Ларс Кеплер - Контракт Паганини
— От Службы несет фашизмом! В правительстве — террористы!
Возбужденные выкрики, несшиеся с Оденгатан, затихли, когда Йона с Сагой свернули на идиллическую Брагевеген, крутую дугу, которая тянулась до самой церкви Энгельбректа. Они уже связались с Агентством по контролю за экспортом оружия и узнали, что сегодня во второй половине дня генеральный директор работает дома.
По левую руку располагался красивый особняк, где в двух отделенных друг от друга двухэтажных квартирах жили братья Риссен. Мощный фасад из темного, «ручной» выделки кирпича, витражные окна, искусная резьба и покрытые патиной медные детали на эркере и трубах.
Йона с Сагой подошли к темно блестевшей входной двери с массивной табличкой, на которой значилось имя Акселя Риссена. Сага нажала кнопку звонка. Через минуту тяжелая дверь отворилась, и на пороге возник высокий загорелый мужчина с открытым приветливым лицом.
Сага представилась, сказав, что она комиссар Службы безопасности, и коротко объяснила, зачем они приехали. Аксель Риссен внимательно прочитал ее удостоверение и поднял глаза:
— Не знаю, смогу ли я быть вам полезен…
— И все же нам приятно заглянуть к вам на огонек, — объявил Йона.
Аксель удивленно посмотрел на него, но потом улыбнулся, оценив шутку, и провел их в светлый холл с высоким потолком. На Акселе были синие брюки, голубая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, на ногах — тапочки. Хозяин дома достал еще две пары из низенького блестящего шкафчика и предложил их гостям.
— Давайте устроимся в оранжерее, там обычно прохладнее.
Йона и Сага следом за Акселем прошли через обширный этаж, миновав широкую лестницу красного дерева с резными панелями и два больших салона.
Оранжерея оказалась чем-то вроде большой застекленной террасы, выходящей в сад, где высокая живая изгородь давала зеленую тень и образовывала подвижную стену из листьев. Ничем не пахнущие орхидеи и душистая зелень аккуратными рядами стояли на медном столике и облицованных кафелем поверхностях.
— Пожалуйста, садитесь. — Аксель приглашающим жестом указал на стулья. — Я как раз собирался выпить чаю с кексами и был бы очень рад, если бы вы составили мне компанию.
— Кексов я не ела с тех пор, как ездила в Эдинбург шлифовать английский, — улыбнулась Сага.
— Значит, пьем чай, — удовлетворенно сказал Аксель и вышел.
Он вернулся через пару минут, неся металлический поднос. Поставил на стол чайник, блюдце с дольками лимона, сахарницу. Горячие кексы лежали в льняной салфетке рядом с масленкой. Аксель аккуратно расставил чашки и блюдца, подал ложечки, положил к каждому прибору льняную салфетку и разлил чай.
Из дома через стены доносилась еле слышная скрипичная музыка.
— Расскажите, чем я могу вам помочь? — попросил Аксель.
Сага осторожно поставила чашку, кашлянула и чистым голосом начала:
— Нам нужно задать вам несколько вопросов об Агентстве по контролю за экспортом оружия, и мы надеемся, что вы нам поможете.
— Разумеется. Но тогда я должен позвонить и убедиться, что все в порядке, — дружелюбно объяснил Аксель и достал мобильный телефон.
— Конечно, — ответила Сага.
— Простите, я забыл, как вас зовут.
— Сага Бауэр.
— Сага Бауэр, позвольте мне взять ваше удостоверение.
Сага протянула ему удостоверение, и Аксель вышел. Они услышали, как он с кем-то говорит; потом Аксель вернулся и, сказав «спасибо», вернул удостоверение.
— В прошлом году Агентство выдавало разрешения на экспорт оружия в ЮАР, Намибию, Танзанию, Алжир и Тунис, — продолжила Сага как ни в чем не бывало. — Боеприпасы для тяжелых пулеметов, противотанковых орудий разной степени тяжести, детали для гранат…
— А также истребители «Грипен», — добавил Аксель. — У Швеции давние торговые отношения с этими странами.
— Но не с Суданом?
Аксель снова взглянул Саге в глаза. На его лице появилось подобие улыбки:
— С Суданом — вряд ли.
— Я имела в виду ордер на арест президента аль-Башира.
— Я понял, — хрипло ответил Аксель. — Сделка с Суданом была бы совершенно немыслимой, у нас такое называется «непреодолимое препятствие». Здесь нечего обсуждать.
— Вероятно, вы уже просмотрели некоторые решения, принятые Пальмкруной, — продолжила Сага.
— Естественно.
— Вы не заметили ничего странного?
