Алексей Антонов - Ёж
— Сюрпризов, конечно, ожидать стоит, но будем надеяться, что нам повезет. — Сергей лихо вскочил на борт и протянул руку Юле, та схватилась за его сухую, всю в мозолях ладонь и почувствовала, как сильная рука приподнимает ее над землей, следом за ней последовала Женька. Степаныч в помощи не нуждался и уже залез в кабину с другой стороны. Внутри пахло пылью и гнилой набивкой сидений, но в такой ситуации им было не до роскоши. Седой сел на водительское место, передвинул рычаг, и вездеход резко дернулся вперед, гусеницы застучали по асфальту, приминая траву, которая уже успела отвоевать свои территории.
— И ни шагу назад! — Тимофей Степанович во все горло засмеялся, откупорил свою флягу и разом осушил ее наполовину.
— Смотри в оба! — Седой по-прежнему был серьезен, он внимательно следил за тайгой, которая окружала их, но ничего необычного не замечал. Вокруг был чистый и прозрачный воздух, солнце, проникая сквозь кроны деревьев, скользило по земле. Разве что белки не скакали параллельно их пути и не махали своими лапками им в след.
Степаныч вперился в окно, пытаясь выявить опасность, но окружающий пейзаж походил на жизнерадостную картину, которой можно было иллюстрировать любую детскую сказку.
Они ехали почти час, ни на секунду не останавливаясь, когда кончилась дорога, вернее, то, что можно было назвать дорогой, скорость значительно снизилась. Сергею приходилось выбирать путь, то и дело петляя между деревьями, но вездеход хорошо справлялся со всеми нагрузками. Седой вел уверенно, местами появлялась накатанная колея, порядком заросшая, и тогда они ускоряли ход. Степаныч мирно посапывал на лавке, вытянувшись на ней во весь рост, Женька примостилась на другой, Юле ничего не оставалось делать, как занять место рядом с водителем. Только сейчас она расслабилась, достала сигарету и закурила, ей уже было плевать на возможные нотации, она хотела побыстрее добраться до цивилизованных мест, оттуда на самолет и домой, к родителям, и месяц не выходить за порог квартиры. Не верилось, что скоро все это закончится. Седой уверял, что к вечеру, максимум к завтрашнему утру, они выберутся к деревне, которая имела сообщение с Большой Землей, там был даже егерский участок с радиостанцией, оттуда можно было вызвать милицию, врачей, пожарных, армию — кого угодно, кто смог бы разобраться в том, что творилось в Еже.
Она не спеша выпустила дым и посмотрела в окно, мимо медленно плыли стволы лесных гигантов, кое-где мелькало таежное зверье, напуганное ревом двигателя. Она была рада этим маленьким знакам жизни, они выбрались из мертвой зоны, в которой сгинули Боря с Мишей.
— Чего приуныла? — Седой мельком посмотрел на нее и вернулся к дороге, которая отнюдь не была легкой.
Она невесело улыбнулась и посмотрела на него, он резво крутил баранку, дергал рычаги и попеременно отжимал то одну, то другую педаль. Уверенный в себе, не задающийся вопросами охотник, с тюремной татуировкой на пальце. Ему было плевать на то, что она потеряла друзей там, в городе, а может, вовсе не наплевать, он просто не задавался вопросами, которые сейчас были лишними.
— Откуда вы там взялись, в городе, вы ведь знали, что «места там гиблые»? — последние слова она произнесла, передразнивая Степаныча, который при каждом удобном случае повторял их заговорщическим тоном.
— Это я потащил Тимофея Степановича в город, хотя и не надо было, да и упирался он всеми руками и ногами, должок у него был перед тем человеком, что пропал в этих местах, я и надавил на больную мозоль, а оно вон как вышло.
— Понятно… — Она выпустила очередную струю дыма и стряхнула пепел в открытое окно. — Серьезный долг, видать, у него был. А вас-то что туда потащило?
— А я не верил всем этим россказням, довелось мир повидать, и сказки про сумасшедшую реку, что пожирает людей, мне казались детским лепетом или бабкиными рассказами, коими любят попугать непослушных внучат.
Она посмотрела на его татуированный палец, и это не осталось незамеченным.
— Правильно думаешь, татуировка из тех самых мест, но спасителей не выбирают ведь, верно? — Он весело подмигнул ей и улыбнулся какой-то своей мысли. — Ты не бойся, никого не убивал я, девочек не насиловал, не воровал, в общем, чтил закон.
— А в тюрьму в отпуск съездили?
Он опять улыбнулся: — Не совсем. Времена тогда были такие.
— Какие «такие»? — не унималась Юля.
