Родни Стоун - Крики в ночи
Я сжал Эмму в своих объятиях, но она вздрогнула и вскрикнула:
— Джим, нет! Не трогай меня!
— Дорогая, все будет хорошо. И между нами тоже. Между нами двумя.
— Джим, что ты знаешь?
— Ничего, совершенно ничего, кроме того, что здесь что-то произошло… — Ее трясло, и я завернул ее плечи в одно из одеял. — Приляг.
— Нет.
Она присела на краешек кровати и обхватила голову руками.
— Эмма, ты замерзнешь.
— Джим, расскажи мне, что произошло здесь, в этом ужасном месте. Расскажи мне правду, Джим.
— Господи, Эмма, я сам хотел бы это знать.
Она поднялась с кровати и пошла к раковине, где оставила сумочку. Я смотрел на нее. Луна вышла из облаков, уже более полная и яркая. На фоне окна четко вырисовывался ее силуэт, освещенный лунным сиянием. Но я видел не ее волосы, залитые этим светом, а более светлые пепельные волосы другой женщины. Я вдруг увидел сходство, которое не замечал раньше, и понял, что я видел в Эстель.
— 30 —
— Эмма, подожди здесь! — крикнул я, опять набросил одеяло ей на плечи и усадил на кровать.
— Куда ты, Джим?
— К мадам Сульт.
Она не пыталась остановить меня. От волнения я покрылся испариной, она же стояла совершенно неподвижно.
— Я пойду тоже, — заявила она.
— Нет, дорогая, в другой раз. — Я подумал об этой странной комнате и о том, что может там произойти. — Подожди здесь. Это не займет много времени.
Прошлой ночью он пришел к мадам Сульт в этот же час, тот сумасшедший, которого они так и не нашли.
Я оставил Эмму при свете свечей и ринулся в коридор, вниз по скрипучей лестнице, к комнате мадам, и ничто теперь не могло остановить меня, ни темнота, ни пыль, ни чьи-либо колдовские уловки. Голая лампочка едва освещала ковер в коридоре, и я опять почувствовал запах: не совсем тот, что смердел прошлой ночью, но похожий — смешанный запах старой плоти и разложения, мочи и фекалий.
Свет, пробивавшийся из-под той же темной двери, бормотание и шуршание подсказали мне, что старуха проснулась. Я повернул ручку и вошел в комнату.
Она сидела в кровати в опрятном розовом халате, который на нее явно только что надели, так как испачканный валялся на полу. Мадам Шалендар как раз закончила умывать старуху, и эта процедура слегка заглушила зловоние, исходившее от ее больного тела. Ее голова с торчащими клочками волос напоминала голову растерзанной куклы с огромными голубыми глазами. На этот раз они были широко раскрыты и уставились на меня.
Сиделка в ярости обернулась, как будто не знала, что я остался здесь на ночь, и закричала на меня.
Затхлый воздух в комнате напоминал запах хлева.
Она опять закричала:
— Убирайтесь!
Но я подошел к кровати и взял старую женщину за дряблые плечи. Она сидела в прозрачном халате, который выглядел бы довольно привлекательно на молодой женщине. Мадам Сульт медленно, как черепаха, повернула ко мне свой высохший череп, ее голова казалась слишком большой для тонкой шеи, но глаза уже не излучали безумие. Она сжала руки, и я услышал, как затрещали ее суставы.
Мадам Шалендар подошла ко мне, намереваясь выпроводить, но я оттолкнул ее.
— Заткнитесь!
Запах, стойкий запах общественного туалета, испражнений. Ночной горшок мадам с откинутой крышкой стоял наготове в углу.
Когда я всмотрелся в иссушенное лицо старой женщины, в тонкие ноздри, голубые глаза, сухие губы с щетиной усов, выступающие скулы, я представил их полными жизни, какими они могли быть в ее юности. Я увидел, будто восстановив ее черты, ясные голубые глаза и светлые волосы, которые, наверное, делали ее в молодости женщиной, достойной восхищения. Тот же высокий лоб, то же широкое овальное лицо, те же самые проницательные независимые глаза.
Я смотрел на мать Эстель! Я встряхнул ее, почувствовав, как тонкая кожа задрожала над иссохшей плотью.
— Где они? Что ты с ними сделала?
Она криво улыбнулась мне, будто подыскивая ответ в глубинах своего безумия, но в этот момент я почувствовал приближение еще одного человека со стороны полуоткрытой двери, человека, шедшего из кухни, где мадам Шалендар готовила похлебку, которая поддерживала жизнь в этой старухе.
