Брижит Обер - Сумерки над Джексонвиллем. Лесной мрак
– Но это же моча! – взревела она хриплым голосом заядлой курильщицы.
Стоявший рядом высокий тип с длинными жирными волосами, на черной футболке которого демонстративно красовался огромный позолоченный крест, принялся подшучивать:
– Говорил же я тебе, Марта: не мешай пиво с текилой. Потом еще и в автобусе плохо станет!
– Дьявол! Говорю тебе, что это чертова моча, преподобный отец!
– Ты – чертова безбожница, и речи у тебя чертовы!
Жестом обвинителя она сунула пальцы в тощую физиономию спутника:
– Нюхай, преподобный Роберт Франклин Фалкинз, давай, давай, нюхай!
Преподобный Фалкинз пожал узкими плечами, и тут же очередная капля упала ему на щеку. Он вытер ее худым и грязным указательным пальцем с черной каемочкой под ногтем. Саманта, сама не зная почему, остановилась.
– Вот чертов бардак, братья мои, клянусь, от этого проклятого дождя разит мочой! – завопил вдруг преподобный Фалкинз, размахивая длинными костлявыми руками.
А капли падали – все чаще и чаще. Люди смотрели на тощую, фанатического вида фигуру Фалкинза с состраданием. Но кое–кто уже изумленно качал головой – послышались восклицания:
– А ведь и правда!
– Мерзость какая!
– Опять эти проклятые фокусы с загрязнением среды!
– Может, мы все рак себе подцепим?
– Вонь жуткая!
Саманта застыла, словно охотничья собака. Небо роняло капли на ее тело, обнаженные руки, щеки; одна из капель мягко шлепнулась ей прямо на губы – Сэм ощутила едкий привкус мочи. Она посмотрела вверх: небо стало еще мрачнее, по нему, раскачиваясь, налетая друг на дружку, летели огромные черные тучи. Поднялся сильный порывистый ветер и разметал последние отзвуки музыки. Торговцы напитками и «чили–догами» стали поспешно собирать товар. На фоне всеобщей сумятицы бросались в глаза два высоких подростка, похожие на неонацистов: они стояли неподвижно, с отсутствующим видом; Сэм подумала, что они, наверное, накачались наркотиками.
– Невада, за мной! – истошным голосом заорала наряженная Буффало Биллом миниатюрная брюнетка, потрясая флагом штата.
И бросилась бегом к стоящему метрах в ста от нее автобусу; за ней рвануло целое стадо каких–то ковбоев не первой молодости.
Саманта с любопытством смотрела на них. Неужели они вот так запросто и уедут?
С треском рвущейся бумаги разверзлись небеса, и потоки теплой мочи обрушились на землю. Под ударами ветра разложенные прилавки рухнули и потонули в едко пахнущих лужах. Охваченные тревогой мамаши, тяжело переваливаясь с боку на бок, бежали к своим жилищам, погоняя перед собой на все лады ревущее потомство. Флаги, вытянувшись по горизонтали, оглушительно хлопали. Рухнул зонт, своротив стоявший под ним столик. Два подростка безмятежно улыбались.
Подвыпившие ковбои добежали до автобуса, выкрашенного в цвета штата Невада, – маленькая брюнетка уже стояла возле него, повелительно размахивая руками. С перекошенными от омерзения лицами они поспешно забрались внутрь. Дождь, от которого шел удушающий запах, струился по телу Сэм – у нее было такое ощущение, словно она попала под струю мочи гигантской кошки. Ну и пусть себе устраивают пись–пись с неба, если им так нравится, плевать ей на это. Ей теперь на все наплевать. Ведь она победила Джека Мортона. И поэтому улыбалась.
Во влажном тумане, подняв целые волны грязи, автобус тронулся с места. Сделал он это как–то странно: взвыл мотор, автобус рванул на полной скорости, потом резко развернулся, так что его занесло. Сэм смотрела, как он приближается. Но он же не туда едет… сквозь опустившийся над городом жидкий занавес дождя она увидела, как толпа в страшной панике бросилась врассыпную, а автобус мчится невесть куда – шофер, что ли, спятил? Она автоматически открыла рот, чтобы крикнуть: «Берегись!» – крикнуть, сама не зная кому. В последний момент автобус свернул. Он разнес трибуну, на которой выло от ужаса какое–то зазевавшееся семейство, и Саманта увидела, как огромные колеса проехали прямо по людям, отчетливо услышала, как с треском ломаются человеческие кости, рвется на куски плоть. Не сбавляя скорости, автобус переехал возмущенно разинувшего рот Лесли Андерсона, раскатал его в плоский серо–пурпурный блин, потом опрокинул колесницу из папье–маше с забравшимися туда девочками – участницами парада, и тут Сэм четко увидела водителя. Маленький, очень бледный мальчишка. На нем была слишком большая шоферская фуражка и запятнанная кровью шоферская куртка.
