Джеффри Линдсей - Деликатесы Декстера
У меня появилось неприятное ощущение, будто я куда-то проваливаюсь, когда смысл ее угрозы начал доходить до меня. Если она заявит, что все произошло без ее согласия, строго говоря, случилось изнасилование, хотя подобные вещи никогда не входили в сферу моих интересов, я уверен, суд посмотрит на меня с ничуть не большим одобрением, чем если он узнает о некоторых моих увлечениях. Прозвучи слово «изнасилование», и никакие оправдания мне не помогут, какими бы умными и во всех отношениях замечательными они ни были. И разве можно осудить тех, кто ей поверит: взрослый мужчина, запертый с молодой девушкой, никто никогда ни о чем не узнает — картина говорит сама за себя. Невозможно не поверить и так же невозможно оправдать, даже если я и был в тот момент уверен, что скоро умру. Я никогда не слышал, чтобы защита обвиняемого по делу об изнасиловании строилась на смягчающих обстоятельствах, и был уверен: это не сработает.
Не важно, что я скажу, даже если Декстер в своем красноречии превзойдет человеческие возможности и заставит мраморную богиню правосудия расплакаться, мое слово все равно будет против ее, а я тот, кто воспользовался беспомощностью жертвы похищения. Мне ясно, что обо мне подумают. В конце концов, я тоже злорадно смеялся над новостями о взрослых женатых мужчинах, терявших семью и работу, переспав с молоденькой девицей, а это именно то, что сделал я. Даже если мне удастся убедить всех окружающих, будто наркотики вынудили меня на этот поступок, а сам я не виноват, со мной все будет кончено. Секс с девушкой-подростком под воздействием наркотиков больше тянул на заголовок «желтой» газеты, чем на оправдание.
К тому же никто из когда-либо живших на земле адвокатов не смог бы защитить меня перед Ритой. Я все еще многого не понимал в человеческом поведении, но смотрел достаточно сериалов, чтобы осознать один момент. Рита, возможно, и не поверит, будто я насильник, но это не будет иметь для нее значения, даже если я скажу, что меня связали по рукам и ногам, накачали наркотиками, а потом заставили заниматься сексом под угрозой пистолета. Она разведется со мной и воспитает Лили-Энн сама. А я останусь один, на улице, без жареной свинины, без Коди и Эстор, и у меня не будет даже Лили-Энн, чтобы найти хоть в ком-то утешение, — экс-папочка Деке.
Ни работы, ни семьи — ничего. Она, вероятно, отберет даже мои ножи. Чудовищно, невероятно, кошмарно. Все, что было для меня важным, летело к чертям, вся моя жизнь оказалась вытряхнутой в мусорный контейнер. И все это из-за подсыпанных наркотиков? Это более чем несправедливо. Вероятно, какие-то из этих мыслей отразились на моем лице, поскольку Саманта, все еще глядевшая на меня, принялась согласно кивать.
— Да, — сказала она, — подумай об этом.
Я посмотрел на нее и действительно подумал об этом. Кроме того, я задался вопросом, нельзя ли хоть разок разобраться с тем, кто только собирается что-то совершить. Предупредительные игры, так сказать.
Но, к счастью для Саманты, прежде чем я успел потянуться за клейкой лентой, Дебора решила вернуться к роли доброго избавителя невинной жертвы.
— Ладно, — сказала она, — все это может подождать. А сейчас давай лучше отвезем тебя домой, к родителям.
Дебора положила руку Саманте на плечо. Естественно, та немедленно ее стряхнула, как какое-то мерзкое насекомое.
— Отлично, — ответила она, — дождаться не могу.
— Пристегни ремень, — сказала ей Дебора и, как будто вспомнив о чем-то незначительном, обернулась ко мне: — Думаю, ты можешь поехать с нами.
Я уже хотел сказать, чтобы она не беспокоилась, я вполне могу остаться здесь и покормить комаров, но вовремя вспомнил, что с сарказмом у нее всегда были некоторые проблемы, поэтому просто кивнул и пристегнулся.
Дебора вызвала диспетчера и сообщила ему:
— Альдовар у меня, я везу ее домой.
Саманта вполголоса выругалась, и Деб посмотрела на нее с выражением, напоминавшим нервный тик, которое, вероятно, должно было выглядеть как сочувственная улыбка. Затем она тронулась с места, и следующие полчаса с небольшим у меня была возможность в деталях вообразить, как вея моя жизнь рассыпается на миллион осколков. Картина оказалась невероятно грустной: Деклассированный Декстер, лишенный любовно созданной маскировки и всех прочих удобств, выброшенный нагишом в холодную ночь. И самое неприятное — я не видел способа избежать этого. В холодильнике я вынужден был на коленях умолять Саманту просто ничего не делать и предоставить мне возможность сбежать, а ведь тогда она не была враждебно настроена. Теперь, когда она злилась на меня, я никак не мог убедить ее промолчать, разве что и вправду зарезать. Ее невозможно даже вернуть людоедам. Кукаров мертв, остальные арестованы или в бегах — ее попросту некому будет съесть. Картина скорбная, но ясная: мечты Саманты пошли прахом, она обвиняла в этом меня и страшно отомстит, а я ничего не смогу ей противопоставить.
