Чарлз Маклин - Страж
Я не медлил ни мгновения. Да и стоило бы мне только заколебаться, и я не решился бы на это ни за что. Я снял с крюка старую веревку, намотал на него, смастерив примитивный узел, мою нейлоновую, натуго закрепил, проверил крепость узла тяжестью собственного тела и перекинул веревку через край. Ее вполне хватило, даже остался какой-то запас.
Я привязал веревку себе к поясу, крепко ухватился за нее обеими руками и, перегнувшись через край, нырнул в бездну.
Осторожно приземлившись на узкую каменную тропу перед самым входом в туннель, я некоторое время передыхал, прежде чем продолжить свое предприятие. Определив, под каким углом удобнее всего проникнуть в щель, я подумал о том, как вел себя на моем месте Принт Бегли. В какой-то момент его веревка, должно быть, не выдержала, и он разбился насмерть.
На этот раз мое снаряжение было куда более надежным.
Невольно я бросил взгляд вниз. Глубоко вниз. Отсюда я различал темное мерцание водоворота – как будто снизу, из тьмы, на меня глядел чудовищный глаз паука. Но вдруг этот дрожащий глаз стал неподвижным, стены пропасти, напротив, заходили ходуном, все перед моим взором поплыло, теряя узнаваемые очертания. Мои ноги утратили опору, и я полетел в пространство. Весь вес моего тела удерживался только захватом рук, нейлоновая веревка, уже повлажневшая, выскальзывала у меня из пальцев, пока я пытался вцепиться в нее.
Если бы не узел у меня на поясе, я бы наверняка рухнул в бездну. А сейчас мне удалось худо-бедно подтянуться на руках до того уровня, на котором располагался вход в туннель. Очутившись там, внутри, и, следовательно, в безопасности, я простерся ниц, с облегчением ощущая, как холодная мокрая скала у меня под головой перестает трястись и мой страх постепенно проходит.
Отвязав веревку, я поел кое-чего из принесенных с собой припасов, пополнил запас карбида в лампе, подлил в нее воды, а затем отправился в глубь туннеля. Он оказался меньшим, чем выглядел сверху, – в нем с трудом можно было развернуться, – и слишком низким для того, чтобы идти во весь рост. Единственным приемлемым способом передвижения здесь было ползание на четвереньках. Но не прополз я и пятидесяти ярдов, как и это оказалось чересчур большой роскошью.
Ширина прохода сократилась до какой-то пары футов, а высота стала такой, что, поставив локти наземь, я доставал до свода кончиками пальцев. Теперь, когда я пополз уже на животе, я обдирал плечи о стены прохода, а свод тяжело наваливался мне на спину.
Через каждые несколько ярдов мне приходилось останавливаться и отдыхать. Я глубоко вдыхал здешний зловонный воздух, пытаясь совладать с ужасом, охватывающим меня все сильнее и сильнее. Страх застрять в здешней тесноте, оказаться придавленным или похороненным заживо, не покидал меня ни на минуту. Время от времени желание повернуть назад становилось почти невыносимым. Повернуть, пока еще не поздно. Пока у меня еще оставалось время. Но в проходе теперь уже было не развернуться, и проще казалось продолжать ползти вперед.
Затем, за каким-то довольно страшным поворотом, лампа высветила в нескольких ярдах передо мной гладкую глыбу, преграждавшую путь. Я подполз к ней, ощупал стены там, где они сходились с глыбой, и не обнаружил никакой щели. Я попробовал протолкнуть глыбу вперед, но она не поддалась моим усилиям.
Понимая, что занятие мое совершенно безнадежно, я тем не менее продолжал, бранясь, толкать глыбу и молотить ее кулаками, пока силы у меня полностью не иссякли и я вынужден был признать свое поражение. Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться той же дорогой, которой я сюда попал. Но мысль о том, чтобы проделать весь этот путь в обратном направлении, а потом взобраться по веревке над бездной, была просто невыносима. Я поник, уронив лицо в самую грязь.
Тихое шипение карбидной горелки казалось слишком громким в тесноте туннеля. Развязав на подбородке шнурок, я снял каску и отложил ее в сторону. Но тут я заметил, что сине-белое пламя в центре отражателя заколебалось. Я затаил дыхание и принялся пристально следить за ним. Пламя по-прежнему дрожало, время от времени становясь по краям желтым.
Это могло означать только одно: в проход откуда-то поступал воздух. Откуда-то сверху.
Как бы тесно я ни был стиснут, мне удалось перекатиться на бок и посмотреть назад и вверх. Менее чем в десяти футах от того места, где я сейчас находился, на своде пещеры чернела какая-то тень. На пути вперед я почему-то ухитрился не заметить ее. Я торопливо потянулся за каской, водрузил ее на голову и пополз ногами вперед по туннелю, норовя подобраться к тому, что должно было быть выходом. Сердце мое бешено колотилось, когда я заглянул в тамошний проход.
