Линда Фэйрстайн - Мертвецкая
— Почему? Чего вы боялись?
— На следующий день после убийства Лолы, утром, я… я ходил в ее кабинет. Я ничего не брал, клянусь. Но я пошел туда рано утром, когда в здании еще никого не было.
— Как вы попали внутрь? Почему…
— Я — ректор колледжа. Пока ректор. Я попросил сторожа открыть ее кабинет, и он согласился. Я… я трогал все. Я словно обезумел. А потом ваш детектив заметил, что вещи лежат не на месте, и пригласил других людей, чтобы снять отпечатки. Я был вне себя.
— Но зачем вы пошли к ней в кабинет?
Рекантати понизил голос еще больше и кивнул на дверь:
— Вот и все. Я не хотел рассказывать вам об этом, не переговорив сначала с Томасом. Сегодня утром он как раз вернулся с Западного побережья. Прилетел ночным рейсом.
Почему он так юлит?
— В час ночи из Принстона мне позвонила жена. Я говорю о ночи, когда убили Лолу. Она сказала, что звонил Томас Греньер из Калифорнии, искал меня. Еще сказала, что у него нет телефона моей городской квартиры. Она сдана в субаренду, так что на мое имя не зарегистрирована. Все было так логично, я… я…
— Что он ей сказал?
— Просил срочно передать его сообщение. Что я должен попасть в кабинет Лолы до полиции. Что в ее столе лежало нечто, что… Ну, что могло поставить колледж в неловкое положение, если это найдут. Ничего противозаконного. Я не совершу преступления, если заберу это. Я бы никогда не ввязался в такую аферу. Но чтобы избежать скандала…
— Какого скандала?
— У нас уже заведено несколько дел, мисс Купер. Тогда я понятия не имел, о чем он говорит. Он просто сказал Елене — моей жене, — Греньер сказал ей, что объяснит все, когда вернется в Нью-Йорк. Что мне надо всего лишь забрать один конверт и подсунуть под дверь его кабинета.
— И вы это сделали?
— Я пытался сделать. — Рекантати покачал головой. — Я не спал полночи, нервничал, а на рассвете поехал сюда. Скорее всего, все дело в моей наивности — или невежестве, если угодно. Мне даже в голову не пришло, что полиция захочет осмотреть кабинет Лолы. Я… Я никогда не сталкивался с расследованием убийства. Когда позвонила Елена, мы все предположили, что Лолу убил Иван, значит, колледж ни при чем.
Рекантати говорил так быстро, что казалось, вот-вот задохнется.
— Наверное, я пробыл там час. Я стал просматривать бумаги на ее столе, методично и спокойно. Но когда конверт, о котором говорил Томас, так и не нашелся, я почти запаниковал. Я искал везде, пока не услышал голоса и шаги. Тогда я выскользнул в коридор и к себе. — Рекантати раскачивался взад-вперед на вертящемся кресле. — Сильвия Фут меня прикончит. Она ужасная ханжа. Но я всего лишь делал то, что, по словам Греньера, могло помочь мне сохранить работу. В тот момент все выглядело совершенно безобидно. Кроме того, я так и не нашел эту чертову штуковину.
— Что это был за конверт?
— Маленький, очень маленький. Он имел какое-то отношение к проекту, над которым они работали. На нем было написано «Блэкуэллс».
Учитывая интуицию Майка и ордер на обыск, я надеялась, что завтра утром этот маленький конверт будет лежать на моем столе. Наверное, до моего приезда Рекантати и Греньер спорили именно об этом.
— Вы с Греньером разговаривали на неделе?
— Нет, нет. Только сегодня. Он так и не перезвонил, и я понятия не имел, где он живет в Калифорнии. Поскольку миссию я «завалил», — язвительно продолжал Рекантати, — то решил подождать и сказать ему все при личной встрече. Встречаясь с вами в прошлую пятницу, я знал, что в кабинет Лолы не вернусь ни за что.
— Насколько мне известно, до того, как я сюда вошла, вы говорили с профессором Греньером. — Я хотела заранее узнать, что биолог сказал Рекантати. — Он объяснил вам, почему хотел, чтобы вы забрали конверт, и почему его содержимое могло втравить колледж в неприятности?
— В этом-то все и дело, мисс Купер. Боюсь, я скорее ругался на Томаса, нежели разговаривал с ним. Понимаете, он утверждает, что не знает ни о конверте, ни о проблемах с проектом «Блэкуэллс». Томас Греньер говорит, что вообще не разговаривал с моей женой по телефону.
26
— Мне подождать, пока вы поговорите с профессором Греньером?
— Я бы хотела побеседовать с ним наедине, как было с другими. Мы можем пойти к нему в кабинет, чтобы не беспокоить вас. На следующей неделе вы будете в колледже?
