Роберт Маккаммон - Всадник авангарда
— Что лучше нас, ты хотел сказать.
— Вот. Точно подмечено. Именно это я и говорю.
— И правильно ведь говоришь, брат.
— Но ты себе представляешь, как это печально?
— Да просто траурно, брат.
— Жуть до чего грустно, — заключил Мэк.
Ухмылка будто прилипла к его физиономии, а зеленые глаза горели тусклым пламенем.
— Ох, помилуй Господь мою душу грешную! — Джек заметил фигуру на камне. — Гля, куда Спейди вытаращился.
Мэк тоже увидел и мрачно кивнул.
— Ага, гля. Туда, гля, и вытаращил глазенапы.
— Да он бы и лапы туда вытаращил, — сказал Джек.
— Да и не только, — согласился Мэк.
— Вот оно как, брат, — сказали оба почти в унисон.
— Джентльмены! — начал Мэтью, серьезно задумавшись об отступлении, потому что в воздухе висела ощутимая угроза. — Восхищен вашим вкусом при выборе женщин. Хотел бы спросить, где вы достали такой прекрасный экземпляр.
— Экземпляр! — повторил Джек, фыркнув и брызнув при этом соплями. — Это что же, значит, наша Штучка — какой-то вонючий червяк? Так, что ли?
— Слизняк из-под камня, — уточнил Мэк.
— Никоим образом не хотел выразить неуважения. — Мэтью понял, что дело швах: эти ребята собирались его измолотить, что бы там ни было, и он решил переключить их мысли на Штучку, а потом — не думая уже о достоинстве — рвануть с балкона изо всех сил. — Просто интересно, где можно найти женщину этой породы?
— Да купить, пацан, на бляжьем рынке. — Джек подался ближе, оскалясь. Дыхание его несло запах виски, усиленный ароматом рыбы. — Я-то думал, это твое дело, знать должен.
— Только Штучку мы не покупали, — доверительно сообщил Мэк, обнимая Мэтью за плечи так, что у него мурашки побежали по спине. — Мы ее когда встретили, ею владел один игрок-джентльмен в Дублине. Выиграл ее в фараон в запрошлый год…
— За год до того, — поправил Джек.
— А по фигу. — Мэк сильнее сжал плечи Мэтью. — Мы решили, что она нам нужна. Ты слушай, слушай! История хорошая. Решили мы ему объяснить, что в этой таверне нельзя играть в фараон без нашего разрешения, нам не отстегивая, да еще подчесывая фишку против понтирующих лохов. Помнишь, как он потом уполз?
— Ага, и кровью блевал, — вспомнил Джек.
— Потому что когда у человека коленей нет, — поучительно сказал Мэк, — ему приходится ползать.
— Ходить он потому что не может, — пояснил Джек и прижал горлышко бутылки к губам Мэтью. — Давай-ка, Спейди, выпей со мной.
Мэтью резко мотнул головой, уловил движение и заметил, что за этой драмой наблюдает Штучка, стоящая на своем камне.
— Спасибо, не хочу, — ответил он, видя, как индеанка повернулась спиной и нырнула с камня в море.
Волны сомкнулись над коричневым телом, оставив пенный след.
— Ты меня, пацанчик, не слышал. — Голос у Джека был абсолютно спокоен. — Я тебе сказал: «Хочу, чтобы ты со мной выпил».
— А потом со мной! — Мэк тоже прижал бутылку ко рту Мэтью. — Промочи свистелку, пока можешь.
— Нет, — повторил Мэтью. Его терпение кончалось. — Спасибо. — Он стал отодвигаться от братьев, хотя они продолжали давить с двух сторон. — Извините, но я должен…
Мэк внезапно выбил у него из рук «Малый ключ Соломона» и сильно ударил его этой книгой в нос. От резкой ослепительной боли глаза Мэтью наполнились слезами. Не успел он опомниться, как Джек схватил его ладонью за шею сзади и ударил головой в лоб. В мозгу вспыхнули копья света и пылающие звезды. Руки и ноги сразу же онемели, превратившись в мертвый бесцельный груз.
— Держи его, — услышал он слова одного из них, подобные эху в длинном разветвленном коридоре. — Этот говнюк и не весит ничего.
— Стой, идея есть. Не давай ему упасть.
— Хочешь, чтобы я двинул его коленом в яйца?
— Не, пусть лучше поплавает. Только сперва… тащи его вот сюда. Щас я шнуры сниму с портьеры.
— Чего придумал, брат?
— Придумал, что Спейди нажрался, залез на эту штуку, она упала, и… вот туда он и полетел.
— Имеешь в виду — замочить его?
— Смыть с наших рук это мелкое говно, вот что имею в виду. И закинуть поглубже, где его никто не найдет. Тащи пацана сюда.
В тумане оглушенного мозга, сквозь пульсирующую боль, Мэтью сообразил, что ничего хорошего для его будущего не происходит. А происходит что-то очень плохое.
