Тед Деккер - Обреченные невесты
«Может, все-таки стоит его убить?»
— Я хочу сказать, ваша логика мне близка. — Казалось, Человека Дождя ничто не смущает. — Я на стороне правды. То есть на вашей стороне. Я искал вас месяцами и с самого начала знал, что, когда найду, мне придется убеждать вас, что я из тех, кого называют хорошими парнями.
«В том, что говорит этот человек, нет никакого смысла».
У Квинтона стучало в висках. Что-то летело на землю.
— Это я из тех, кого называют хорошими парнями, — возразил он. — А вы пытаетесь ставить мне палки в колеса.
Кажется, Человек Дождя был готов и к этому ответу.
— Да-да, мне говорили, именно это вы скажете.
Пытаясь успокоиться, Квинтон переключился мыслями на седьмую избранницу. Ту, что отвергла его ровно семь лет назад, месяц в месяц. Она выглядела как подстреленная голубка, и он сразу до безумия влюбился в нее. Обращался как с королевой, не сводил влюбленных глаз, словно был Богом, а она — несчастным ангелом.
И когда ему наконец показалось, что настал миг воссоединения, он пришел к ней в комнату и сбросил халат, чтобы продемонстрировать свое великолепное тело. Но вместо того чтобы признать, сколь драгоценен будет их союз, она принялась царапаться, визжать и отбиваться. Пытаясь объяснить, что к чему, он заткнул ей рот кляпом. Но чем настойчивее становился, тем упрямее сопротивлялась она. Пришлось ударить ее, да так сильно, что она потеряла сознание.
И только тогда ему открылась истина: она уготована не ему — Богу. Она самая красивая женщина на свете и создана для него. И он доставит ее ему.
Человек Дождя решил, что она Ангел. Но он заблуждается. Если бы он действительно был хорошим парнем, то знал бы правду, разве нет?
— А вы высокого о себе мнения, Человек Дождя. Да, я знаю, именно так и вы думаете. Правильно. Но теперь, когда я нашел вас, можно сказать то, что я был послан сказать.
«Каков наглец».
— Если бы знали, кто я, знали бы и кто она. Все, надоели мне все эти игры.
Пот катил с него градом, начиналась чесотка.
— Все вы говорите и делаете правильно, — продолжал Человек Дождя, — кроме одного. Вы не приводите невест к Богу, вы убиваете их.
— А есть разница?
— Да, и я здесь для того, чтобы вы поняли, в чем она. Вы сделали ошибку. — Голос Человека Дождя задрожал. — Вы убиваете избранниц Бога, как убивал Гитлер или Нерон. Как Люцифер пытается убивать. Этот вывод опровергает вашу логику, и в этом состоит правда. Вы совершили единственную, но самую страшную ошибку.
Квинтона словно током пронзило.
«А что, если этот человек прав? Канюки пикируют на землю. Мороженое тает. Прости меня, Отче, я согрешил».
Канюк, поселившийся в голове у Квинтона, начал расти, и его затрясло.
— Вы сами не знаете, о чем говорите.
«А что, если знаю?»
— Я здесь, чтобы сказать: вы служите не тому господину.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Квинтон вскочил и, путаясь ногами в одеялах, бросился к Брэду и всадил кулаком в висок.
— Говорил же, не смейте меня так называть!
У Человека Дождя дернулась голова, губы окрасились кровью. Он поднял голову и умоляюще взглянул на Квинтона.
— Так называет вас Бог, и он просит вас не убивать ее. — Глаза его наполнились слезами. — Пожалуйста… не убивайте Райскую Птичку.
Этого единственного слова хватило, чтобы семь лет жизни Квинтона пошли прахом. Выходит, он знает? Человек Дождя знает, что Птичка — седьмая?
Ошеломленный, Квинтон отступил на несколько шагов. Но если так, то, может, он прав насчет остального?
«Ты всего лишь канюк, малый. Ты канюк и все это время только и знаешь, что летать с демонами».
— Что такое вы говорите? — с трудом выдавил Квинтон.
— Я говорю, что вы правы — она самая красивая женщина на свете. Я вижу то, что Бог видит всегда. А вы… вы посланы с миссией из ада.
У Квинтона что-то щелкнуло в голове. Сарай закружился. Канюки подняли гвалт.
«Откуда ты взялся? Откуда ты взялся, ничтожный, безмозглый малый?»
— Я демон? — вслух произнес Квинтон.
— Нет, вы…
Но дальше он уже не слушал. В ушах стучала кровь. Так всегда было! Райская Птичка — самая красивая, он убедился в этом, едва она появилась в Центре Благополучия и Разума. Невинный агнец, разгуливающий по земле, как ангел — посланец небес. Остальные, весь мир, видели только пропащую жизнь, исковерканную, растоптанную, но он-то видел подлинную красоту и стремился сделать ее своей.