— Два дня. Вообще-то мы с Сильвией думали собрать завтра днем некоторых преподавателей и обсудить эти события.
— Я не вправе указывать вам, как управлять вашим заведением, сэр, но надеюсь, что вы не собираетесь проводить приватные дискуссии за круглым столом по поводу убийства Лолы Дакоты. В противном случае мы с детективом хотели бы присутствовать.
Похоже, у Рекантати и в мыслях не было ставить под вопрос предложения Сильвии Фут.
— Ну, мне надо поговорить с Сильвией. В основном мы думали о хозяйственных делах. Хотели еще раз всем повторить, что ждем от них помощи вашему расследованию. — Он склонил голову. — Мне очень стыдно, что из-за меня вам добавилось работы. Наверное, мне следовало все рассказать коллегам.
— Пожалуйста, не делайте этого, профессор. Насколько я понимаю, сейчас об этом известно только Греньеру. Или вы сказали еще кому-то?
— Только ему.
И еще об этом знает человек, который на самом деле звонил жене Рекантати. Если, конечно, этот человек существует.
— Давайте оставим все как есть. Буду признательна, если вы сообщите, состоится ли собрание преподавателей. И еще одно. Что вы сделали с книгами из кабинета профессора Дакоты? Где они сейчас?
— Ее сестра прислала человека, который забрал большинство ее личных вещей — бумаги, фотографии, безделушки со стола, рамки со стен. Но книги Лолы, кажется, ее не интересовали. Большинство сложили в коробки и убрали. Мы ждем подтверждения полиции, что для расследования они больше не нужны. Вещи, связанные с проектом «Блэкуэллс», раздадут другим преподавателям, работающим на острове, а часть ее работ отправятся в библиотеку.
— Раз уж я здесь, мне хотелось бы просмотреть эти коробки.
— А это… Ну…
— Законно ли это? Да, все в порядке. Я составлю официальный протокол всего, что возьму.
— Я объясню Греньеру, куда мы их положили, и он отведет вас, когда вы с ним закончите. Это недалеко от его кабинета, прямо по коридору.
Рекантати вышел в приемную, переговорил с Греньером, и мы с биологом поднялись в его кабинет этажом выше.
В отличие от пустых стен временного офиса Рекантати, его комнату украшали награды, дипломы, литографии, на которых Эдвард Дженнер делал прививки английским крестьянам, и коллекция старинных синих аптекарских пузырьков с наклейками, расставленных в алфавитном порядке. На ближайшем висел ярлычок «Мышьяк». На столе передо мной стояла большая модель двойной спирали ДНК, похожая на лесенку со ступеньками, раскрашенными в яркие основные цвета. Пока я представлялась и объясняла характер нашего расследования, Греньер складывал и разворачивал ее, словно аккордеон. Такую же модель я использовав на лекциях о генетических отпечатках.
— Все, что Лола хочет, Лола получает, — с улыбкой произнес профессор строчку из песни.
— Не думаю, что она хотела умереть, профессор.
— Нет, — проговорил он, растягивая слово. — Но как бы она обрадовалась, что стала причиной этой интриги. Думаю, больше всего Лоле понравилась бы возникшая здесь атмосфера подозрения и тыканье пальцами в тех из нас, кто ей перечил. Если каждый, кто ей не нравился, стал бы подозреваемым хоть на наносекунду, уверен, она праздновала бы победу.
— Какое трогательное отношение.
— Все остальное — просто фарс, как вы, наверное, уже слышали. Однажды я совершил непростительную ошибку, пропев ей эту строчку из «Проклятых Янки». Ну, про то, что хочет Лола. Я дразнил ее, высмеивал ее манеру выбивать из руководства все, что ей нужно. К несчастью, она ответила мне концом припева — «и, мальчик, крошка Лола хочет тебя». — Он поправил очки, водрузив их обратно на переносицу, и искоса взглянул на меня. — Ненавижу, когда меня называют мальчиком. Она это знала. И ей нравилось дразнить меня за то, что она не может меня достать. Видите ли, я — гей. Я вовсе этого не стыжусь и всегда говорю об этом открыто. Вот и ее шутку воспринял без обид. Обычно меня сводил с ума этот «мальчик». Но она была ужасно нечистоплотная и низкая. А когда она решила, что я пытался обмануть доктора Лэвери, то набросилась на меня, словно акула-людоед.
— Расскажите, что произошло?
Греньер скручивал и вертел спираль в руках.
— Я смертельно устал, мисс Купер. Наш самолет попал в ужасную турбулентность, и я всю ночь глаз не сомкнул. Может, поговорим об этом в другой раз?
— Вы нам очень поможете, если разрешите мне начать прямо сейчас. Вы с профессором Рекантати только что обсуждали телефонный звонок, сделанный ему домой на прошлой неделе?