Его куда-то потащили. Глаза ослепило солнцем и черными тенями, что мотались туда-сюда перед туманящимся зрением. Он попытался встать, поднять голос протеста против такого жестокого обращения.
— Смотри, оклемывается.
— Дай ему еще.
Последовал удар головой в лоб. Вспыхнули, взрываясь, световые шары. Ноги затанцевали по собственной воле — наверное, Гиллиам Винсент его похвалит. Он ведь сейчас в таверне Салли Алмонд? И это скрипка играет — хотя фальшивит немилосердно, — и барабан гремит над самым ухом?
Гулкие голоса вернулись.
— …туда его сверху сажай. И руки сзади свяжи.
— А шнуров не хватятся?
— Не наша забота, брат. Может, подумают, что он своему коню поводья делал — и в них запутался.
Коню? — подумал Мэтью в глубине темной пещеры. — Какому коню?
Боль в плечах. Руки завели назад. Связывают за спиной?
— А вот этим шнуром к коню его привязывай. Да быстрее же!
К коню? — еще раз подумал Мэтью. Казалось очень важным понять, что это значит, но мозг отказывался что-либо соображать.
Кто-то обматывал его веревкой. Щас я шнуры сниму с портьеры, вспомнил он.
— Поймут же, что это мы.
— Нет, брат, не поймут. Бутылку поставь на перила, поможешь мне этого гаденыша спихнуть. Готов?
— Всегда готов.
— Толкаем!
Мэтью ощутил, что падает. Попытался проморгаться ничего не видящими глазами. Из губ рвался крик, но рот не хотел открываться.
Конь, подумал он.
Морской. Морской конек.
В воду он плюхнулся боком.
Холод воды чуть прояснил мысли, и он успел набрать полные легкие воздуха перед тем, как погрузиться во мрак.
Всплываю, вспомнил он свой ответ Сирки.
Но до него сразу дошло, что ни один человек, если его привязать к нескольким сотням фунтов каменной статуи, всплыть не сможет, и сейчас он, отчаянно зажимая воздух в легких, со связанными за спиной руками, летел под волнами верхом на своем коне вниз, вниз, в синее безмолвие.
Глава двадцать третья
Погружаясь, Мэтью переворачивался. Морской конек оказывался то над ним, то под, унося юношу к смерти. В ушах трещала боль. Слышно было, как булькают, вырываясь изо рта, пузыри. Глаза затягивало синим. Мэтью заставлял себя вырываться из пут, связывающих руки, но силы из него частью выбили, а частью они иссякли сами по себе. Пустым сосудом опускался он в удушающее, засасывающее жерло океана.
Бессмысленный приступ паники заставил его задергаться изо всех сил.
Из легких, изо рта вырвалась очередная порция воздуха. Давление в ушах было неумолимо, как ожидающая его судьба. Ревела в голове водяная могила, разверзшаяся поглотить его труп и навеки скрыть от солнца, — а может, это был голос какого-нибудь демона из «Малого ключа Соломона», радующегося гибели христианской души.
Каменный конь Мэтью вдруг наткнулся на что-то с приглушенным водой стуком, приземлился на основание. Спуск прекратился.
Повсюду виднелись только полосы и тени, странные формы — быть может, угловатые камни, обточенные временем и водой. Сердце колотилось, и Мэтью знал, что после следующей потери воздуха страдающие легкие перестанут цепляться за жизнь, океан ворвется в них и закончит работу, начатую Таккерами.
Освободиться он не мог. Не мог вывернуться из петель, привязывающих к каменной лошади. Мэтью понял, что ему пришел конец. Что не отняли у него пороховые бомбы, то заберет холодная синяя глубина.
Кончено, подумал он. Но Боже ты мой, я еще не готов…
Вдруг к нему прижался рот. Губы к губам. В легкие с силой выдохнули воздух. Завертелся перед глазами вихрь черных волос. Кто-то пилил веревку, связывающую руки, по коже царапнуло острым. Кусок стекла, разбитая раковина? Надо продержаться еще момент, одно мгновение, если бы он только мог…
Тело дрожало и дергалось в изнурительной битве с подступающей тьмой. Еще бы мгновение, одно мгновение…
Веревка поддалась, и индеанка освободила ему руки.
Но оставалась веревка, привязывающая тело к статуе. Обернутая вокруг талии. Он схватил ее двумя руками, потянул — она влипла туже насосавшегося крови клеща. Где же узел? Где-то под статуей?
Снова припал к нему рот девушки, делясь дыханием. Острие стало резать веревку на левом боку. Пилит отчаянно, подумал Мэтью, так отчаянно, как он бился с грохочущей наваливающейся темнотой. Юноша глянул вверх — серебристые пузыри рванулись изо рта и ноздрей, потому что он не мог больше сдерживать выдох. Сверху на воду светило солнце. Какая здесь глубина? Тридцать футов, сорок? Ему не выплыть.
