KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Детективы и Триллеры » Триллер » Р. Моррис - Благородный топор. Петербургская мистерия

Р. Моррис - Благородный топор. Петербургская мистерия

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Р. Моррис, "Благородный топор. Петербургская мистерия" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Хоть бы уж ее, того, во сне, — хмуро произнес Салытов. Лишь сейчас они увидели мать девочки. Лиля лежала на полу возле печи; вымокшие в крови волосы свились липкими темными кольцами. Глаза и рот были приоткрыты, словно видя и тайком изрекая имя убийцы. Рану на вид из-за обилия крови и не определишь.

Салытов, шагнув к лежащей, опустился рядом на одно колено и оглядел ей голову в том месте, где кровь стекала на пол.

— Удар, видно, пришелся в затылок, — определил он. — А затем ее перевернули. Или она сама в последний момент нашла в себе силы повернуться. Вон, по всей печи брызги. Да и на стенке. А девочка, похоже, спала. Должна была спать. Уповать будем, что спала. Дай-то Бог. Мать, должно быть, обернулась на секунду, и тут последовал удар. Причем нападавшего она знала, иначе бы не обернулась. А затем убийца подступил к девочке.

Салытов повернулся, думая разглядеть следы убийцы, и тут, крупно вздрогнув, указал на пол неподалеку от того места, где находился Порфирий Петрович.

Теперь, когда дверь захлопнулась, стало видно, что именно мешало ей открыться. У плинтуса лежала Зоя Николаевна в песцовой шубе, мех которой испачкан был кровью, струившейся из разбитой головы.

А на стенах стыдливо отводили от мерзкого зрелища глаза золоченые лики святых. Они словно боялись оскверниться, хотя это им вряд ли удалось: алые брызги и мазки сообщали тускловатым образам новую, несвойственную ранее яркость.

— Мать он убил, пока девочка спала, — рассудил Салытов. — Затем убил ребенка. А тут некстати возвратилась старуха — он и ее уложил, прямо на пороге. Она и пикнуть не успела.

— Боже мой, да что же это! — сокрушенно воскликнул Порфирий Петрович, глядя на сверток с подарком, сиротливо, будто ничком лежащий на полу. — Это все моя вина. Моя… Если б мы там не задержались…

— Откуда тебе было знать, — заметил Салытов, явно в утешение сослуживцу.

Порфирий Петрович с тихим отчаянием посмотрел на поручика.

— Кто это сделал? — спросил он беспомощно.

Тот в ответ, как бы демонстрируя выправку, расправил плечи и прикрикнул:

— Господин следователь, извольте держаться достойно! Правда, вслед за этим сам потерянно сник.

Порфирий Петрович, толкнувшись, как пьяный побрел на поручика (вид при этом такой, что и не поймешь — не то обнять собирается, не то придушить). Неожиданно свернув на полпути, он деревянным движением нагнулся и, вытянув перед собой руки, поднял с пола сверток и, похоже, что-то еще, после чего так же машинально выпрямился.

— Что у тебя там? — чуть севшим голосом спросил Салытов.

Порфирий Петрович в ответ протянул сверток с подарком.

— Да не в этой руке. В другой!

— А ты знаешь, что я ей купил? От всего сердца выбирал. — Салытов не ответил. — Нет, ты глянь!

Поручик подчинился и развернул бумагу. Внутри оказалась пара разукрашенных деревянных фигурок, барышня с гусаром — оба на лицо неказистые, но залихватски веселые.

— А в той-то руке что? — повторил Салытов, игрушки оставив без внимания.

Порфирий Петрович разжал ладонь. Там лежал стеклянный флакончик. «Настойка опия», — значилось на этикетке.

* * *

На стук открыла жена шкатулочника Кезеля. Лицо распухшее, в синяках; нос и тот смесь лилового и сине-желтого. Салытов ворвался, чуть не сбив ее с ног.

— Виргинский где? — рявкнул он, заполоняя собой, казалось, все помещение — безупречно чистое, с простой, но добротной мебелью. — Крови нет, — оглядевшись, резюмировал поручик, обращаясь невесть к кому.

Порфирий Петрович вошел более осмотрительно и, прежде чем что-то спросить, пристально посмотрел женщине в глаза, словно заранее ища там ответ.

— Его здесь нет, — безучастным голосом ответила она.

— Почему муж вас бьет? — спросил наконец следователь, похоже сам дивясь своим словам. В глазах хозяйки отразились растерянность и страх. — Были бы красавицей, если бы не побои.

— Когда Виргинский был здесь в последний раз? — проревел Салытов. — Отвечать, живо!

— Да вот только что, — отвечала женщина, глядя при этом на Порфирия Петровича, словно не в силах отвести от него взгляд. Было в его глазах что-то такое; нечто похожее на ответ ее собственным мыслям.

— В каком он был состоянии? — продолжал дознаваться Салытов. — Было ли в его поведении или внешности что-то необычное?

Женщина взглядом обратилась к следователю за пояснением.