Не то чтобы я так уж любил иронию, но не заметить ее количество в сложившейся ситуации становилось трудно. Неужели, после всех моих развлечений, погубить меня должны обиженная девица и бутылка воды? Это была такая тонкая шутка, что только французы смогли бы оценить ее по достоинству.
Чтобы подчеркнуть справедливость моих предчувствий и собственную решимость, Саманта каждые несколько миль долгого скорбного пути к ее дому поворачивалась ко мне и пыталась испепелить меня взглядом. И в подтверждение того, что даже в самой худшей из шуток концовка всегда бывает интересной, как только мы свернули к дому Альдоваров, Дебора выругалась. Я наклонился вперед и сквозь лобовое стекло увидел перед их домом настоящую ярмарку.
— Чертов сукин сын, — сказала она, ударив ладонью по рулю.
— Кто? — поинтересовался я. Должен признаться, я был рад, что плохо не только мне.
— Капитан Мэттьюз, — прорычала она, — как только я сообщила диспетчеру, он собрал тут всю эту чертову прессу, чтобы обнять Саманту перед камерой и еще раз похвастаться своим чертовым подбородком.
Разумеется, как только Дебора остановилась перед домом Альдоваров, капитан Мэттьюз как по волшебству возник рядом с дверью пассажира, помог все еще мрачной Саманте выбраться из машины под сверкание вспышек и восхищенные крики орды репортеров. Капитан обнял ее за плечи и властным жестом велел толпе расступиться и дать им пройти — момент, который должен быть отмечен в анналах иронии. Ведь именно Мэттьюз их сюда и вызвал, и именно для того, чтобы они увидели этот момент, а теперь делал вид, будто хочет, чтобы все они ушли, пока он будет утешать Саманту. Я был настолько восхищен его талантом, что за целую минуту только два или три раза вспомнил о своем мрачном будущем.
На Дебору спектакль произвел куда меньшее впечатление. Она шла в кильватере Мэттьюза и злобно ухмылялась, отбрасывая с дороги каждого репортера, которому не хватило ума убраться с ее пути. Выглядела она так, будто ее собирались пытать. Я последовал сквозь толпу за этой веселой компанией до самой двери, где уже стояли мистер и миссис Альдовар, ожидавшие возможности поприветствовать свою блудную дочь объятиями, поцелуями и слезами. Сцена выглядела невероятно трогательной, и капитан Мэттьюз исполнил свою роль так блестяще, словно репетировал несколько месяцев. Он встал рядом с семьей и широко улыбнулся всхлипывающим родителям и хмурящейся Саманте. Наконец, увидев, что внимание репортеров начинает ослабевать, он вышел вперед и поднял руку.
Перед тем как обратиться к толпе, он наклонился к Деборе и сказал:
— Не беспокойся, Морган. В этот раз я не заставлю тебя ничего говорить.
— Да, сэр, — проговорила она сквозь зубы.
— Просто постарайся выглядеть скромной, но гордой своим поступком, — проинструктировал он Деб, похлопал ее по плечу и улыбнулся ей под щелканье затворов.
Дебора оскалилась в ответ, и он повернулся к толпе.
— Я говорил вам, что мы ее найдем, — прорычал он, пытаясь казаться образцом мужественности, — и мы ее нашли! — Он обернулся к Альдоварам, и фотографы смогли запечатлеть его в качестве их защитника. Затем он развернулся к толпе и произнес речь, восхвалявшую его заслуги. Разумеется, он ни слова не сказал ни о страшной жертве, которую принес Декстер, ни о рвении Деборы, но нельзя же было ожидать от него так много. Речь предсказуемо затянулась, но в конце концов Альдовары вошли в дом, журналистам надоел капитанский подбородок, и Дебора, за руку оттащив меня к машине, довезла до дома.
Глава 32
Дебора молчала, пока мы ехали к шоссе Дикси, где свернули на юг к моему дому, но постепенно рассерженное выражение покинуло ее лицо, а руки на руле немного расслабились.
— В любом случае, — произнесла она наконец, — самое главное, что мы нашли Саманту.
Моя сестра обладала восхитительной способностью находить «самое главное» в любом вопросе, но я был обязан указать ей на ошибку, так как она забыла упомянуть меня.
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)
