Михаил Зайцев - Час ворона
– С печки упал, да? Буба снимает.
– Знаю. Скажи, где снимает. Адрес?
– Я что? Себе враг, да?
– Клянусь, Буба не узнает, откуда у меня адрес его притона.
– Нет, Седой! И не проси.
– Не скажешь, больше не дам халтуры.
– Нет! Не скажу. Мне не нужны неприятности.
– А приятности тебе нужны? Что, если я сейчас же позвоню Борису и расскажу, как видел тебя в прошлую пятницу целующимся с Аркадием Павловичем? Борька – дама ревнивая. Не простит измены.
– Стас, ты подлец!
– Ни фига, я не подлец. Просто мне очень нужно срочно встретиться с Бубой.
– Поклянись, что не скажешь...
– Я уже поклялся! Бубе под пыткой не скажу, от кого я узнал адрес!
– Не перебивай меня, пожалуйста! При чем здесь Буба! Поклянись, что ничего и никогда не скажешь Борису про нас с Аркадием.
– Клянусь. Ничего не расскажу Борьке про то, как в прошлую пятницу, отдыхая в кабачке «Планета Голливуд», пошел в сортир отлить и там застал тебя, целующим взасос очаровательного белокурого Аркашу. Никогда не расскажу, какой орган Палыча ласкала твоя шаловливая ручонка во время поцелуя и куда забрался розовый пальчик Аркадия.
– Подлец! Мерзавец! Зачем ты надо мной издеваешься?! Животное! Мужлан! Зачем ты мне все это говоришь?
– Затем, чтоб ты мне фуфловый адресок Бубы не подсунул.
– Это наш с тобой последний разговор в жизни, альбинос проклятый!
– Согласен. Диктуй адрес, мой бывший «голубой» друг, и попрощаемся на век. Слушаю внимательно.
Ленечка по памяти продиктовал столь желанный для меня адрес и бросил телефонную трубку.
Стошенко подрабатывал у Бубы, консультировал Бубу на предмет звуковых эффектов, подбора музыки, шумов, ну, и так далее. Отсюда и знание Леонида Стошенко того места, где кинорежиссер Николай Касторский по кличке Буба снимает порнуху с «юными участниками». (Кстати, кураторы-бандиты детского порно отказались профинансировать гомосексуальный вокальный проект Ленечки, свели его с ивановской группировкой и потом долго смеялись над избитым геем. Вот такие они, спонсоры от криминала, шутники и затейники.) Первым на должность порнорежиссера был приглашен я. Как-то во время ночных посиделок, не помню уже в каком кабаке, за мой столик подсел бандитского вида мужчина, назвавшийся Егором. Бандит попросил мою подружку актрисульку Зиночку «сходить попудрить носик» и взялся пудрить мне мозги. Коротенечко изложил суть творческо-коммерческого порнопредложения, заверил, что «все схвачено», «все под «крышей», и предложил встретиться «если я стремаюсь» с «Большим Папой» для получения гарантий «полной спокухи». От заманчивого предложения делать бабки на детском порнокинематографе я сумел отказаться. Повезло. Бывают и такие предложения, от которых при всем желании не откажешься. В данном, конкретном случае мое везение имело имя Николай, отчество Каренович и кличку Буба.
Николай Каренович во времена оно снял несколько детских фильмов-сказок. С приходом к власти демократов Николай Каренович впал в нищету и сшибал копейки, участвуя в устроении разнообразных детских утренников и праздников. Пока подрастало поколение детей, которые еще помнили фильмы Бубы, экс-режиссеру удавалось сводить концы с концами. Когда же последние памятливые детки перестали посещать новогодние елки, покрасили волосы, надели туфли на платформе и ломанулись на рейверовские дискотеки, спал интерес и к Николаю Кареновичу. И у детишек, и, как следствие, у финансирующих ребячьи забавы взрослых. Николай Каренович попробовал делать рекламу, однако за время, проведенное вне съемочной площадки, он здорово отстал в техническом плане. Буба боялся компьютеров, ненавидел цифровую аппаратуру и, привыкнув склеивать обрывки кинопленки за архаичным монтажным столом, путался в отснятом на видео материале. И все же Бубе удавалось с грехом пополам раз в полгода урвать заказик на дешевую рекламку. Но именно с грехом пополам и не чаще чем раз в шесть месяцев.