— Что значит «странного»?
— Я про решение, которое привлекло бы ваше внимание, — пояснила Сага и отпила чаю.
— А есть причина думать, что нечто подобное имеется?
— Об этом мы и хотели вас спросить, — улыбнулась она.
— Тогда мой ответ — «нет».
— Документы за какое время вы успели просмотреть?
Йона слушал, как Сага со знанием дела задает вопросы о классификации, предварительном разрешении и разрешении на экспорт, и наблюдал за спокойным, внимательным лицом Акселя Риссена. Неожиданно скрипка зазвучала снова. Играли где-то в доме, музыка лилась из открытого окна в сад. Мазурка, печальные высокие звуки. Мелодия резко оборвалась, началась снова, снова затихла, потом продолжилась.
Йона слушал музыку и думал о фотографии — четыре человека в частной ложе. Он рассеянно порылся в портфеле, где держал копию фотографии.
Он подумал о Пальмкруне — как тот свисал с потолка с петлей на шее, о завещании и о смерти сына Пальмкруны.
Сага кивнула в ответ на что-то сказанное Акселем. Зеленая тень, похожая на смычок, дрожала у Акселя на лице — что-то отражалось от стоящего на столе медного подноса.
Пальмкруна моментально понял, что все серьезно, рассуждал Йона. Ему хватило одного упоминания в письме шантажиста о том, что его, Пальмкруну, сфотографировали с торговцем оружием Рафаэлем Гуиди. Карл Пальмкруна ни секунды не сомневался в подлинности фотографии.
Возможно, он уже знал о ее существовании.
Или осведомленность шантажиста о встрече в ложе сама по себе была доказательством того, что фотография существует. Иначе шантажист бы просто не знал о ней.
Аксель долил чаю Саге. Она промокнула уголок рта.
Не сходится, подумал комиссар.
Понтус Сальман сумел точно определить время встречи. Фотография как будто не показалась ему поводом для беспокойства.
Так почему фотография оказалась столь серьезной в глазах Пальмкруны?
Аксель с Сагой обсуждали, как влияет на политику безопасности введение или отмена эмбарго.
Йона кашлянул, чтобы они думали, будто он следит за разговором. Однако сейчас его больше интересовала фотография.
Стол в частной ложе накрыт на четыре персоны, на снимке — четыре человека. Это значит, что пятый — тот, кто держал фотоаппарат, — не принадлежал к числу гостей, его не собирались приглашать к столу, не предложили бы бокал шампанского.
Установи этого пятого — и ты получишь ответы на многие вопросы.
Надо сделать так, чтобы Пенелопа Фернандес поскорее заговорила, подумал комиссар. Даже если фотографировала не она, у нее может быть ключ к разгадке.
Йона мысленно вернулся к людям на снимке: Карл Пальмкруна, Рафаэль Гуиди, Агата аль-Хайи и Понтус Сальман.
Когда они с Сагой ездили к Сальману, тот узнал себя на фотографии. По его мнению, примечательного в ней было только то, что Пальмкруна не отказался от шампанского, хотя праздновать на этой — первой — встрече было пока нечего.
А если все-таки было что праздновать?
Сердце забилось быстрее.
Что если в следующий момент все четверо подняли бокалы и поздравили друг друга?
Понтус Сальман нашел на фотографии себя и рассказал о том, что предшествовало встрече, о времени и месте.
Время, подумал Йона. Снимок могли сделать в другое время.
Мы знаем только то, что сказал Сальман. Что встреча имела место во Франкфурте весной 2008 года.
Нам нужно помощь Пенелопы Фернандес.
Йона посмотрел на свои руки, лежащие на портфеле, и подумал: нельзя ли опознать музыкантов на фотографии, ведь их лица хорошо видны? Кто-нибудь мог бы их узнать.
А если мы установим музыкантов, то сможем подтвердить или опровергнуть время встречи. Четверо музыкантов, квартет.
Может быть, эти четверо играли вместе всего однажды. Тогда можно было бы гарантированно установить точное время.
Естественно, сказал себе комиссар. Вот что надо сделать. Оставить Сагу с Акселем Риссеном, самому поехать в управление и поговорить с Неслундом. Если определить, из каких музыкантов состоит квартет, это даст точное время встречи.
Комиссар увидел, как Сага улыбается Акселю Риссену, спрашивая его о состоянии американской оборонной промышленности. Она назвала два новых гигантских концерна — «Рейтеон» и «Локхид Мартин».
Из открытого окна снова послышалась скрипичная музыка. На этот раз играли более быструю пьесу. Мелодия резко оборвалась, потом зазвучала снова, словно скрипач пробовал разные смычки.
