Майкл Бирнс - Святая кровь
Подойдя ближе, Коэн принялся кружить вокруг Шарлотты, как хищник.
— Это Камень мироздания, — продолжил раввин, взмахнув руками, будто дарил этот камень ей. — На этом самом месте Бог сотворил мир и вдохнул жизнь в Адама. На этом самом месте Авраам построил алтарь, чтобы принести в жертву Господу собственного сына. И именно с этого места Иаков увидел путь к вечному царству Божьему — к Свету.
— А при чем здесь ковчег? — Ее вопрос явно разочаровал раввина.
— При всем, — с пылом ответил он. — Вокруг этого самого камня Соломон воздвиг свой храм, как повелел ему Бог. Там, где вы стоите сейчас, стены Святая святых храма когда-то укрывали Камень мироздания. А когда народ Израилев впервые провозгласил себя нацией, это было единственным, что объединяло его.
Коэн показал на ковчег.
— Сундук?
— Ковчег вовсе не сундук, Шарлотта. Не искушайте Господа богохульством, — предупредил он, указав пальцем на небо. — Ковчег — это прямая связь с Богом. В нем хранятся его заветы в ожидании искупления… в ожидании избранного, который вернет божественные силы Сиону. И все, что вы видите здесь… — широкий жест его подразумевал не только храм, но и его окружающее, — будет разрушено. Камня на камне не останется. Как и предсказывал Иисус. Новый храм поднимется согласно Божьему замыслу. Земное царствие в Его честь, дабы все нации стали поклоняться Ему, живя в мире и гармонии.
— Звучит как долгосрочный план, — усмехнулась Шарлотта. — Только не думаю, что это придется по душе мусульманам.
— Им здесь не место, — спокойно ответил он. — Их храм — это осмеяние Бога. Их место в Мекке, в восьмистах милях отсюда. Когда Бог отправит свой суд, мусульмане могут вернуться к себе на родину, иначе их ждет гибель.
Свистящий шум вертолетов над головой заставил раввина поднять глаза к куполу.
— Развяжите ей руки и подведите ко мне, — отдал он приказ, приблизившись к ковчегу и остановившись в метре от него.
Священники срезали путы Шарлотты и подвели генетика к раввину.
— Итак, Шарлотта. — В голосе его звенело нетерпение. — Мы сейчас откроем ковчег. Вы и я. Мы возродим Откровение — с тем, чтобы узнать новый завет. После чего Бог решит судьбу этого места.
Он развел руками и, запрокинув голову, устремил взгляд к куполу.
— Не верю, чтобы все это было так просто.
— Увидите! — пообещал он.
84
Скрываясь в тени, Амит наблюдал, как Коэн со своими людьми быстро скрылись в «Куполе скалы» с ковчегом и заложницей и плотно закрыли за собой двери.
У него было искушение подстрелить из «беретты» двух оставшихся в живых боевиков. Но короткоствольный пистолет не годился для стрельбы издалека. Был еще вариант — догнать их и попытаться застать врасплох. Но расстояние до процессии было великовато, пистолет — неважный помощник против автоматов, а сам Амит — мишень не маленькая. Не говоря уже о том, что вертолеты стремительно приближались. И если израильтяне примут его за врага, подстрелят, как только заметят.
— Амит! — внезапно окликнули его.
Он резко обернулся. Енох… вылезал из дыры в мостовой, из которой только что выбрались люди раввина.
— Ты чего так долго? — спросил Амит, распахнув руки для объятия.
Не переставая внимательно следить за вертолетами, зигзагами прошедшими над ними, Енох подбежал к археологу.
— Что за чертовщина здесь творится? Мы что, опоздали?
— Не уверен, — ответил Амит, с удивлением оглядывая друга.
Енох был бос и вымок до нитки. Бледное, с синевой лицо делало его похожим на ходячего мертвеца. Под мышкой правой руки были зажаты три «галила».
— Бог ты мой, а с тобой-то что стряслось?
— Долго рассказывать, — бойко ответил Енох, обеспокоенный мыслью, что Амит обдумывает план нападения со своим игрушечным пистолетиком. — Выбрось эту пукалку и возьми вот.
Он сунул ему в руки «галил».
— Премного благодарен, — ответил Амит, уверенно ухватив автомат левой рукой.
— Они внутри?
Енох отстегнул магазин от третьего «галила» и опустил автомат на землю сада.
— Боюсь, что так, — мрачно ответил Амит.
— Раввин и… сколько с ним? — спросил Енох, засовывая магазин в карман.
