Дэн Браун - Цифровая крепость
Нет сомнений, что человеческий мозг все же совершеннее самого быстродействующего компьютера в мире. В какую-то долю секунды сознание Беккера засекло очки в металлической оправе, обратилось к памяти в поисках аналога, нашло его и, подав сигнал тревоги, потребовало принять решение. Он отбросил бесполезный мотоцикл и пустился бежать со всех ног.
К несчастью для Беккера, вместо неуклюжего такси Халохот обрел под ногами твердую почву. Спокойно подняв пистолет, он выстрелил.
Пуля задела Беккера в бок, когда он уже почти обогнул угол здания. Он почувствовал это лишь после того, как сделал пять или шесть шагов. Сначала это напомнило сокращение мышцы чуть повыше бедра, затем появилось ощущение чего-то влажного и липкого. Увидев кровь, Беккер понял, что ранен. Боли он не чувствовал и продолжал мчаться вперед по лабиринтам улочек Санта-Круса.
Халохот настойчиво преследовал свою жертву. Вначале он хотел выстрелить Беккеру в голову, но, будучи профессионалом, решил не рисковать. Целясь в торс, он сводил к минимуму возможность промаха в вертикальной и горизонтальной плоскостях. Эта тактика себя оправдала. Хотя в последнее мгновение Беккер увернулся, Халохот сумел все же его зацепить. Он понимал, что пуля лишь слегка оцарапала жертву, не причинив существенного ущерба, тем не менее она сделала свое дело. Контакт был установлен. Жертва ощутила прикосновение смерти, и началась совершенно иная игра.
Беккер мчался, не видя ничего вокруг, постоянно сворачивал, избегая прямых участков. Шаги неумолимо приближались. В голове у него не было ни единой мысли — полная пустота. Он не знал ни где он находится, ни кто его преследует и мчался, подгоняемый инстинктом самосохранения. Он не чувствовал никакой боли — один лишь страх.
Пуля ударила в кафельную плитку азульехо чуть сзади. Осколки посыпались вниз и попали ему в шею. Беккер рванулся влево, в другую улочку. Он слышал собственный крик о помощи, но, кроме стука ботинок сзади и учащенного дыхания, утренняя тишина не нарушалась ничем.
Беккер почувствовал жжение в боку. Наверное, за ним тянется красный след на белых камнях. Он искал глазами открытую дверь или ворота — любой выход из этого бесконечного каньона, — но ничего не увидел. Улочка начала сужаться.
— Soccoro! — Его голос звучал еле слышно. — Помогите!
С обеих сторон на него надвигались стены извивающейся улочки. Беккер искал какой-нибудь перекресток, любой выход, но с обеих сторон были только запертые двери. Теперь он уже бежал по узкому проходу. Шаги все приближались. Беккер оказался на прямом отрезке, когда вдруг улочка начала подниматься вверх, становясь все круче и круче. Он почувствовал боль в ногах и сбавил скорость. Дальше бежать было некуда.
Как трасса, на продолжение которой не хватило денег, улочка вдруг оборвалась. Перед ним была высокая стена, деревянная скамья и больше ничего. Он посмотрел вверх, на крышу трехэтажного дома, развернулся и бросился назад, но почти тут же остановился.
В некотором отдалении от него возникла фигура человека, приближавшегося медленно и неотвратимо. В руке его поблескивал пистолет.
Беккер, отступая к стене, вновь обрел способность мыслить четко и ясно. Он почувствовал жжение в боку, дотронулся до больного места и посмотрел на руку. Между пальцами и на кольце Танкадо была кровь. У него закружилась голова. Увидев выгравированные знаки, Беккер страшно удивился. Он совсем забыл про кольцо на пальце, забыл, для чего приехал в Севилью. Он посмотрел на приближающуюся фигуру, затем перевел взгляд на кольцо. Из-за чего погибла Меган? Неужели ему предстояло погибнуть по той же причине?
Человек неумолимо приближался по крутой дорожке. Вокруг Беккера не было ничего, кроме стен. По сторонам, правда, находились железные ворота, но звать на помощь уже поздно.
Беккер прижался к стене спиной, внезапно ощутив все камушки под подошвами, все бугорки штукатурки на стене, впившиеся в спину. Мысли его перенеслись назад, в детство. Родители… Сьюзан.
О Боже… Сьюзан!
Впервые с детских лет Беккер начал молиться. Он молился не об избавлении от смерти — в чудеса он не верил; он молился о том, чтобы женщина, от которой был так далеко, нашла в себе силы, чтобы ни на мгновение не усомнилась в его любви. Он закрыл глаза, и воспоминания хлынули бурным потоком. Он вспомнил факультетские заседания, лекции — все то, что заполняло девяносто процентов его жизни. Вспомнил о Сьюзан. Это были простые воспоминания: как он учил ее есть палочками, как они отправились на яхте к Кейп-Коду. «Я люблю тебя, Сьюзан, — подумал он. — Помни это… всегда».
