М. Роуз - Меморист
Двое сотрудников правоохранительных органов дежурили у входа в гостиницу до половины второго ночи, но поскольку Меер так и не появилась, Калфус в конце концов настоял на том, чтобы они вызвали смену, а сами постарались хоть немного отдохнуть.
Однако Люсиан так и не смог заснуть. Сидя в своем номере в гостинице, включив телевизор и полностью убрав звук, он набрасывал картины, увиденные днем. Один за другим он вырывал из блокнота изрисованные листы и бросал их на пол. В итоге их там скопилось не меньше десятка, но Люсиану было все равно; он жаждал действия, движения, возможности дать выход своему напряжению.
Но где же Меер? И почему, как спросил его Калфус, он принял ее исчезновение так близко к сердцу?
ГЛАВА 70
Моя жизнь часто казалась мне рассказом без начала и без конца. Меня не покидало чувство, что я являюсь осколком истории, отрывком текста, начало и конец которого утеряны. И я прекрасно представлял себе, что мог жить в ушедших веках, решать вопросы, ответы на которые я не знаю до сих пор; что я родился снова, потому что не выполнил назначенного мне.
Карл ЮнгЧетверг, 1 мая, 08.00
— Доброе утро.
Звук человеческого голоса вспорол тишину, напугав Меер. Вскочив, она уселась на диване.
Это был всего лишь Себастьян.
— Сколько сейчас времени? — встрепенулась Меер. — Мне нельзя было засыпать.
— Ничего страшного. Мы живы и невредимы. Как и вот это. — Он указал на флейту. — Сейчас восемь утра. Электричество восстановлено — не хочешь кофе? Чего-нибудь поесть? Вчера вечером ты едва притронулась к еде.
— В этой гостинице приносят еду в номер?
— Здесь есть буфет внизу, но я могу попросить принести что-нибудь сюда. Что ты хочешь?
— Кофе. Тосты. Меда, чтобы есть с ним тосты. Если есть яйца, то еще пару яиц — и немного джема.
Вернувшись, Себастьян сообщил, что дежурный администратор обещал прислать кого-нибудь с едой.
— Надо подождать совсем чуть-чуть.
— Я должна позвонить отцу и узнать, как он. И справиться о Малахае.
— Обо всем этом я уже позаботился, — сказал Себастьян. — Пока ты спала, я из телефон-автомата на улице позвонил в клинику и справился о Николасе, затем позвонил твоему отцу и Малахаю. Джереми еще спал. Медсестра ответила, что ночь он провел спокойно, и высокая температура к утру спала. Я попросил ее передать ему, что ты обязательно навестишь его днем. Полагаю, этого достаточно?
— Да, спасибо. Как дела у Николаса?
— Идут на поправку. Ну, что касается воспаления легких.
Принесли завтрак. Пока Себастьян подписывал счет, Меер схватила с подноса вазочку с джемом. После того как официант ушел, Себастьян запер за ним дверь на два оборота ключа, и эта предосторожность вернула Меер ощущение нервозности, рассеянное сном.
— Я рада, что у твоего сына все хорошо.
— Да… да… но опасность остается. Каждый новый день, который Николас проводит, замкнувшись в себе, ухудшает ситуацию по экспоненте. — Себастьян налил себе кофе. — Извини. Просто я не нахожу себе места от отчаяния. Я попытался связаться и с Ребеккой, но если она и была на месте, то не пожелала со мной разговаривать. Почему она так себя ведет? Я никогда не делал Николасу ничего плохого. А раз ничто другое не помогает, почему бы не попробовать другой подход?
— Я помню, как злилась моя мать, когда отец впервые показал меня Малахаю.
— Он мне говорил, что ему пришлось нелегко.
— Всем нам пришлось нелегко.
Взяв тост, Меер откусила маленький кусок. Еще несколько минут назад она умирала от голода, однако сейчас у нее не осталось никакого желания поесть. Пришло пресыщение воспоминаниями, причем теми, с которыми ей хотелось поскорее расстаться: ночные перебранки за дверью ее спальни, приглушенные ссоры, ледяная тишина дома, разделившая семью в ту последнюю зиму. Как сложилась бы жизнь ее родителей, если бы она не рассказала им о своих страхах? Остались бы они вместе?
— Я только знаю, что Ребекка не дает мне сделать для сына все возможное, но я не собираюсь ей уступать. — Себастьян встал. — Я пойду приму душ.