И мгновенно последняя надежда на то, что из туннеля может найтись другой выход, меня оставила. У меня над головой было и впрямь какое-то отверстие, частично закрытое тяжелым камнем. Но еще выше шел сплошной скальный массив, полностью перекрывавший возможную дорогу.
Я в отчаянии уставился на него.
На камне, частично закрывавшем отверстие, начали постепенно проступать какие-то очертания. Я увидел ногу в потрепанных штанах, согнутую в колене, голову, опущенную на сутулые плечи, чернильного цвета пятно, которое под определенным углом казалось устами, искривленными хохотом.
Это было точно так же, как в тесте Роршаха.
А чуть пониже я разглядел что-то, странным образом напомнившее мне старый башмак...
Теперь я уже и сам смеялся – смеялся, не совладав с собственными нервами.
На подошве горели письмена. Это был серийный номер Вооруженных сил США, выведенный фосфоресцирующей краской.
Он висел на собственных запястьях; камень, заблокировавший верхнюю часть прохода, отдавил ему руки. Должно быть, эта плита рухнула и придавила его, когда он пытался сдвинуть ее в сторону. Потом он и сам каким-то образом ухитрился забраться в проход, должно быть надеясь сдвинуть плиту головой и плечами, чтобы освободить тем самым сдавленные руки или просто затем, чтобы снять с них тяжесть собственного тела. Интересно, как долго он еще оставался в живых, повиснув подобным образом?
Несчастный Бегли – он сжался в комок, подтянув колени к груди, его голова запрокинулась, кости и обрывки материи торчали из его вытянутых рук, он казался заснувшей летучей мышью. Если не считать рук, его скелет был совершенно невредим. Насколько я мог разглядеть, он был покрыт дряблой мучнисто-белой кожей: постоянная температура в пещере предохраняла его от разложения. Фосфорический блеск и каменная сохранность останков не помешали мне в полной мере осознать весь ужас и все мученичество его смерти. Теперь я понял, почему под гипнозом так отчаянно сопротивлялся попыткам Сомервиля выяснить, что же в конце концов с Принтом приключилось. Уж лучше было бы ему сорваться и утонуть в водовороте. Но, как ни странно, столкнувшись с ужасным доказательством того, как я, а я был убежден, что это я, погиб в своем предыдущем воплощении, я не испытал ни страдания, ни страха, а только непреклонную решимость совершить на этот раз то, что мне не удалось прежде.
Закрыв глаза, я взмолился Господу, чего не делал с самого детства, и попросил его даровать мне силу.
Затем я заставил себя сесть и медленно протиснулся в щель рядом со скелетом Принта. В верхней части прохода места для двоих не было: я должен был вызволить его оттуда, чтобы занять его место. Его тело отделилось легко, с тихим сухим треском переломившись на запястьях. Оно приникло ко мне, на удивление легкое и маленькое, затем рухнуло наземь, где и застыло в какой-то нелепой позе. Я оттолкнул его ногой, чтобы выгадать чуть больше места, а затем подтянулся вверх и навалился на плиту.
Я чувствовал себя усталым и разбитым после столь долгого пути, проделанного ползком, и мне пришлось заново привыкать к стоячему положению. Но тут я обнаружил, что обладаю по сравнению с Бегли значительным преимуществом: я был выше его почти на целый фут. И, будучи не в состоянии распрямиться в проходе, я мог удачнее использовать собственное тело в качестве рычага.
Сперва я попробовал поднять плиту обеими руками, но она едва шевельнулась. Затем, упершись в нее головой и плечами, я принял на себя всю ее тяжесть и медленно, дюйм за дюймом, поднялся во весь рост. Глыба сдвинулась, и холодный воздух, слабо пахнущий известняком, хлынул в проход. Теперь я толкнул ее, собрав воедино всю силу, которая у меня еще оставалась. И тут я услышал громкий треск и на мгновение испугался, что это рушатся своды. Но тяжесть, давившая на меня сверху, исчезла, плита завалилась набок, и, глянув вверх, я увидел туманные очертания низкого сводчатого потолка.
Я пополз вверх по проходу, пока мои голова и плечи не оказались уже в верхнем гроте, затем весь выбрался на поверхность. Грот был очень узким и представлял собой не что иное, как небольшое расширение речного ложа. По всей его дальней стене текла широкая темная река, маршрут которой, независимый от моего, сошелся тем не менее с ним в данной точке. В молчании она текла прочь, уходя в гладкоствольный туннель в одной из скал.