Пока я тянул время, оттягивая неприятный момент, когда придется сказать «да» или «нет» порнодельцам, пока я строил мрачные прогнозы на большие неприятности после моего окончательного «нет», Николай Каренович прознал откуда-то, что обеспеченные крутые люди ищут кинорежиссера для съемок «детского кино». В тусовке все обо всем и про всех знают. Буба искал выход на крутых заказчиков, и он его нашел. Признаюсь по секрету – не без моей скрытой помощи. Я лично запустил сплетню про спонсоров «детского кино», не уточнив пикантные детали предстоящего кинопроизводства. Представляю, как вытянулась физиономия Касторского, когда он узнал, какого сорта «детское кино» предлагают снимать. Однако он согласился. Вскоре вокруг Бубы сплотился маленький творческий коллектив. Все, так или иначе причастные к порнопроизводству творчески-технические работники тщательно скрывали свою ангажированность в сфере подпольного кинематографа. Но в том и прелесть тусовки, что в ней ничего невозможно скрыть, как невозможно укрыть физические недостатки от чужих глаз на нудистском пляже. Короче говоря – тайна порнокино была и есть той тайной, о которой все знают мельчайшие подробности, безопасные для здоровья. Например, все, не один я, знают, что Ленечка курирует у Бубы звук, но никому и в голову не придет выяснять, где находится подпольная киностудия, ибо, не дай бог, приключатся какие разборки с допросами, так лучше Стошенко сдать, оправдавшись потом излишней болтливостью последнего, чем засветить конкретное место, переполненное доказательствами преступных деяний на ниве запрещенной законом порноиндустрии. Наводчика бандиты не простят, а трепача, может, и пощадят.
Адрес, названный Ленечкой, смутно знаком. Если быть до конца точным – знакомо место, где выстроен дом номер такой-то. Большой Харитоньевский переулок, совсем рядом с Чистыми прудами. На метро вторая остановка. Брать мотор от трех вокзалов до Чистых прудов – сорить деньгами. А что делать? Сто американских долларов одной бумажкой составляют все мои капиталы. Документов нет, в обменник не сунешься, да и закрыты все обменники в такую рань. Хорошо бы заехать домой, но нельзя. Дома непременно ждет засада.
На площади у трех вокзалов я отыскал сговорчивого частника. Хмурый шоферюга согласился подвезти до Чистых прудов, дав сдачи с моей сотни всю имеющуюся у него наличность, аж двести пятьдесят четыре рубля. Надо спешить, пришлось ехать. Никогда еще не платил так много за пять минут езды в «Москвиче».
С повеселевшим шофером «Москвича» распрощались подле памятника Грибоедову. Отсюда быстрее пешком дойти до Большого Харитоньевского, чем петлять по улочкам с односторонним движением.
Пять минут ходьбы, и я возле дома с искомым номером. Старый добротный жилой дом подле относительно новой постройки середины семидесятых. В домишке-старикашке меня интересует первая парадная. Вхожу и напарываюсь на щиток домофона. Экая незадача. Придется вести предварительные переговоры с Бубой отсюда, снизу. А если Буба не ответит на сигнал домофона, придется ждать, пока в парадную кто-либо войдет или из парадной кто-нибудь выйдет. Время раннее, можно прокуковать у закрытой двери и час, и два. Господь, Зевс Громовержец, сделай так, чтобы Буба ответил!
Я набрал на панели домофона двузначный номер квартиры, и динамик переговорного устройства оперативно откликнулся голосом Бубы:
– Кто там?
– Николай Каренович, это я – Седой, Стас Лунев. Откройте, пожалуйста, есть разговор.
– Поднимайтесь на последний этаж. Открываю.
Входная дверь открылась, впустив меня в парадную. Я вошел, бодро перепрыгнул три низкие ступеньки и, оказавшись около дверей лифта, поспешил втиснуться в кабинку.
Кнопка последнего, четвертого этажа не работала. Я надавил пластиковый кругляк с полустертой тройкой, кабинка вздрогнула, сварливо загудела и не спеша поползла вверх.
«Странно, почему Буба не удивился моему визиту? Час ранний, сонный, а он откликнулся на зов домофона, будто давно ждал в гости Стаса Лунева, – думал я, тупо уставившись на неработающую кнопку, помеченную четверкой. – Черт побери! Какой же я болван! Ну конечно! Леонид Стошенко позвонил, предупредил о моем нездоровом ажиотажном интересе к подпольной порнокиностудии».
Лифт остановился, и его отнюдь не механические дверцы сразу же распахнулись, причем без моей помощи. Дверцы лифта открыл поджидающий меня на площадке третьего этажа шкафообразный детина.
– Вылазь! – велел живой шкаф, поигрывая мускулами. Здоров бугай. Здоровее вчерашнего Лысого. Высок, в плечах широк. Одежда форменная, бандитская – спортивный костюм «Найк». Башка подстрижена ежиком. На шее златая цепь. Типичный представитель криминальной прослойки больного общества.
– Вылазь, сказано! – Бандит потянулся ко мне рукой. Я еле удержался, чтобы не схватиться за его палец «лапой петуха». Но удержался. Вышел. Огляделся.
Мы на площадке одни. Я и живой шкаф. Встречающий безоружен. Поразительное неуважение к моей воинственной личности!.. Ба! Да я и забыл совсем! В тусовке-то никто не знает, что я обучен драться. Для приятелей-тусовщиков я такой же, как и все, – хилый, субтильный малый, пижон-красавчик с длинными белыми волосами, фантастическими амбициями и подрастающим брюшком.