Как только за Себастьяном закрылась дверь, Меер пожалела о том, что не поделилась с ним поразительным известием: ей удалось раскрыть тайну «мелодии памяти». Разве не ради него она так напряженно работала всю ночь? Для того чтобы найти эту мелодию, которую Себастьян исполнит для своего сына, помогая ему так, как никто не смог помочь ей самой? Да, разумеется. Однако после стольких лет поисков музыки в тумане бесконечных грез и кошмаров наяву Меер не была до конца готова отказаться от всего этого. Ей было нужно всего один раз услышать мелодию самой. Ночью она не могла играть на флейте, опасаясь разбудить Себастьяна, но сейчас он не услышит музыку за шумом душа.
Осторожно взяв старинный костяной предмет, Меер дождалась ровного шума воды из ванной и только тогда поднесла примитивно сделанный инструмент к губам и расставила пальцы на отверстиях.
Закрыв одно отверстие, она губами выдула воздух в трубку из кости, исполняя ноту до, затем соль и ре. Ноты прозвучали грубовато — первобытный зов земли, звук, наполненный дождем, дымом, огнем и холодом, заполнившим комнату, а затем выскользнувшим на улицу и поглотившим город, потом всю страну, целую планету, расширяясь на галактику. Вот какими пугающими и сложными получились первые три ноты. Меер отложила древнюю флейту. На протяжении веков люди исполняли эти самые ноты на самых разнообразных музыкальных инструментах. Так что дело было не только в самих нотах, но и в особых неповторимых колебаниях, производимых флейтой. Меер по-прежнему чувствовала их отголоски в уголках комнаты, поражаясь тому, как же долго они затихают по сравнению с обычной музыкой. Неужели это те самые бинауральные ритмы, о которых говорил ее отец?
Ровный шум душа напомнил о том, что времени у нее мало.
Она должна сделать это прямо сейчас.
Снова взяв флейту, Меер подула в нее более уверенно, задержав ноту до дольше, а затем исполнила вторую ноту, и этот звук смешался с остаточными колебаниями, все еще висящими в воздухе. Затем к ним добавились третья и четвертая ноты; наложившиеся одна на другую вибрации напоминали сложный, не поддающийся описанию шум.
Меер отняла флейту от губ. Это не игра. Не теория, изложенная на бумаге. Бетховен был прав. Меер исполнила две следующие ноты, затем еще одну. Вокруг нее сгустился гнетущий мрак. Ей показалось, она погружается в коварную топь. Начало получалось зловещим, но она должна была довести дело до конца… покончить с этим раз и навсегда.
Вернувшись к началу мелодии, Меер снова выдула первую ноту, затем вторую, а потом…
— Что ты делаешь? — послышался голос Себастьяна.
ГЛАВА 71
Четверг, 1 мая, 08.52
Он стоял в дверях ванной, обмотав талию полотенцем, с мокрыми волосами. Его сильные плечи, рельефные мышцы рук и груди напряглись.
— Ты раскрыла тайну?
Меер молча кивнула.
— Пожалуйста, исполни мелодию.
— Мы не знаем, к чему это может привести.
— Мне все равно.
— Бетховен был полностью убежден в том, насколько это опасно, и предпринял столько усилий, чтобы спрятать…
Себастьян не дал ей договорить.
— Бетховен жил больше ста пятидесяти лет назад, и ты не можешь знать наверняка, почему он поступал так или иначе.
— Нет, я знаю, Бетховен был уверен в том, что мелодия обладает пагубной силой. Он ее слышал. И он знал, на что она способна. Он был прав.
— В письме этого нет. Бетховен ничего не объяснил.
— Но я это знаю. Ты мне не веришь?
— Если бы я тебе не верил, неужели бы я пошел на все это? Неужели мы сейчас были бы здесь? Тебе и вправду удалось разгадать мелодию? Пожалуйста, Меер, я не стану тебя винить, если со мной что-нибудь произойдет. Просто исполни мелодию.
Мольба в его глазах была еще более отчаянной, чем в голосе, и Меер очень хотелось ему помочь, но она сама столько раз испытывала воспоминания, не будучи к ним подготовлена… Она так долго пыталась от них бежать, что в конце концов это ее искалечило.
— Только в том случае, если мы будем в полной мере сознавать возможные последствия этого. И еще — сейчас мы с тобой одни. Нам по-прежнему угрожает опасность. Помоги мне выбраться отсюда вместе с флейтой… встретиться с отцом и Малахаем… и тогда мы все вместе придумаем, что делать дальше.
Себастьян снова начал было возражать, но Меер не дала ему договорить.
— Знаю, ты хочешь исполнить эту мелодию Николасу — и я хочу помочь тебе в этом. Я буду бесконечно счастлива, если мелодия окажет действие и вернет тебе сына, однако тут нужно соблюдать предельную осторожность. Нам нельзя рисковать. Мало ли что может случиться с твоим сыном или с тобой, и тогда я всю свою жизнь буду винить себя в этом.
