Майкл Коннелли - Последний койот
Она сунула руку в карман своего домашнего платья, извлекла оттуда связку ключей, отперла ящик конторки, выдвинула его и отошла в сторону.
– Мы не знали, что это и зачем Эно все это хранил.
– Оно и к лучшему.
Босх подошел к конторке и заглянул в ящик. Там лежали две тонкие папки из манильского картона и две пачки писем, перетянутые резинками. В первой папке находились свидетельство о рождении Клода Эно, его паспорт, свидетельство о браке и другие документы, имевшие отношение к его персоне. Во второй папке хранились бумаги, оформленные по стандартам ПУЛА, в которых Босх быстро распознал пропавшие из дела об убийстве Марджери Лоув документы. Времени читать эти бумаги у него не было, и он сунул папку из манильского картона в ящик из-под пива.
Когда Босх попытался снять резинку с первой пачки писем, та лопнула, напомнив ему о лопнувшей от старости резиновой ленте, перетягивавшей голубой скоросшиватель, в котором хранились документы по делу об убийстве его матери. И тогда он подумал, что все имевшее отношение к этому делу готово рассыпаться от старости в прах.
Все конверты были маркированы логотипом банка «Уэллс Фарго бэнк» из Шерман-Оукс и уведомляли о состоянии текущего счета некоей корпорации «Маккэг, инк.». Вместо адреса были указаны индекс и номер абонентского ящика почтового отделения, также находившегося в Шерман-Оукс. Босх наугад достал из пачки три конверта и быстро просмотрел находившиеся в них документы. Несмотря на разные даты, суть уведомлений оставалась неизменной: десятого числа каждого месяца на счет корпорации вносилась сумма в тысячу долларов, а пятнадцатого числа следовал перевод указанной суммы на счет дочернего подразделения банка «Невада сейвингс энд лоун» в Лас-Вегасе.
Босх пришел к выводу, что банковские уведомления, возможно, представляют собой своего рода документальные свидетельства неких многолетних систематических выплат, которые Эно собирал и хранил в силу известных ему одному причин. Посмотрев на почтовые штемпели, проставленные на последних конвертах в пачке, Босх решил, что денежные переводы со счета на счет осуществлялись вплоть до конца 80-х годов. Более поздних отправлений он не обнаружил.
– Что вы можете сказать по поводу этих конвертов? Когда Эно перестал их получать?
– Сами с этим разбирайтесь. Я уже говорила, что мы с Олив не имеем никакого представления обо всех этих письмах и документах. Когда мы высверлили ячейку...
– Высверлили ячейку?
– Ну да. После того как Клод умер. У Олив не было ключа от этой ячейки. Только у Клода, но мы его не нашли. Так что замок пришлось высверливать.
– В ячейке, наверное, и деньги были?
Элизабет Шейвон секунду помедлила, вероятно, прикидывая, не потребует ли Босх вернуть ему эти деньги.
– Некоторая сумма. Но вы опоздали. Мы с Олив их уже потратили.
– Меня это не волнует. Мне важно знать, сколько там было денег.
Женщина поджала губы, делая вид, что пытается вспомнить. Но игра в забывчивость получалась плохо.
– Перестаньте притворяться, милейшая. Я не из налогового ведомства. Кроме того, сюда не за деньгами приехал.
– Там было около восемнадцати тысяч долларов.
Босх услышал звук автомобильного клаксона. Судя по всему, женщина-водитель устала его ждать. Он посмотрел на часы. Пора было ехать. Швырнув конверты в картонный ящик из-под пива, он спросил:
– А что вы можете сказать о счете Клода в банке «Невада сейвингс энд лоун»? Какая сумма находилась на нем?
Вопрос был задан наудачу. Босх предположил, что деньги из Шерман-Оукс могли переводиться в Лас-Вегас на счет Эно. Элизабет Шейвон снова заколебалась. Колебания, однако, закончились, как только с улицы послышался еще один призывный вопль автомобильного клаксона.
– Там находилось около пятидесяти тысяч. Но и эти деньги в основном уже ушли. Уход за беспомощным человеком стоит недешево, не так ли?
– Я бы сказал, очень недешево, особенно учитывая то обстоятельство, что пенсию за Олив вы тоже получаете. – Он попытался вложить в эти слова максимум сарказма. – Хотя готов поспорить, что ваш личный счет за все эти годы не только не отощал, но даже значительно увеличился.
– Послушайте, мистер, я не в курсе, что вы там себе вообразили, но одно знаю точно: кроме меня, у Олив Эно на этом свете нет ни одной близкой души, и никто больше о ней не позаботится. А это чего-нибудь да стоит.
