Круг невинных - Мюссо Валентен
Чуть выше на краю дороги двое мужчин, выйдя из внедорожника-призрака, с удовлетворенной улыбкой любовались содеянным. Один из них вынул сигарету, зажег ее и произнес, выдыхая дым:
– Не будем тут засиживаться. Что хотели, то и получили.
Когда почти неощутимым образом лифт пришел в движение, чтобы везти его на этаж интенсивной терапии, Марк Монтейро прислонил лоб к ограждающему кабину холодному стеклу. Она прислала ему свой снимок, на котором он ее не узнал. Его разум сейчас походил на переполненный котел: слишком много черных мыслей бессчетное количество раз прокрутилось в его голове во время этого бесконечного путешествия, когда он вел машину почти тысячу километров. Дверь лифта открылась в длинный коридор, где он сразу почувствовал себя захваченным в ловушку.
Лейтенант Монтейро еще слышал ужасные слова своего начальника, которые всё звучали в его голове. Почти сразу же его начали мучить угрызения совести: он был достаточно глуп, чтобы так далеко отпустить от себя единственную женщину, которую когда-либо любил. Медсестра утешающе улыбнулась ему, как если бы прочла по лицу его бесконечную печаль. Может быть, для нее эта улыбка была профессиональным рефлексом, привычным движением при встрече в коридорах с больными и их друзьями в таком же состоянии, как сейчас он. Тем не менее это его немного ободрило.
Марк вошел в холл, где на металлическом стуле возле кофемашины заметил человека, с которым должен встретиться. Он не смог бы его не увидеть: в больничной пижаме, на шее «минерва» [52], лицо распухло, левая рука в гипсе.
– Вы уверены, что ничего не хотите?
Марк отрицательно мотнул головой.
– По дороге я уже выпил слишком много кофе.
Винсент Нимье согласно кивнул, снова кладя мелкие монеты в кошелек, который был ими заметно переполнен.
– Вам уже объяснили, что произошло?
– В самых общих чертах. Единственное, что я знаю: Жюстина оказалась на чертовой больничной койке. В том, что касается всего остального, я полагаюсь на вас.
– Если бы вы знали, как мне жаль… Вы хорошо знали лейтенанта Неродо?
В глазах Марка сверкнул гнев, будто молния.
– Знали? Почему вы так говорите, будто она умерла?
– Извините, мне действительно не хватает чувства такта… и отдыха.
Винсент и вправду чувствовал неловкость; он предпочел бы во всех сложных ситуациях находить лишь хорошие слова.
– Нет, что вы, это я должен извиниться, – ответил лейтенант Монтейро. – Я действительно становлюсь невыносимым.
Винсент Нимье немного смущенно опустил глаза, а затем снова заговорил:
– Полагаю, вам уже сказали о ее состоянии? Вы знаете, что у Жюстины очень серьезная черепно-мозговая травма и она сейчас в коме?
– Я знаю. Мне сказали, что она может больше никогда не проснуться.
– Ее состояние тяжелое, но не безнадежное. В настоящее время у нее нет рефлексов, и врачи особенно опасаются отека легких. А это значит: они действительно считают, что есть надежда. Жюстина вполне может проснуться в ближайшие несколько часов, и даже без осложнений. Для медицины такое, конечно, будет чудом.
Марк попытался ухватиться за слова надежды этого неизвестного. Нет, Жюстина не может так сдаться. Она всегда была переполнена жизненной силой и хорошо умеет бороться со всеми несчастьями. Жизнь не может быть настолько несправедливой. Их история едва началась, и они оба заслуживают лучшего.
– А вы хорошо знаете Жюстину? – немного подозрительно спросил Марк, почти слово в слово повторяя тот вопрос, на который сам не ответил.
– Нет, я только недавно встретил ее; но, несмотря на это, мне кажется, что мы понимаем друг друга.
– Расскажите, что произошло. Я хочу знать во всех подробностях, что она делала с вами посреди ночи на деревенской дороге, почему вы под охраной полиции и что стало с тем юношей, которого все ищут.
