтобы выбросить их, вымыть чайник и заварить свежие, она решила, что результат того не стоит. Йоси всегда готова помочь другим, но стараться ради себя уже не могла. Зачем? Она залила старые листья теплой водой из большого чайника и некоторое время просто сидела, прихлебывая безвкусный напиток, глядя перед собой, ничего не видя и думая о новой беде, о новой проблеме, куда более значительной и потенциально опасной, чем обычные, повседневные.
Домовладелец сообщил, что хочет снести их старый деревянный домишко и построить на его месте современный многоквартирный дом со всеми удобствами, жить в котором будет намного приятнее, но Йоси сразу встревожилась, решив, что это только предлог для того, чтобы избавиться от них. Если так случится, им просто будет некуда идти. И даже если удастся вернуться потом в новый дом, арендная плата может оказаться непосильной. Переезд же в другое место потребует огромных затрат, а ее зарплаты и без того едва хватало только на самое необходимое, так что о сбережениях не приходилось и говорить.
«Мне нужны деньги». Мысль эта в последнее время преследовала ее неотступно, превратившись в навязчивую идею. Скромная страховка, которую Йоси получила после смерти мужа, ушла на лечение свекрови, и сейчас у нее не было буквально ничего. Сама Йоси закончила лишь среднюю школу и твердо намеревалась отправить Мики, по крайней мере, в неполный колледж, но даже эти планы выглядели нереальными. Пенсионные накопления — о них не могло быть и речи. Работа в ночную смену изматывала, однако о том, чтобы бросить ее, Йоси даже не помышляла. Она мечтала найти еще одну работу. А в таком случае возникала другая проблема: найти кого-то, кто присматривал бы за больной старухой. Обычно Йоси удавалось без особого труда отыскивать нужные решения, но сейчас, как она ни старалась, на пути к выходу постоянно возникали какие-то препятствия.
Тяжелые размышления завершились протяжным вздохом, на который тут же последовал отклик из комнаты свекрови.
— Йоси, это ты? — раздался слабый голос.
— Да, я вернулась.
— У меня здесь все промокло.
Несмотря на вежливо-вопросительную интонацию, это был приказ, требующий незамедлительного исполнения.
— Сейчас, — отозвалась Йоси и, сделав последний глоток слабого, едва теплого чая, заставила себя подняться.
Она уже давно забыла, какой скупой и ворчливой была свекровь в первые годы их брака. Сейчас ей приходилось иметь дело с жалкой, беспомощной старухой, которая во всем зависела от невестки.
Впрочем, если подумать, от нее зависели все, и в этом, наверное, заключался смысл ее жизни. Так было даже на фабрике. Йоси называли Шкипером, и, действительно, именно она следила за тем, чтобы конвейер работал непрерывно и без сбоев. Добровольно взятая роль придавала сил, помогала держаться на протяжении всех пяти с половиной часов однообразной, утомительной смены, была единственным источником гордости. Горькая правда состояла в том, что ей никто не помогал. Оставалась только гордость, понуждающая работать, не позволяющая опускать руки, несмотря ни на что. Все личное, все важное, все, что имело для нее какое-то значение, Йоси давно сложила в один пакетик, который туго перевязала и убрала подальше с глаз долой. На пустыре же выросли и разрослись, пустив глубокие корни, усердие и старание. За счет такого фокуса ей и удавалось держаться на плаву. Не говоря ни слова, Йоси прошла в большую комнату, где ее встретил сильный запах нечистот. Подавив отвращение, она раздвинула шторы и открыла окно, выгоняя вонь из дому. Рядом, не более чем в метре, находилось окно кухни соседнего деревянного коттеджа. Как будто заранее зная, что будет дальше, соседка демонстративно захлопнула ставни. Йоси стиснула зубы от злости, понимая вместе с тем, что бедняжке можно только посочувствовать — кому приятно с самого утра вдыхать запах экскрементов.