– Очень жаль, что сама Олив Эно не в состоянии сказать, чего в действительности стоят ваши заботы. Теперь позвольте задать вам еще один вопрос, после чего я отсюда уеду, и вы получите возможность вернуться к своим заботам, какими бы они ни были. Кто вы? Вы не сестра Олив Эно, это очевидно. В таком случае кто вы такая?
– Не ваше дело.
– Справедливо. Но это легко исправить. Я могу заняться этим делом всерьез.
Она напустила на лицо обиженное выражение, словно пытаясь продемонстрировать, как оскорбило ее лучшие чувства грубое вторжение Босха. Но достоинство одержало в ней верх, и обида словно по волшебству исчезла. Кем бы ни была эта Элизабет Шейвон, она определенно гордилась собой.
– Вы хотите знать, кто я? Ну так я вам скажу. Я – лучшая женщина, какая только у него была. Я находилась рядом с ним на протяжении многих лет. Да, он был женат на другой и носил на пальце обручальное кольцо, но его сердце принадлежало мне. Уже под конец жизни, когда они с женой совсем состарились, и понятие неверности потеряло для обоих всякий смысл, он отбросил притворство и привез меня в этот дом. Чтобы я жила с ними и заботилась о них. С того самого дня я только этим и занимаюсь, и вы не смеете говорить мне, что я не заслужила хотя бы небольшой награды.
Босх в ответ только кивнул. Хотя вся эта история представлялась ему довольно мерзкой, он испытывал к этой женщине своего рода уважение за то, что она рассказала ему правду. А в том, что ее рассказ был правдивым, он ни на секунду не усомнился.
– Когда вы познакомились?
– Вы сказали, что у вас ко мне только один вопрос...
– Повторяю: когда вы познакомились?
– Когда он поступил на работу во «Фламинго». Я тоже там работала. Дилером. А его, как я уже говорила, местная служба безопасности определила на роль «подсадной утки».
– Он когда-нибудь упоминал о Лос-Анджелесе? О своих делах, которыми там занимался? О каких-нибудь людях, с которыми был там знаком?
– Нет, никогда. Он говорил, что эта глава его жизни прочитана и закрыта.
Босх ткнул пальцем в лежавшие в коробке конверты с логотипом банка.
– Название «Маккэг, инк.» что-нибудь вам говорит?
– Ничего.
– А что вы можете сказать по поводу финансовых документов?
– Я никогда их не видела, пока мы с Олив не вскрыли банковскую ячейку. До этого я даже не знала, что у него есть счет в отделении банка «Невада сейвингс энд лоун». У Клода были-таки секреты. Даже от меня.
* * *В аэропорту Босх расплатился с женщиной-таксистом и потащил к терминалу свою дорожную сумку и коробку из-под пива, нагруженную папками и конвертами с финансовыми документами. В одном из ларьков на втором этаже терминала он купил дешевую полотняную сумку, куда и переложил из коробки папки и прочие вещи, захваченные из кабинета Клода Эно. В результате груз приобрел более компактный вид, что позволяло Босху избежать дополнительной проверки при входе в сектор вылета. На боку сумки красовались зазывная надпись «Лас-Вегас – край солнца и радости!» и рисунок, изображавший дневное светило в окружении рулеток.
До начала посадки в самолет оставалось около получаса. Босх нашел свободный уголок вдалеке от выстроившихся в ряд игровых автоматов, издававших лязганье, звон и прочие громкие звуки, сел в кресло и начал просматривать находившиеся в полотняной сумке папки. Перво-наперво он взялся за документы, изъятые из дела об убийстве Марджери Лоув. Но ничего неожиданного для себя в этих бумагах не обнаружил.
Прочитав рапорт Маккитрика и Эно о допросе Джонни Фокса, он почувствовал скрытое раздражение, проступавшее между строк этого документа, составленного рукой Маккитрика. Последний, впрочем, в конце рапорта уже не очень-то и скрывал свое негативное отношение к сложившейся ситуации.
«Допрос подозреваемого Д. Фокса рассматривается нижеподписавшимися детективами как неплодотворный по причине вызывающего поведения господ А. Конклина и Г. Миттеля. Оба прокурора не позволяли „своему“ свидетелю давать на вопросы исчерпывающие и, по мнению нижеподписавшихся детективов, правдивые ответы. Вышеупомянутый Д. Фокс продолжает оставаться подозреваемым по этому делу, пока не будут получены свидетельства его алиби и результаты дактилоскопической экспертизы».
Все остальное в прочитанных Босхом документах не заслуживало внимания. По его мнению, они были изъяты из папки только потому, что в них упоминался Арно Конклин и говорилось, пусть и не впрямую, о его личной заинтересованности в этом деле.