Она отвергла его, потому что он не был ангелом милосердия, потому что увидела в нем того, кем он был на самом деле — демоном, убивающим самых красивых. И вот теперь он вернулся, чтобы навести порядок.
Но это не так. Он вернулся, чтобы убить ее за то, что она его отвергла.
Квинтона смущало и обескураживало, что он так долго не мог постичь эту истину. И все же в душе он все понимал. Он стал жертвой собственных иллюзий. Как заблуждающийся политик, как тиран, убедивший себя, что насилие оправданно.
— …Если хотите, Квинтон… — говорил Человек Дождя.
— Я… Прошу вас, не надо меня так называть, — услышал Квинтон собственный голос.
— Еще есть время передумать.
«Я убил миллион человек и хочу убить еще миллион, потому что я демон, вот кто я такой».
— Я… я демон.
Человек Дождя промолчал.
Квинтон почувствовал, что у него земля из-под ног уходит. Он упал коленями на пол, клацнул зубами и заплакал, зарыдал, завыл.
Человек Дождя что-то говорил, но его слова тонули в буре ярости, охватившей Квинтона. Ему казалось, голова вот-вот расколется, как при взрыве. Паника накатывала волнами, ударялась в лицо и грудь. Он сдавил ладонями виски, чтобы хоть как-то успокоиться. Но становилось только хуже.
Существовал единственный способ избавиться от нее.
Брэд Рейнз наблюдал за судорогами Квинтона со смесью страха и облегчения. Он достучался-таки до Коллекционера Невест, и сейчас все было лучше, чем то, что происходило прежде.
Но дошла до него и горькая истина: Квинтон вовсе не использовал Птичку как приманку для ее сестры. Он заманивал именно ее. Она была его изначальной целью.
Сейчас этот человек вопил. Лицо его побелело как мел. Стоя на коленях, он дрожал словно одержимый.
— Еще не поздно остановиться, — говорил Брэд. — Всему этому можно положить конец.
Квинтон вдруг замолчал и, тяжело дыша, опустил голову.
— Квинтон…
Он постепенно приходил в себя. Задышал глубже и с трудом, весь обмякший, поднялся на ноги. Стиснул зубы, расслабился, снова стиснул и наконец решительно поднял голову.
— Вы правы.
Он повернулся, подошел к столу, взял пистолет, вернулся на место и выстрелил в Брэда.
Пуля пробила грудь. Брэд судорожно втянул воздух.
— О Господи!
— Извините, ничем не могу помочь. — Квинтон снова подошел к столу, подхватил чемоданчик и направился к своей машине.
Пуля явно не задела сердце, иначе как бы он мог дышать. Она вошла в правую часть груди, скорее всего пробила легкое и вышла наружу. В боку возникла чудовищная, волнами набегающая боль.
— Пожалуйста… Куда же вы?
Квинтон остановился и бесстрастно посмотрел на него.
— Я намерен довести до конца то, что следовало сделать давно. А когда покончу с этой, найду новую. И не остановлюсь, пока все они не будут мертвы. Все так и случится. Я убиваю избранниц Бога. — Он повернулся и двинулся к выходу. — Счастливо провести последние минуты жизни, мистер Рейнз.
ГЛАВА 29
Птичка и сама не знала, сколько времени провела в салоне красоты. Часа два, пожалуй.
Джесси, младшая из стилистов в сегодняшней смене, взяла ее за руку, подвела к креслу и усадила перед зеркалом.
— Итак, что бы вы хотели?
Птичка пришла в замешательство. От запаха химикалий у нее закружилась голова.
«Они собираются отравить меня каким-нибудь газом и превратить в монстра? Нет, не может быть. Кто же пойдет на такое? Пусть я немного наивна, но ведь не глупа же. Да, возможно, немного, совсем чуть-чуть не в себе, но не глупа».
И все же она не могла успокоиться, избавиться от мыслей, заставляющих броситься прочь отсюда.
«Монстры, тут одни лишь монстры и чужеземцы, и они намерены отравить меня».
Джесси, молодая женщина с гривой светлых волос, откинула волосы Птички назад.
«Таких изображают на обложках модных журналов, — подумала Птичка, — в рекламе косметики. Она напоминает мне Андреа, только глаза другие — голубые, под цвет неба, откуда чужеземцы пришли.
«Довольно про чужеземцев!»
— Почему бы не подкоротить? — поинтересовалась чужая.
— Нет.
— Думаете, не стоит? А мне кажется, вам бы очень пошло.
От одной только мысли, что где-то у шеи будут щелкать ножницы, Птичке сделалось нехорошо.
— Нет, не надо.
— Ладно, как скажете. Сделаю, как пожелаете. В конце концов, волосы ваши, не мои. Что скажешь, Кассандра? Она не хочет укорачивать волосы.