Ничуть не изменив положения плеч, он повернул голову, встретился взглядом с Самантой и расплылся в улыбке. Внутри автобуса на все лады завывали старые ковбои: их швыряло от стенки к стенке, они падали друг на дружку. Мальчишка опять прибавил скорость, его красные глаза горели, словно кровавые фары, а смех прокатился по всему городу, слившись воедино с ворчанием грома.
Саманта увидела, как автобус на безумной скорости, дребезжа, умчался вдаль – по дороге, ведущей в горы. Доносившийся из него вой ужаса смешался с истошными воплями толпы. Автобус на полной скорости вошел в поворот – на двух колесах – и исчез из виду. Саманта внезапно опомнилась и двинулась в путь.
Небо раскололось на части – гигантская зигзагообразная молния ударила в него и скрылась в холмах. Город плавал в мертвенно–бледном, похожем на электрический, синеватом свете. Какой–то насквозь промокший мальчик плакал, вцепившись в отцовскую ногу. Два подростка хохотали. Показывая зубы. Длинные и желтые. Господи, так и есть. Они направились к ней – спокойненько, вызывающе покачивая бедрами; от них несло падалью. Она достала револьвер и неторопливо прицелилась. Они замерли. Тот, что повыше, хотел было что–то сказать, но ненормально обширный набор новеньких длинных зубов ему явно мешал, и вместо слов получилась какая–то гулкая каша – Сэм сумела разобрать лишь: «шлюха… задница… сдохнуть», чего, впрочем, было вполне достаточно для того, чтобы понять их намерения. Она прицелилась в глаз тому, что говорил, и выстрелила. Пуля вошла прямо в зрачок – подросток покачнулся и завизжал. Она прицелилась во второго и опять выстрелила, пробив ему левый глаз. Тот тоже закачался, – похоже, он был удивлен. Потом – на редкость дружно – они выпрямились и бросились за ней; выбитые глаза стекали по не знавшим еще бритвы щекам.
Сэм уже была готова к тому, что сейчас их когтистые пальцы вцепятся ей в плечо, раздирая его до самой кости, как вдруг с размаху налетела на какого–то толстяка со свекольного цвета физиономией, наряженного шерифом.
– Нет, ну что за бардак; это неслыханно, я буду жаловаться!
Огибая его, она крикнула:
– Бегите, бегите отсюда быстро!
Герман Моргенштейн посмотрел на нее с недоумением. А потом увидел этих засранцев – Чеви Алонсо и Б. 2 Маркеса – наряженные трупами, они мчались во весь опор. Или эти инородцы вознамерились напакостить рыженькой?
– Стоп! Стоять! – взревел Герман, расставив руки в стороны.
Чеви и Б. 2 замерли, глядя на него.
– В нем добрый центнер мяса… – сумел–таки выговорить Б. 2 с мечтательным выражением на лице.
– Ну да, кореш, классный ням–нямчик… – улыбаясь, согласился Чеви.
Он схватил Германа за правую руку и оторвал ее, а Чеви тем временем то же самое сделал с левой.
– Я буду жаловаться… – слабеющим голосом произнес Герман, потом добавил: – Мама… – и рухнул на колени. Истекая слюной, словно пара голодных собак, Чеви и Е. 2 набросились на него.
Дак остановился под зловонным дождем и огляделся. Человек в черном исчез. Он открыл рот, чтобы крикнуть: «Френки», и несметное число жгучих капелек обрушилось ему на язык. Он сплюнул, но омерзительный вкус так и остался во рту. Тот, кто извергает всю эту мочу, должно быть, настоящий гигант. Он увидел, что через опустевшую уже площадь бежит здоровенный черный фэбээровец, а с ним – Стивен Бойлз. На земле, среди опрокинутых прилавков, лежат распластанные тела – плоские, как галеты; дождь, словно иголками, сечет их каплями мочи. Ветер с каждой секундой усиливался – один раз даже дунул так резко, что Дак покачнулся. Ураган? В это время года их не бывает. Облака в небе крутились, и даже ветер, казалось, дул со всех сторон сразу. И тут он ее увидел. В самом конце улицы.
Френки.
На ней было белое платьице с вырезом на спине – а–ля Мерилин Монро, – не обращая ни малейшего внимания на бурю, она стояла возле витрины аптеки и разговаривала с каким–то человеком.
С человеком в черном.
Сердце Дака просто взвыло в груди.
Он бросился к ним.
Человек равнодушно на него глянул и опять повернулся к Френки.
Тотчас ветер стал вдвое сильнее, и Дак словно наткнулся на какую–то непроницаемую стену. Перебирая ногами, он без толку протирал подошвы – с места было не сдвинуться. Ничего не понимая, он изо всех сил старался преодолеть невидимый барьер. Чувствовал, как шквал ветра тянет его назад за волосы, чуть ли не вырывая их с корнем, вдавливает щеки, как страшный вихрь бьет его в грудь, вынуждая отступать шаг за шагом. Колдовство. Этот человек пустил в ход колдовство.