— Может, на нем была кровь? Пришлось ли ему как-то приводить себя в порядок? Может, умываться?

Жена шкатулочника смиренно кивнула.

— Кровь на руках была.

— Только на руках? — уточнил Порфирий Петрович. — А на одежде? Может, ему пришлось переодеться?

Женщина съежилась, как в ожидании удара.

— Я не знаю, — выдавила она слезливо дрогнувшим голосом. — Да какое переодеться. У него одежды-то кот наплакал.

— Ладно, — смягчился следователь. — А вот вы мне скажите, за что вам досталось от мужа в этот раз? Может, как раз из-за Виргинского?

В глазах у женщины опять мелькнул испуг.

— Из-за самовара.

— Какого еще самовара?

— У нас самовар пропал. Стащил кто-то.

— Вы что, серьезно? — не поверил своим ушам следователь. Совмещать пропажу самовара с недавно увиденным было попросту свыше сил. За спиной нетерпеливо завозился Салытов. Встретившись с поручиком взглядом (дескать, «надо бы к негодяю в комнату заглянуть»), он одобрительно кивнул, между тем уточнив:

— То есть он избил вас из-за того, что кто-то стащил самовар? На следователя нахлынула вдруг такая ярость, что, казалось, приди сейчас этот самый Кезель, так и разорвал бы его в клочья. Или, как минимум, задушил.

От охватившего омерзения самому сделалось тошно. Причем следом нахлынул приступ безумной, с истерикой граничащей веселости.

— А кто, по-вашему, мог это сделать? — спросил Порфирий Петрович, отчаянно борясь с тем, чтобы не расхохотаться во все горло.

Женщина лишь покачала головой.

Порфирий Петрович прикрыл глаза. Перед внутренним взором всплыл образ забрызганных кровью икон.

— Ну а муж ваш кого подозревает?

Вот Веронька играет в снегу со сверстниками — только личико разбито в кровавую кашу. Вот она подбегает к нему, пытается что-то сказать — но носика нет, а вместо рта кровавая дыра, потому и слов не выходит, а лишь изливается кровяная слизь.

Распахнув глаза, Порфирий Петрович вперился в ссадины на лице жены Кезеля. Страдалица. Так и хотелось потянуться сейчас к ее лицу, утешить, погладить…

— Пал Палыча, — отозвалась она наконец.

— Значит, все же его, — вздохнул следователь. — И как вы считаете, он прав в своей догадке?

Женщина молча потупилась.

— А ведь кражи не было, не так ли? Вы сами отдали ему тот самовар. Позволили его унести, даром что знали, что муж непременно спохватится — а как же иначе — и потом выместит на вас всю свою злость. Дорогая моя, да вы любите Виргинского почти так же, как ненавидите себя.

— Почему себя, — ответила она твердо, — я мужа своего ненавижу.

— Ох уж да. Как всякий добропорядочный мещанин, он любит почаевничать. А потому какой еще может быть способ с ним, деспотом, поквитаться, как не отдать самовар — эту святыню домашнего очага. А скажите, что Павел Павлович намеревался делать с тем самоваром?

— Он его заложил. Обещал, что вернет. Да он как раз за ним и побежал. Едва лишь увидел, как со мной супруг мой разделался.

— Так он направился к процентщику?

Из каморки Виргинского появился Салытов.

— Я там еще флаконы из-под опийной настойки обнаружил, целых несколько. И вот что еще.

Он протянул Порфирию Петровичу наспех накорябанную записку.


Отец,

Я твой сын. Теперь я это ясно вижу и, увы, не могу отрицать. Я такое же гнусное, низкое и преступное создание, что и ты. Оказалось, что я способен на самые мерзкие злодеяния, какие только можно вообразить. И ненавижу теперь себя даже больше, чем когда-то ненавидел тебя. Я не могу более уживаться с тем, чем я стал, — преступником и подлым трусом. Я собираюсь броситься куда-нибудь под поезд или хотя бы под лошадь (это становится модным у нас в России, ха-ха). По крайней мере, так я обрету свободу от тебя, а ты от меня.

Но как ты смел поднимать на нее руку? Как смел на нее посягать?

Весь в тебя — твой сын Павел.

* * *

Сипловатый, будто спросонья, звонок недовольно звякнул, когда Салытов распахнул дверь в лавку процентщика Лямхи. Так уж сложилось, что теперь всюду первым проникал поручик, и лишь за ним втягивался следователь. Помня предыдущую встречу с хозяином лавки, Порфирий Петрович внутренне напрягся.

В прошлый раз подержанные предметы вокруг вселяли невольный соблазн, облекая флером некоей таинственности. Некоторые он, помнится, пробовал даже на ощупь. Подспудный драматизм их участи и тот казался романтичным — так сказать, скорее грел, а не жег. Теперь же здешняя атмосфера казалась поистине удушающей. Все эти безучастные на вид предметы были воплощением отчаяния. Да, именно отчаяние — вот из чего они были изваяны, а не из фарфора, меди или бронзы. И веяло от них чем-то непередаваемо зловещим.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*