Джонатан Барнс - Люди Домино
Я согнулся в три погибели у замочной скважины, стараясь услышать больше, но не успел Стритер закончить свою речь, как дверь распахнулась, и я, как полный кретин, суетливо рванул назад, едва не споткнувшись.
Эбби со слезами на глазах остановилась в дверях.
— Ты подслушивал?
— Нет, что ты, — продребезжал в ответ я.
За ее спиной, по-акульи улыбаясь, стоял ее дружок Джо.
Моя домохозяйка вышла в коридор и хлопнула дверью перед носом Стритера.
— Не могу поверить, что ты подслушивал, — сказала она.
— Да, не можешь?
— Дай нам пару минут, договорились? Нам нужно многое обсудить.
Как можно более ровным голосом я произнес:
— Могу себе представить.
— Мне тяжело. Я запуталась.
— А что, по-твоему, чувствую я?
— Милый, пожалуйста.
Я выдавил горькую улыбку.
— А знаешь, он совсем не то, что я ожидал.
Эбби натянуто улыбнулась — выжидательно, с надеждой.
— Да? Это почему?
— Я и представить не мог, что он такой вонючий урод.
Долгая хрупкая пауза.
— Ты меня разочаровал. — В ее глазах появилась холодная рассудочность, которой я прежде в них не видел. — Это недостойно тебя.
Она открыла дверь в гостиную, и на мгновение передо мной предстала почти невероятная картина. Я не уверен, что видел именно это или что это не было игрой моего воображения, заполнившего пробелы всем тем, что мне удалось узнать, но теперь я почти не сомневаюсь, что видел в руках Стритера шприц с бледно-розовой искрящейся жидкостью.
Потом Эбби захлопнула дверь, и больше я ничего не видел.
Представьте себе подлинную сцену происходившего. Хорошенькая девушка, обреченная пережидать апокалипсис в обществе холодного, как дохлая рыба, типа, исполняется радости, увидев предмет своей прежней страсти. Соревнование прекращается, еще не начавшись, побеждает тот, кто лучше, и теперь остается только изыскать способ избавиться от постояльца.
Дальше последовали шумовые эффекты — приглушенное изъявление любви, влажные, чмокающие звуки, стон наслаждения, раскатистый мужской смех. Потом легкие шаги по комнате, звук открывающейся двери, и перед моими глазами снова предстал Джо Стритер.
— Генри Ламб! — воскликнул он, подходя ко мне. — Сверхъестественное совпадение.
— Я не верю в совпадения, — сказал я, пытаясь сдержать дрожь в голосе. — Как бы не так.
Блондин просиял еще одной свирепой улыбкой. Потом молча и деловито, словно выполнял привычную работу, которую хочется поскорее закончить, быстро и сильно ударил меня в живот. Не готовый к этой вспышке насилия, я сложился пополам от боли. Изо рта у меня пошли рвотные пузыри. Стритер разогнул меня и сделал это еще раз — нанес сокрушительный удар мне под ребра. Я пошатнулся, будучи совершенно неспособен оказать хоть малейшее сопротивление, и тут увидел Эбби — она с ужасом наблюдала, как умело дубасит меня ее любовник, подняв руку к лицу, словно хотела отогнать от себя эту страшную картину.
Какая бурная фантазия.
А по нашей теории, девушка просто смеялась, руку же подняла ко рту всего лишь для того, чтобы скрыть улыбку.
Стритер отволок меня в гостиную, схватил стул от стола и усадил. Я предпринял мрачную, суетливую попытку бежать, которая быстро и решительно была пресечена. Джо вытащил откуда-то рулон липкой ленты (не исключаю, что он принес ее с собой) и примотал меня к стулу, с умелой эффективностью зафиксировав мои руки и ноги, потом заклеил мне рот. От металлического привкуса крови меня затошнило.
Закончив, Джо Стритер подмигнул мне.
— Порядок, шеф?
Эбби прикоснулась к руке блондина.
— Это и правда необходимо?
Стритер ответил ей поцелуем, и мне оставалось только смотреть, как ее губы явно не без удовольствия встретились с его.
Джо оторвался от нее и вздохнул.
— Пойдем в спальню, — сказал он, и голос его прозвучал небрежно и властно, с уверенностью, что он не услышит отказа. Моя Эбби улыбнулась и повела его из комнаты.
Следующие несколько минут были для меня трудноваты — прикрученный к стулу, обездвиженный, в равной мере чувствуя вкус крови и стыда, я слышал все, что происходило в соседней комнате. Эбби и Джо в спешке расшнуровывали ботинки, расстегивали пряжки и пояса, я слышал, как шуршит срываемая с тела одежда, а потом — скрип матраца, настойчивый стук изголовья, стоны и повизгивания, выкрики наслаждения. Я спрашиваю себя, получала ли она удовольствие. Я спрашиваю себя, как она могла.
