Александр Терехов - Натренированный на победу боец
– Нащь народ. – И рыдающе набирал воздуха, чтобы опять: – Нащь народ! – Уморился хлопать и беспорядочно завзмахивал руками: плясал, что ли, по-своему? – площадь увидала его и весело шумнула в ответ, подавшись к нам, подвинув легкие ограждения, и негр заплакал совсем навзрыд, схватившись пальцами за щеки и раскачиваясь, Губин не решался оглянуться, но зыркал по сторонам, чтоб по лицам ближних людей понять – происходит что за его спиной?
Негр шлепнул меня в плечо:
– Скажи им!
И площадь тут же захлестнул единый крик восторга – нас видели! нас понимали! – пляски смешались, махали нам, кричали каждый свое; негр, морщась от слез, еще крепче бил меня в плечо, пожимал руку, показывал поднятый над головой черный кулак, а я хлопал, хлопал, с трудом соединяя ладони – их разделяла непустота, я дышал, я жил, я уходил отсюда, все заканчивалось, я легко оторвал взгляд от людей и смотрел на дома, окружившие нас, но мне мешали люди, махавшие, пускавшие ракеты из каждого окна, бросавшие распадающиеся на лету охапки цветов, я поднял глаза на крыши – но там люди в белых накидках выкладывали собой буквы и поднимали на плечи гимнасток и плясуний, я поднялся взглядом на трубы, впечатанные в небо, и город оступился, отпустил; негр, для опоры, ухватил микрофон и тер его в руке, как яблоко, и дышал на него, как на руку любимой в стужу, он подтолкнул меня к микрофону, я кукольно подчинился; вдруг он указал на меня и крикнул во всю мочь:
– Включить! Слово предоставляется…
Я увидел, как качнулся назад Губин, чуть не упав навзничь, но не успел и слова вымолвить, как негр ударил пальцем по сетчатому шарику микрофона, и на всю площадь бахнул барабанный удар – включено! – все смолкли мертво. Негр вознес левую руку, правой – подталкивал меня; сейчас и я услышал ветер и понял, почему не чуял его, – у меня не осталось открытой кожи; негр довольно взрыкнул, злыми движениями суша себе щеки от слез, и показал вниз:
– Скажи им! – Его безбровое лицо смялось жирными, пластилиновыми складками – умоляющими. – Скажи ты им! Да? Нет? – Выпустил мое плечо. – Нет. – Тронул волосы, оглядывая площадь с края на край, совсем на задах еще покачивалось небольшое движение, а так – каменно все молчали, образовав правильные ряды, изгибающиеся подковой.
– Люди, – начал негр. Обернулись даже ближние в погонах, и Губин наконец-то смог повернуться к нам, бредяще шевеля губами, я смотрел точно на него и повторяюще начал смыкать-размыкать рот.
– Он, – негр показал куда-то поблизости. – Знает правду. Как вы тут – знает. Больше не так! Мы для этого здесь. – И негр ищуще заоглядывался, будто что-то приносил сюда и оставил рядом, где? – ближние оторопело подались вширь черепашьими редкими толчками, и негр это увидел и как вспомнил. – Вот! Вот! – Выбрал окаменевшего Губина. – Иди сюда!
Губин скрипуче замедленно повернул голову на ближних, через другое плечо обернулся на площадь и вдруг действительно двинулся к нам, тихо переставляя ноги на невидимом заплясавшем канате, негр от неожиданности сам отступил, но Губин этого не видел, он смотрел на свои ноги – чтобы ровно поставить, а негр в ободрение ринулся навстречу и поймал Губина за воротник.
– На колени!
Губин попытался еще один раз обернуться к народу, но негр ударил кулаком ему по козырьку, фуражка перевернулась и слетела с головы, перескочив две ступеньки, простоволосый Губин опустил лицо и снизился на колени, покорно поместив их рядом на коврике, поставив руки по швам.
– За неправду. – Негр схватился за погон Губина и рванул – с мясом! Губин кулем покачнулся, и вышло так, словно сам подставил второе плечо, негр рвущими усилиями выдрал второй погон, по площади разнеслись женские стенания, там все колыхнулись; негр утомленно повел головой, опять чего-то поискал, приказал:
– Возьмите его судить!
Стремительно к нам побежали люди, негр попятился и наткнулся на меня, мы вдвоем, я защищающе вскинул руки, кто-то скомандовал, вокруг Губина согнулись спины, его подхватило и снесло, как волной, последний подобрал откатившуюся фуражку, перед нами вытянулись каких-то четыре офицера, держа руки у козырьков, я не мог понять, они тихо так шуршали, но негр слышал.
– Что?! Самим не стыдно? Не мне служить! Народу! Им! – Повлек всех, и меня, вниз. – К народу! – Мы спускались. – Вот им! – И приходилось уже бежать. – Вот им! – Негру не терпелось, он оторвался и помчался дальше один во весь дух, вынеся руки узко вперед, словно выбрал и сейчас ухватит какую-то одну шею, вокруг нас, опоясывая цепями, тоже бежали вниз командиры, черные пиджаки, надрывно припадая к рациям, дуя в свистки, с крыши докарабкался вверх вертолет, голос с неба:
– Остаемся на местах. Приветствуем.
