Юхан Теорин - Мертвая зыбь
Йерлофу очень хотелось найти подходящую к месту шутку, но, как назло, в голову ничего путного не приходило.
— Но все же кое-что интересное есть. Не домыслы, а факт — в доме Веры Кант действительно кто-то был, — продолжил Леннарт.
Йерлоф заинтересованно посмотрел на полицейского.
— Как так? — спросил он.
— Дверь взломана, и этот неизвестный оставил следы на втором этаже: вырезки, пришпиленные к стене, старый матрац и спальный мешок. А погреб весь перерыт.
Йерлоф задумался.
— А ты обыскал дом?
— Да так, осмотрелся, — ответил он. — У меня тогда другая забота была — поскорее отвезти твою дочь в больницу.
— Спасибо. Как ее отец, я тебе очень благодарен.
— После того как я оставил ее у Астрид, я заходил в дом Веры Кант перед тем, как ехать сюда. Джулии повезло: лампа, которую она уронила, разбилась о каменный пол, а вот если бы попала на стену, все бы полыхнуло.
Йерлоф кивнул.
— Ну что там насчет погреба? — спросил он. — Там что-то выкапывали или, наоборот, закопали?
— Трудно сказать. Мне кажется, скорее выкапывали или просто зачем-то рыли.
— Что-то я никогда не слышал, чтобы обыкновенные воры в погребах копали, — произнес Йерлоф, — а тем более с ночевкой оставались.
Леннарт с тем же усталым выражением на лице посмотрел на него.
— Ну вот, ты опять играешь в Шерлока Холмса.
— Да нет, это только мысли вслух. И вот что я думаю…
— Ну и что же? — неторопливо спросил Леннарт.
— Я — так прикидываю, что там, на вилле, побывал кто-то из Стэнвика.
— Йерлоф…
— Здесь, у нас, тихо, никто не помешает, делай что хочешь. Ты это тоже прекрасно знаешь. Кто тебя увидит? Вокруг почти никого нет.
— Подписываюсь под каждым словом. Ну и что? — сказал Леннарт.
— Но есть одна вещь, которую люди всегда замечают, — это чужих. Ты только представь себе: в Стэнвике появляется чужая машина, и из нее вылезает человек с лопатой, потом он спокойненько идет в дом Веры Кант. Как ты себе это представляешь? Даже в Стэнвике его бы обязательно заметили. А все прошло шито-крыто, никто ничего не заподозрил.
Леннарт задумался.
— А по-настоящему, кто там сейчас живет, я хочу сказать, круглый год? — задал он вопрос.
— Немногие, можно по пальцам пересчитать.
Леннарт помолчал некоторое время и потом сказал:
— Мне может понадобиться твоя помощь, Йерлоф, — и быстро добавил: — Но меня не интересуют домыслы, мне нужны факты. Я кое-что нашел в погребе. — Он запустил пальцы в карман формы. — Я нашел пакетики со снусом в погребе у окна и под лестницей, все использованные. Очень сомнительно, что они от Веры Кант остались.
Пакетик со снусом был упакован в прозрачный пластик. Одновременно Леннарт вынул свой блокнот.
— Я снусом не балуюсь, — заверил Йерлоф.
— Я знаю, но, может быть, ты вспомнишь, кто в Стэнвике его употребляет?
Йерлоф немного подумал и потом кивнул. Не было никакого смысла пытаться скрывать от полиции очевидные вещи, все равно они рано или поздно докопаются.
— Я знаю только одного.
И потом он назвал Леннарту имя. Полицейский записал его в блокнот и кивнул.
— Спасибо за помощь.
— Если ты собираешься ехать к нему, то возьми лучше и меня с собой.
Леннарт открыл было рот, собираясь что-то возразить, но Йерлоф быстро проговорил:
— Я нормально себя сегодня чувствую. Я уже хожу, и с головой у меня в порядке. Но если он увидит нас вместе, то ему будет спокойнее и он расскажет больше, — я в этом уверен.
Леннарт вздохнул:
— Ну тогда давай надевай пальто, пойдем прокатимся.
— Хорошо ты сказал, Йон, я имею в виду на похоронах Эрнста.
Йерлоф сидел за столом напротив Йона в его маленькой кухне в Стэнвике. Йон промолчал и только кивнул в ответ. Он откинулся на спинку стула, потом качнулся вперед. Йона разбирало любопытство, — Йерлоф это ясно видел. Почему — было нетрудно понять, ведь за столом находился еще и третий — Леннарт Хенрикссон. За окном кухни совсем стемнело, хотя пробило лишь без четверти шесть. Пакетик со снусом лежал на столе.
— Ну и что вы хотите здесь наскрести? — спросил Йон.
— Наскрести… — протянул Леннарт и пожал плечами. — Но если это снус Андеша, то мне хотелось бы с ним поговорить. Потому что тогда выходит, что он ночевал в доме Веры Кант, копал в погребе и оставил после себя кучу вырезок про Нильса Канта и Йенса Давидссона. И есть еще один вопрос, мне бы тоже очень хотелось получить на него ответ: где находился Андеш в тот день, когда пропал маленький Йенс?