Конечно, она получала удовольствие. А как же иначе? От робких поползновений Генри Ламба, неуклюже осуществленных и неумело проделанных, у нее даже пульс не учащался. Перед ее мысленном взором всегда возникало гибкое тело Джозефа Стритера. Все время, что она провела с Генри, каждый раз, когда постоялец целовал ее, ласкал или осторожно ощупывал, она думала о Джо. И когда в тот день Стритер повел ее в постель, это было как возвращение домой. А восхитительный взрыв сладострастия лишь подтверждал сделанный ею выбор.
Когда все закончилось, Эбби зашла попрощаться.
Она спросила, не плачу ли я. Я мрачно замотал головой.
— Ты, наверное, спрашиваешь себя почему… Почему я выбрала его, а не тебя. Тебе, наверное, больно. Ты мучаешься.
Я согласно простонал сквозь клейкую ленту.
— Мне неприятно это говорить, Генри, но это было закономерно.
Я снова простонал.
— Ты слишком хороший, — сказала она. — Тебе нужно стать немного потверже. Джо — другое дело. Он твердый как железо.
«Это не ты, — хотел сказать я. — Боже, Эбби, это совсем не ты».
— Джо знает, чего я хочу, — сказала она. — А ты… ты так и не понял меня за все это время. — Она печально улыбнулась. — Но мы останемся друзьями. Больше чем друзьями. Больше чем просто приятелями.
Я покачал головой.
— Послушай, нам с Джо пора уходить. У нас еще много дел. Извини. Честно. — Она поцеловала меня в лоб и вышла.
Я услышал, как хлопнула входная дверь, повернулся ключ в замке, а потом наступила тишина.
Наверное, я потерял сознание. Когда я открыл глаза, было уже темно, кровь у меня на запястьях засохла, и я испытывал невыносимо сильное желание помочиться. Но я был не один. За дверью слышались какая-то возня.
Кто-то пришел за мной? У Эбби проснулась совесть, и она вернулась? Дед?
Я услышал стук двери, потом чьи-то шаги и свое имя, произнесенное шепотом. Искорка надежды загорелась во мне.
Потом свет в глаза. Фонарь, направленный в лицо. Протянутые ко мне руки.
Я исступленно замычал вместо приветствия.
Мои спасители ухмыльнулись.
— Хэлло, сэр!
— Как дела, старина?
Рыжий содрал ленту с моего рта, и я вскрикнул от боли.
— Видок у вас хиловатый, сэр!
— Пожалуйста, — пробормотали. — Пожалуйста… Пожалуйста, помогите мне. Я знаю, между нами есть разногласия. Но ради бога, отпустите меня.
Один из них хохотнул.
— Извини, ягнячья котлетка. Но карты легли иначе.
Хокер потащил меня за руки и вытянул их из ленты так, чтобы обнажились запястья.
— Мы вам никогда не рассказывали о нашем перочинном ножичке? — спросил Бун.
— Странно, если не рассказывали, сэр, — фыркнул Хокер. — Мы всем рассказываем. На этом ножичке есть и открывашка для бутылок, и штопор, и такая штучка, чтобы выковыривать камни из лошадиных копыт.
Давление в мочевом пузыре стало невыносимым, и наконец я, к своему стыду, почувствовал, как теплая струя полилась в штаны, быстро пропитывая ткань.
Хокер сунул руку в карман своего блейзера. С нескрываемой гордостью он извлек оттуда длинный нож и поднес его к моему левому запястью.
— Пожалуйста! Что вы делаете? — закричал я.
Бун ухмыльнулся.
— Мы хорошие ребята.
— Мы самые крепкие парни в школе.
— Мы делаем только то, чего хотел ваш дедушка.
Холодная сталь на моей коже.
— Я бы не волновался, сэр.
— Выше нос, мистер Л.!
— Все это часть плана.
— Часть Процесса это все.
Хокер врезался в мое запястье, быстрыми вертикальными движениями добираясь до вен. Кровь заструилась из раны. С ужасающей ловкостью он сделал то же самое со второй рукой.
Когда я закричал, Бун прикоснулся пальцами к краю своей шапочки.
— Боюсь, нам нужно бежать, сэр.
— Но мы хотим вам сказать, что знакомство с вами было истинным наслаждением.
— Мы здорово повеселились.
— Такие шуточки!
— Такие розыгрыши!
— Тю-тю, сэр!
— Чирик-ку-ку!
Издав запах фейерверка и шербетных леденцов, они замерцали тусклым светом и исчезли, а я остался один в этой треклятой комнате, уже ослабевший настолько, что был не в силах кричать. Я лишь смотрел, как жизнь красной лужей вытекает из меня на пол. Я смотрел, пока это не стало для меня невыносимым. Я закрыл глаза, забылся в боли и сделал несколько последних вздохов.