— Осталось девять. С оружием, по-моему, только двое или трое.
— Шансов поболе, чем в Газе.
— Намного.
— А женщина?
— Пока жива.
— Хорошо.
Енох глубоко вздохнул. Кажется, сосульки в легких стали таять.
— Мобильник с собой?
Благодаря водоему телефон Еноха приказал долго жить в тот момент, когда он попытался его включить.
— Да.
Амит достал аппарат из кармана.
Енох набрал номер штаб-квартиры «Моссада» и, назвав свой ID, сообщил в отдел, что Коэн со своей командой уже проник внутрь «Купола скалы» с неопознанным оборудованием и заложницей. Ему не было необходимости настаивать на поддержке или давать инструкции: колесо завертелось.
— Ждать подмоги не будем, — сказал Амит. — Едва Коэн услышит, что они на подходе…
— Знаю, — ответил Енох и вернул телефон. — Я не собираюсь помирать тут. Примем это в расчет, идет?
— Идет, — гордо ответил Амит.
Как вырос паренек. Прежде он был немного другим.
Оба кинулись вверх по ступеням и через платформу. В центре нижнего яруса отделанной мрамором храмовой стены находилась двустворчатая дверь. Как и на остальных семи стенах, здесь было семь витражных окон, расположенных на одной линии над дверями, где настенная мраморная облицовка сменялась арабскими изразцами. Так что друзьям не стоило беспокоиться о том, что кто-то изнутри увидит их приближение.
Как только они достигли стены, Енох вскинул автомат, чтобы расстрелять дверной замок. Но Амит успел остановить его и полез в карман за набором своих незаменимых отмычек.
85
Остановившись над ковчегом, Шарлотта удивилась его солидным размерам: она запросто могла свернуться калачиком внутри. На передней стенке красовался картуш,[125] расположенный над большим выгравированным диском с расходящимися от него вниз лучами, каждый из которых соединялся с анком:[126] без сомнений, изображение солнца. Небольшие идеограммы аккуратными колонками покрывали остальную поверхность передней стенки, как, впрочем, и боковые панели ковчега. Ей подумалось, что заднюю стенку украшают аналогичные гравировки. Идея рисунка могла иметь только одно происхождение:
— Это же египетские символы и изображения, — сказала она. — Почему они…
Ее голос пресекся.
Раввин знающе улыбнулся.
— Когда-то очень давно Египет был местом обитания необъяснимой жизненной силы, которую египтяне прозвали «ка», что можно перевести как источник наивысшей силы, приписываемой солнцу и вечному свету. Древние египтяне поклонялись сотням богов, но бог солнца всегда оставался божеством высшим. Его олицетворение встречалось буквально во всех сферах жизни их общества — от зданий до погребальных ритуалов. А их секреты тысячи лет были зашифрованы в камне — в храмах, гробницах, пирамидах. На протяжении веков египтяне давали божеству много имен: Ра, Атум, Амун, Атен. Но один-единственный мудрый фараон понимал это лучше всех.
Коэн продолжил рассказ о том, как приблизительно в 1350 году до нашей эры первый в Египте и единственный монотеистический правитель Эхнатон пришел к власти и повелел строить новую столицу на восточном берегу Нила,[127] между сильными городами Мемфисом на севере и Фивами на юге. Город, всецело посвященный единственному верховному божеству и создателю. Со временем фараон полностью расстался с политеистической храмовой системой, что способствовало бурному росту богатства и власти многовекового египетского духовенства, жрецам Амуна.
— Эхнатон нажил себе многочисленных врагов, — продолжал Коэн. — И когда в Египте разразилась жуткая эпидемия чумы, жрецы Амуна тут же обвинили в обрушившемся несчастье эхнатоновское отступление от веры. Они заявляли, что фараон тайно нарушил Маат, духовные узы, объединяющие все элементы во вселенной. В связи с этим по стране стали вспыхивать бунты, разжигаемые противниками фараона, количество которых росло. Опасаясь не только смерти и репрессий по отношению к своей семье, но и разрушения новой столицы, Эхнатон доверил тайный вывоз самых могущественных реликвий своему наиболее приближенному визирю.
«В точности как в сто пятьдесят четвертом году до нашей эры, когда Ониас,[128] спасаясь бегством от иерусалимского Синедриона, изъял ковчег из тайника в Кумране и перевез его в безопасное место в Гелиополисе», — подумал Коэн.
— Визирь был человеком добродетельным и хранил секреты древних, пока Ониас пребывал в «должности» первосвященника храма Эхнатона. Звали визиря Моисеем.