Ему казалось, что с него сорваны все внешние покровы. Не было ни страха, ни ощущения своей значимости — исчезло все. Он остался нагим — лишь плоть и кости перед лицом Господа. «Я человек, — подумал он. И с ироничной усмешкой вспомнил: — Без воска». Беккер стоял с закрытыми глазами, а человек в очках в металлической оправе приближался к нему. Где-то неподалеку зазвонил колокол. Беккер молча ждал выстрела, который должен оборвать его жизнь.
ГЛАВА 89
Лучи утреннего солнца едва успели коснуться крыш Севильи и лабиринта узких улочек под ними. Колокола на башне Гиральда созывали людей на утреннюю мессу. Этой минуты ждали все жители города. Повсюду в старинных домах отворялись ворота, и люди целыми семьями выходили на улицы. Подобно крови, бегущей по жилам старого квартала Санта-Крус, они устремлялись к сердцу народа, его истории, к своему Богу, своему собору и алтарю.
Где-то в уголке сознания Беккера звонили колокола. «Я не умер?» Он с трудом открыл глаза и увидел первые солнечные лучи. Беккер прекрасно помнил все, что произошло, и опустил глаза, думая увидеть перед собой своего убийцу. Но того человека в очках нигде не было. Были другие люди. Празднично одетые испанцы выходили из дверей и ворот на улицу, оживленно разговаривая и смеясь.
Халохот, спустившись вниз по улочке, смачно выругался. Сначала от Беккера его отделяла лишь одна супружеская пара, и он надеялся, что они куда-нибудь свернут. Но колокольный звон растекался по улочке, призывая людей выйти из своих домов. Появилась вторая пара, с детьми, и шумно приветствовала соседей. Они болтали, смеялись и троекратно целовали друг друга в щеки. Затем подошла еще одна группа, и жертва окончательно исчезла из поля зрения Халохота. Кипя от злости, тот нырнул в стремительно уплотняющуюся толпу. Он должен настичь Дэвида Беккера!
Халохот отчаянно пытался протиснуться к концу улочки, но внезапно почувствовал, что тонет в этом море человеческих тел. Со всех сторон его окружали мужчины в пиджаках и галстуках и женщины в черных платьях и кружевных накидках на опущенных головах. Они, не замечая Халохота, шли своей дорогой, напоминая черный шуршащий ручеек. С пистолетом в руке он рвался вперед, к тупику. Но Беккера там не оказалось, и он тихо застонал от злости.
Беккер, спотыкаясь и кидаясь то вправо, то влево, продирался сквозь толпу. Надо идти за ними, думал он. Они знают, как отсюда выбраться. На перекрестке он свернул вправо, улица стала пошире. Со всех сторон открывались ворота, и люди вливались в поток. Колокола звонили где-то совсем рядом, очень громко.
Беккер чувствовал жжение в боку, но кровотечение прекратилось. Он старался двигаться быстрее, знал, что где-то позади идет человек с пистолетом.
Беккер смешался с толпой прихожан и шел с низко опущенной головой. Собор был уже совсем рядом, он это чувствовал. Толпа стала еще плотнее, а улица шире. Они двигались уже не по узкому боковому притоку, а по главному руслу. Когда улица сделала поворот, Беккер вдруг увидел прямо перед собой собор и вздымающуюся ввысь Гиральду.
Звон колоколов оглушал, эхо многократно отражалось от высоких стен, окружающих площадь. Людские потоки из разных улиц сливались в одну черную реку, устремленную к распахнутым дверям Севильского собора. Беккер попробовал выбраться и свернуть на улицу Матеуса-Гаго, но понял, что находится в плену людского потока. Идти приходилось плечо к плечу, носок в пятку. У испанцев всегда было иное представление о плотности, чем у остального мира. Беккер оказался зажат между двумя полными женщинами с закрытыми глазами, предоставившими толпе нести их в собор. Они беззвучно молились, перебирая пальцами четки. Когда толпа приблизилась к мощным каменным стенам почти вплотную, Беккер снова попытался вырваться, но течение стало еще более интенсивным. Трепет ожидания, волны, сносившие его то влево, то вправо, закрытые глаза, почти беззвучное движение губ в молитве. Он попытался вернуться назад, но совладать с мощным потоком было невозможно — все равно как плыть против сильного течения могучей реки. Беккер обернулся. Двери оказались прямо перед ним, словно приглашая его принять участие в празднестве, до которого ему не было никакого дела. Внезапно он понял, что входит в собор.