Толпа пятилась, пятилась, скоро освобождала площадь, многие уже показали спину и пробивались прочь, из недр было выставили детей в русских нарядах со связками белых цветов, дети нетвердо чуть пробежались навстречу, но увидали негра, замялись, прижимаясь друг к дружке, не выдержали и поворотили назад, выбрасывая цветы и истошно плача, их пытались вернуть, ловили за руки, но потом и те, кто пытался вернуть, также бросились прочь – люди утекали во все стороны, прорываясь на улицы, разбегаясь ручьями в переулки, набиваясь в подъезды, – бесшумно, только топот, только детские вскрики слышались окрест; негр достиг наконец железного трубчатого заграждения, за которым еще вот сейчас начинался народ, но теперь – голая площадь, люди разбегались со зловещей проворностью, будто скатывался спешно ковер, будто давали место для игры.
– А? Где? – голосил негр. – Что, нет никого? – Командиры надсаживались – назад! – и разбегались вдогон, как пастухи, негр с бессильным отчаянием воскликнул:
– Надо было в помещении собирать! С помещения – ни один бы не ушел! – И остановился, схватившись за бок, опершись на подставленное плечо.
К нему бегом подволокли пойманных двоих детей и старика в пальто с оторванными пуговицами. Дети визжали, старик беспрерывно кланялся, его били для этого по затылку.
– И это все?! И это? – возмущался негр и, плача, смеялся. – Отец! – Обнял старика. – Я сделаю! – Потряс его, у старика начала отлипать борода. – Собрать погоню! К народу! Где? Садись!
Уже подкатывал длинный открытый автомобиль для осмотра воинских строев с деревянно сидящим солдатом за рулем, негр толкнул меня: полезай! Сам вспрыгнул уже на ходу и дал направление: «Туда!» – довольно расхохотавшись, и ткнул меня кулаком в бок:
– Не боись, достанем! Все тут будут! – И потряс кулаком, вцепился водителю в плечи. – В отпуск поедешь!
По обочинам разбегались остатки людей, лихо прыгая через ограду, хоронясь за бульварные лавки, залезая в кусты, захлопывались, повизгивая, окна, форточки, балконные двери – деловито, стремительно; за нами цепью подстраивались и подстраивались черные лакированные автомобили, грузовики, вездеходы, бронемашины, мерцающие мигалки перекликались между собой, понеслись быстрее, уже увидел там, в протяжении улицы, черную, убегающую тьму, негр в запале разинул рот, захрипел, поднял руку, давая задним знать: настигаем! Ехали так быстро, казалось, люди сами бегут навстречу, солдат притормозил.
– Что? – гаркнул негр.
– Обратно бегут.
Негр выпрямился.
– Ага-а! То-то! Останови. – Негр стал ногами на сиденье, приосанился и провозгласил: – Ну щто? Понимать?
Люди бежали к нам на последних издыханиях – утомленно раскрытые рты, багровые лица, волосы клочьями, спотыкаясь, слабели ноги, – бежали широко, растворяясь в ближних дворах, черные; неясный повторяющийся крик – я задрожал, смотри, не закрывай глаз сейчас! – нисколько не останавливаясь, как не видя нас, они пробегали мимо, словно рядом с пустотой, ямой, за спиной у нас – крик, их пытались все-таки остановить, опирались на наш автомобиль, он раскачивался, я глядел только на руки – руки, руки, руки… негр крутился, как на сковороде:
– Стоять! Слушай мои! Что кричат? – Дернул солдата. – По-ихнему понимаешь?!
Люди обтекали нас, их оказалось не так много – так быстро минули, и опять пустая улица, но там, еще далеко, опять надвигалась сплошная тень, как и следует тени – беззвучно; отставшие обегали нас, путаясь в брошенных варежках и шарфах, также крича, и теперь можно разобрать, что кричали. Кричали:
– Крысы! Крысы!
– Кры-сы? – незнакомо повторил негр и ошеломленно, часто стал утирать глаза. Я медвежьи повалился на плечи водителя.
– Поворачивай! Поворачивай!!! – Не смотреть, нет!
Автомобиль нестерпимо медленно катнулся вперед-назад, трудно – на узкой улице, сзади корячилось сопровождение, поворачивая, гудя, автомобиль заехал на мягкое, траву, перевалив камни, ограждавшие обочину.
– Скорей!
– Назад!
Назад не вернуться, убегают люди, затор, мы скользнули направо, негр что-то увидел.
– Крысы! – заколотил он водителя. – Ходу! Быстрее. – Автомобиль рвался, ветер разогнул меня, слева на дорогу высунулась пожарная машина, я успел заметить башенку с шатровой крышей и лестницей, винтом ведущей наверх, – пожарная каланча.