Винсент Нимье сел на стул и жестом указал Марку на соседний:
– Вам надо присесть. История, которую я должен вам рассказать, рискует затянуться, но думаю, мы должны начать с самого начала.
Монтейро пододвинул к себе стул, но некоторое время оставался неподвижным.
– Знаете, она самая лучшая напарница, которая у меня когда-либо была.
По тону его голоса Винсент понял, что связь между Жюстиной и Марком должна быть чем-то большим, чем обычные отношения между коллегами.
– Представляю себе, каким дьявольски отчаянным надо быть, чтобы отправиться в одиночку, как она это сделала.
– Лучший партнер, – прошептал он голосом, буквально переполненным эмоциями.
Этрурия XII в. до н. э.
Вытянувшись на своем ложе и устремив взгляд в потолок, великий жрец Партуни не мог уснуть. Завтра наступит большая ежегодная церемония Круга невинных, во время которой будут выбраны двенадцать детей, которых выучат всем премудростям религиозной науки. Секрет искусства гаруспиков [53], некогда данный в откровении его народу Тагесом – ребенком с разумом старика, – вскоре будет передан двенадцати избранным. Двенадцать – священное число: столько же богов в небесах и народов Этрурии, которые каждый год собираются в святилище Вользинии около озера Больсена.
Но тревогу у Партуни вызывала не сама церемония. Вот уже много лет, как он руководил этим празднеством и с помощью младших собратьев выбирал будущих жрецов. Нет, причиной его беспокойства стали недавние знаки, которые он видел своими глазами и смысл которых не смогли объяснить толкователи.
Неделей раньше в этот же самый день по всей округе разразилась гроза; проливные дожди хлестали по земле, повергая жителей в суеверный страх. Поля до предела напитались водой, земля стала сплошным потоком взбаламученной грязи. На протяжении многих поколений этрусские жрецы были сведущи в учении молний, и поэтому истолковали небесный огонь как знак, посланный Тинией – самым могущественным богом пантеона. Но почему это было сделано так демонстративно и грубо? Или боги хотят наказать людей за их дерзость?
Накануне, во время священнодействия, на котором имели право присутствовать только великие жрецы, были принесены в жертву три барана, чтобы привлечь благосклонность богов в преддверии церемонии Круга невинных. После того как животные были зарезаны, жрецы изучили их внутренности, и особенно печень: искусство предсказания должно поднять завесу над тайной, будут ли боги милостивыми или враждебными к ним.
Первая печень содержала в себе один из самых благоприятных знаков, что сразу же успокоило всех. Это не могло быть простым совпадением. Накануне дня великой церемонии этрусские боги, которые управляют космосом и образуют небесную триаду, являли им свою милость. Это редкое предзнаменование означало, что близятся необычайные события.
Во власти сильнейшего волнения, Партуни покинул свое ложе и разбудил раба, который принес ему светильник. Сидя за рабочим столом, он развернул драгоценный папирус, откуда жрецы извлекали бо́льшую часть своей науки: священная книга религии этрусков, содержавшая рассказ о происхождении этого народа и подробное описание чудес. Партуни внимательно перечитал отрывок, который с некоторых пор неотступно преследовал его, заставляя теряться в догадках.
Как Тагес в свое время вышел из борозды, проведенной землепашцем древнего города Тарквиний, так и ребенок придет, чтобы учить новым заповедям и обогатить человеческую науку. Он тоже будет обладать всей мудростью убеленного сединами старика и вызовет у всех смертных ужас и восхищение широтой своих познаний. Он окажется не только непревзойденным знатоком способов дивинации, но и будет облечен едва ли не божественной властью. Этот ребенок сможет прозревать будущее лишь одной силой своей души. Из двенадцати небесных богов ребенок со взглядом ворона и губами без речи займет место Бога-Громовержца. Он поведет Круг невинных к новой эпохе.