— Андеш вам для этого не нужен, — заверил Йон. — Я могу и сам сказать.
— Хорошо, — сказал Леннарт. Он достал блокнот и ручку. — Тогда рассказывай.
— Он был здесь, — быстро ответил Йон.
— Где здесь, в Стэнвике?
Йон кивнул.
— Следовательно, и ты находился тоже здесь. Ты можешь подтвердить его алиби на тот день?
Йон пожал плечами:
— Много лет прошло, я не очень хорошо помню. Но вечером мы точно были там, на берегу, и искали вместе со всеми, вдвоем. Я хорошо помню.
— И я, — подтвердил Йерлоф.
Наверное, многие события того дня и вечера Йерлоф успел позабыть, но эту картину он очень ясно видел перед собой до сих пор: Йон и его сын, которому тогда, должно быть, было лет двадцать, бок о бок шли вдоль берега.
— Вечером, это понятно, — сказал Леннарт. — А после обеда что делал Андеш?
— Да не помню я, — бросил Йон, — дома его, по-моему, не было, но я уверен: он не подходил к дому Йерлофа. — Йон посмотрел на друга. — Андеш не злой, Йерлоф.
Йерлоф кивнул:
— Я в этом не сомневаюсь.
Леннарт продолжал записывать.
— Во всяком случае нам надо с ним поговорить. Твой сын здесь?
— Нет, он сейчас в Боргхольме, уехал туда вчера после похорон.
— Он что, там живет?
— Да, у своей мамы, но чаще здесь, у меня. У него полное право поступать так, как он хочет. Он не водит машину, поэтому поехал на автобусе.
— А сколько ему сейчас лет?
— Сорок два.
— Сорок два… и живет у родителей? — удивился Леннарт.
— Ну и что, разве это преступление?
Йон махнул рукой, показывая большим пальцем куда-то себе за плечо:
— И у него здесь свой собственный дом, прямо за моим.
— Мне кажется, — осторожно начал Йерлоф, — что Андеш несколько отличается от других. Мы же можем так сказать, Йон? Он хороший, вежливый, работящий, но немного другой.
— Я пару раз встречал Андеша, — сказал Леннарт. — По-моему, нормальный малый, совершенно вменяемый.
Йон поднял голову и, глядя прямо перед собой, произнес:
— Андеш сам по себе, он много думает и не любит говорить ни с другими, ни со мной. Но в нем нет ничего плохого.
— Так, адрес, — перебил его Леннарт.
Йон назвал номер дома и квартиры на Чёпмансгатан, Леннарт записал.
— Хорошо, — сказал он, — не будем тогда больше тебе надоедать, Йон. Поедем обратно в Марнесс.
Последняя фраза была обращена скорее к Йерлофу, потому что тому стало казаться, что он тоже полицейский и при исполнении.
Чувство оказалось очень неприятным. Йерлоф заметил, как во время разговора в глазах Йона появился ужас оттого, что Их Величество Власть, которая кружила где-то высоко, как ворон, высматривающий добычу, заметила его самого и его единственного сына и больше уже в покое не оставит.
— Мой сын не злой, — повторил Йон, хотя Леннарт уже шел к двери.
— Тебе нечего бояться, Йон, — тихо попытался успокоить друга Йерлоф, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно. — Поговорим попозже, давай вечером созвонимся. Хорошо?
Йон кивнул, не отрывая взгляда от Леннарта, который стоял в дверях и ждал.
— Пойдем, Йерлоф, — сказал он.
Это прозвучало как приказ, Йерлоф больше не чувствовал себя полицейским, а скорее дрессированной собачкой. Он послушно поднялся и вышел вслед за Леннартом. Вообще-то ему очень хотелось заехать к Астрид и повидать дочь, но решил, что в другой раз.
Йерлоф подошел к своей комнате. Его мускулы дрожали от напряжения больше, чем обычно, да и ноги ломило как-то особенно сильно — день выдался тяжелый. Леннарт подвез его к самым дверям приюта.
Через дверь Йерлоф услышал телефонный звонок и подумал, что, наверное, не успеет подойти и снять трубку. Но телефон все трезвонил.
— Давидссон.
— Это я.
Звонил Йон.
— Как ты там? — спросил Йерлоф и тяжело опустился на кровать.
Йон молчал.
— Ты с Андешем разговаривал? — продолжил Йерлоф.
— Да, я позвонил в Боргхольм и поговорил с ним.
— Хорошо. Тебе, наверное, не стоило ему рассказывать насчет того, что полиция хочет…
— Ты опоздал, — перебил его Йон. — Я ему сказал, что у меня была полиция.
— Так, — произнес Йерлоф, — а он что?
— Да ничего, слушал.
В трубке все стихло.