— Ты похлеще прокурора на допросе. — Он опять усмехнулся, достал сигарету и опустил окно. — Был такой закон, в народе «сухой», слыхала? — Он не стал дожидаться от нее подтверждения. — Одним словом, борьба с пьянством, а народ у нас в России не пить не может, вот и изголялись, как могли, и я в том числе. — Он так и не закурил, вертя сигарету в зубах, продолжал рассказывать, не забывая о дороге. — А я ведь учитель математики в средней школе, вернее, был им когда-то в незапамятные времена. По чести сказать, не по мне была работа, да как-то после института не выбирали. Так вот, кое-какое понимание иных химических процессов у меня было, и начал я в своей двушке гнать самогон. В основном для себя, но иной раз и соседи забегали, продавал и им.
— Пока ничего криминального не вижу… — Юля продолжала смотреть в окно и слушала собеседника вполуха. Тихая, неторопливая речь Седого отвлекала от собственных мыслей.
— Это сейчас ничего криминального, а по тем годочкам уже начал зарабатывать себе на статейку. Но все бы ничего, да жил у нас дипломат на седьмом этаже, аккурат подо мной, этот-то всегда мог раздобыть и шампанского, и вина, и водки и иную заморскую гадость, и ничего это ему не стоило и ничем не грозило. Леший занес к этой гниде иностранца в гости, выпив вдоволь, решил наш дипломат удивить иностранца русской диковиной, домашним самогоном. Приперлись они ко мне, ну я, ясное дело, две полушечки им на стол, а эта рожа заграничная мне десятку сует, а десятка, будь она не ладна, такая же иностранная, как и он сам. Год прошел с тех пор, как они ко мне забредали, десятку эту я хранил как сувенир. Куда я ее мог пустить в то время-то? Ну и настучал кто-то из соседей моих, мол, торгую из-под полы алкоголем самодельным, нагрянули орлы в форме, аппарат сразу нашли, я его и не прятал толком, даже подумать не мог, что накроют, десятку тоже обнаружили со всеми вытекающими. Как говорится, наш суд — самый суд в мире, прошел он быстро, без сучка и задоринки, и отправили меня из родного Клина в эту глухомань. Выпустили по амнистии, спасибо власти, что тюрьмы забила кем попало, назад возвращаться смысла не было, квартиру забрали как служебную, учителем мне больше не работать, да и не рвался я в учителя, осел в деревушке, что неподалеку от зоны нашей была. Сейчас за старосту там, и всем плевать на мое прошлое, люди там совсем другие, не такие мелочные, как в городах, о других судят по настоящему, а не по прошлому. — Он, наконец, прикурил, и тут же выщелкнул сигарету за окно. — Пытаюсь отучиться от этой заразы, с сигаретами у нас в деревне туго стало, все совхозы позакрывались, люди окрест в города потянулись, что покрупнее, одни мы, старики, остаемся при своем, некуда нам бежать, да и незачем. — Он бросил взгляд на приборную панель и выругался, вездеход резко затормозил. Тимофей Степанович слетел со своего лежака и шумно упал на пол, Женька каким-то чудом удержалась, но тоже проснулась.
— Что стряслось? — Она грациозно потянулась и посмотрела на Сергея.
— Конь наш непомерно много жрет… — Он открыл дверь и вышел наружу, продолжил объяснять уже там, — возможно, какое-то расстояние придется и пешочком пройти.
Женя выпрыгнула из вездехода и прихватила с собой рюкзак.
— Я готова, лишь бы подальше от этого города.
— Да мы и так уже далеко, почитай, километров сто отмотали, а то и больше. Но пешочком пока рано, есть еще порох в наших пороховницах. — Он достал из багажника большую канистру и с трудом потащил ее к баку. — Так что, Женечка, можешь оставить свой рюкзак и сбегать в лесок на дорожку, ехать будем еще долго, и остановок не предвидится.
…Они ехали до упора, Седого сменял Тимофей Степанович, который управлялся с вездеходом и вовсе профессионально и выжимал из машины максимум. Пару раз они выезжали на какие-то заброшенные дороги и резко ускорялись, местами появлялись следы цивилизации: высоковольтные вышки, домики посреди чащобы, старые и не очень. Они даже миновали целую деревню без единого жителя, с полуразрушенными заборами и домами.
— Староверческая, — со знанием дела сказал Тимофей Степанович, когда они медленно проплывали мимо заброшенных домов, боясь потревожить призраков прошлого. — А может, и вовсе языческая, сгинула еще при царе горохе, даже моя бабка не помнила, кто тут жил, — говорил он шепотом, будто боялся, что его кто-то может услышать.
Потом была опять тайга со всеми ее тайнами и загадками. Ночью они слегка замедлили ход, но продолжали двигаться, каждый из них хотел оказаться как можно дальше от Ежа. Внезапно машина зафыркала и сделала несколько конвульсивных движений, потом вовсе остановилась, дернулась, громко чихнула и затихла.