Но в этот раз я приготовился к его появлению. Он опять подходил ко мне сзади с кухонным ножом в руке, зловещая фигура в черном, сильный, тяжелый мужчина в свитере и темных брюках, с желтой маской на лице. Но он потерял преимущество внезапности, и, когда он неуклюже бросился на меня, я схватил его за руку, в которой он держал нож, и нанес удар прямо в его китайское лицо. Его голова откинулась назад, и я понял, что удар достиг цели. Затем я ударил его в пах. Боль обожгла мне руку, но я знал, что ему намного больнее.
— Ммм…
Я выкручивал ему руку с зажатым ножом, пытаясь вывернуть плечо.
Нож звякнул об пол, краем глаза я увидел, что мадам Шалендар пытается поднять его.
— Не трогать! — прикрикнул я на нее.
Затем мы очутились на полу, и это чудовище пыталось взобраться на меня, чтобы придавить своим весом. Но мой удар, казалось, выбил из него все силы, и я стал бить его головой об пол. Он отпихнул меня и попытался подняться. Сначала я подумал, что он хочет дотянуться до ножа, но потом понял, что он собирается удрать.
— Подожди!
Все это время подсознательно я видел старуху, которая сидела на кровати, и яйцевидное лицо мадам Шалендар, которая пряталась в углу на полу, все коврики на котором были сбиты нашей борьбой.
Маска повернулась ко мне. Неизвестный прекрасно меня слышал. Он помедлил, грудь его тяжело вздымалась, затем рванулся к двери. Я увидел, что маска сделана из тонкого желтого пластика, который плотно облегал его лицо, и завязывалась сзади. Он сделал попытку сбежать через дверь, в то время как старуха возбужденно хлопала в ладоши, но опоздал. Я настиг его и отпихнул назад, и на этот раз он не пытался сопротивляться, а только выворачивался, как уж, пытаясь вырваться, пока моя рука сдергивала маску.
Это была тонкая маска, немного толще человеческой кожи. Я услышал, как он вскрикнул от боли, но не отпустил его и рывком сорвал маску с лица.
И я увидел его лицо, точнее то, что от него осталось. Одна сторона была обожжена до неузнаваемости, вторая покрыта красными и желтыми рубцами, которые не поддавались никакому лечению. Он съежился и попытался вырваться, получеловек, полуживотное, с рассудком, помрачившимся от страданий, которые были выше моего понимания. Одного глаза не было вообще, на его месте был шрам, нос, казалось, провалился, обнажив бесцветную кость. Зубы выглядывали из того места, где раньше был рот, а сейчас зияла дыра.
Инстинктивно я отшатнулся — и так я увидел слишком много и не сомневался, что передо мной второй ребенок Сультов, второй из детей, о которых писали, что они погибли в лесу. Анри Сульт был живым мертвецом, с черепом вместо лица, одна сторона которого совершенно сожжена. Каким-то образом он продолжал жить, в вечных муках своего адского существования.
Теперь я понял, отчего мадам, теперь хихикавшая позади меня, сошла с ума.
Когда я отступил, он бросился прочь, как раненое животное, и его крик резал уши своим безумием — в жизни мне не доводилось слышать более отчаянного крика:
— А-а-а! р-р-р!
Его вопль эхом отозвался в коридоре, когда он выбежал в дверь, и я, очнувшись, увидел, что старуха сидит в кровати, сложив тонкие руки на груди, словно мумия, а мадам Шалендар забилась в угол, закрыв лицо рунами.
В комнате все перевернуто, ковры сдвинуты, и запах, этот едкий, гнилой запах, поднимался с пола.
Не мешкая, я бросился вслед за Анри Сультом. Для тучного мужчины, где-то за сорок, он был довольно быстр, как будто убегать, прятаться от света стало для него привычным занятием. Я успел заметить, как он завернул за угол и направился к холлу, намереваясь вырваться наружу, но в темном холле я потерял его из виду и остановился, прислушиваясь. Где-то внутри дома послышалось его дыхание, он свободно двигался в темноте, где пробивался сквозь закрытые жалюзи слабый свет луны.
Я попытался определить, где нахожусь, и попробовал зажечь лампочку в коридоре, но свет не включался.
— Анри Сульт, я здесь! — крикнул я. — Что ты сделал с моими детьми?
Никакого ответа. Только едва различимые шаги, видимо, он носил что-то вроде кроссовок. И затем он побежал к лестнице. Я слышал, как он взбегает по ступеням, и вдруг осознал, что там Эмма.
— Подожди меня, Анри! Подожди!
Но он бежал от всего, от меня, от возмездия, так же как он когда-то бежал от мира, и я бросился вслед за ним, будто От этого зависела моя жизнь, не обращая внимания на то, что сердце готово выпрыгнуть из груди.
В темноте я оступился, подарив ему тем самым драгоценные секунды. Я слышал, как он открывал двери, кричал и плакал нечеловеческим голосом, словно в агонии, в поисках кого-то.
