Лайза Скоттолайн - Навлекая беду
Она оценивала ситуацию: не поехать ли ей к Мэту домой, но тот жил в самом сердце старого города, а времени у нее не было — так можно и упустить Кевина. Энн взглянула на часы. Пятнадцать минут второго. Солнце стояло высоко и жарило вовсю, везде гуляли люди. Город праздновал Четвертое июля. Энн решила вернуться на путь истинный и по-прежнему оставлять как можно больше свидетельств о себе — чтобы Кевину было проще ее искать.
Часом позже Энн припарковалась с нарушением, хотя и без угрозы эвакуации на штрафную стоянку, и нырнула в толпу. Она шла к Паркуэй. Энн отбрасывала со лба крошечную челку, не стеснялась шрама и наслаждалась свободой: на ней не было никакой маскировки — даже помады.
— Эй, а не вы ли та самая девушка, которую считали мертвой? Та юристка? — спросил ее мужчина в шляпе с логотипом пива «Будвайзер». Он держал за руку маленькую девочку. Оба шли к Паркуэй.
— Ой, да…
Энн представилась и пожала ему руку. Значит, ее фотография уже напечатана! Мужчина улыбнулся, словно праздник уже начался. Будем надеяться, он всем расскажет. Ее опять подхватила толпа. Над огромным шатром, поставленном на «овале Икинса», рабочие натягивали транспарант «СУПЕРБУТЕРБРОД ЗА ДОЛЛАР». Она остановилась, чтобы позвонить Мэту на мобильный, домой и на работу. По-прежнему никто не отвечал. Кевина видно не было, однако Энн не отчаивалась. До нее доносился запах подогретых гамбургеров и куриных кебабов. Она выгребла из кармана немного денег. Энн ничем не отличалась от других отдыхающих. Сегодня Четвертое июля, и надо убить время до вечера: с наступлением темноты должен начаться салют. Она взглянула на часы. Пятнадцать минут четвертого. Сейчас будет пикник на ее улице.
Подойдя к своему кварталу, Энн замедлила шаг. Въезд заграждали сине-белые полицейские барьеры. Через Уолтин-стрит было не протолкнуться. Не меньше шестидесяти взрослых, детей и домашних любимцев — все гуляли вперемешку под густой кленовой листвой в пятнах солнечного света. Энн всматривалась в толпу в поисках Кевина. Он мог заметить одну из тех вывесок, на которых написано: «Пикник для жителей квартала, с трех до пяти». Возможно, Кевин наблюдает за ней и ждет подходящей минуты. Энн не беспокоилась за местных жителей. Кевин опасен только для нее. Она протиснулась мимо барьера. Рядом стоял мужчина в безупречно чистой рубашке с короткими рукавами и просторных глаженых брюках. Похоже, он проверял удостоверения личности.
— Я и так помню, что вы с нашей улицы, мисс Мерфи, — сказал мужчина, и его лицо просветлело. — Я вас узнал! Вас показывали по телевизору!
— Спасибо, мистер…
— Меня зовут Билл Коповски. Из дома 2254, с красными занавесками — вон там, — показал он. — Никто не понимал, как здесь устроить пикник, но мы с женой взяли это на себя. Моя жена Ширли и я так беспокоились! Вам нужно обязательно с ней познакомиться!
Дрожащая рука мистера Коповски потянулась к стоявшей рядом пожилой полной женщине. Она обернулась, и ее стареющие глаза при виде Энн просияли.
— Ах, Боже мой, это вы! — воскликнула миссис Коповски. На ней было бежевое платье и янтарное ожерелье.
— Да… Здравствуйте, — ответила Энн. Она протянула руку, однако миссис Коповски сама потянулась к ней и обхватила, прижав к мягкой груди. От нее пахло лавандовым мылом.
Окружающие стали оглядываться на Энн. Соседи, щебеча и смеясь, кинулись к ней.
— Мисс Мерфи! — закричал мужчина средних лет в полосатой рубашке и широких шортах. — Мы до сих пор не были знакомы, но я живу наискосок от вас, в доме номер 2258.
— Привет… — начала было Энн, как ее окликнула женщина в синей поролоновой короне.
— Энн Мерфи! Энн Мерфи! Вы живы! Я видела в газете фотографию вашей мамы. Я так растрогалась, так растрогалась!
— Видел! Я видел! Тоже! — закричал сосед восточного вида, говоривший с акцентом. На нем была красно-бело-синяя футболка. — По телевизору! Вы одинаковые! Очень-очень! Звони ей, давай! Она любит!
Все наперебой обращались к Энн, засыпая вопросами, на которые она не успевала отвечать. Вдруг кто-то похлопал ее по спине. Энн, испуганная, обернулась: ей улыбался очередной сосед, который страшно радовался, видя ее живой, беспокоился, что на их улице случился такой кошмар, и жаждал узнать подробности. Не успела Энн оглянуться, как толпа поглотила ее, признав в ней добрую соседку, которой она никогда не была, и приветствуя раскрытыми объятиями и теплым пивом. Только теперь она поняла, скольких задела весть об этом убийстве, как потрясены местные жители. И все это время она высматривала Кевина. Правда, если он и был здесь, обнаружить его было сложно. Энн беспокоилась о Мэте, и ее снедало любопытство, где сейчас Бенни и девушки. Раньше или позже они ее найдут. И все же Энн надеялась, что ей быстрее удастся выманить из берлоги Кевина.
— Мисс Мерфи! Мисс Мерфи! Пожалуйста, всего несколько вопросов! — донесся сзади мужской голос. Она почувствовала, как кто-то грубо толкнул ее в спину. Энн обернулась и столкнулась с объективом видеокамеры. Из-за камеры вдруг возник репортер, крепкий мужчина в белой футболке и джинсах, с огромным животом, который нависал над золотой пряжкой ремня.
— Мисс Мерфи! — застрочил он как из пулемета. — Что же у вас все-таки было с Саторно? Расскажите! Мисс Мерфи!
— Я не собираюсь отвечать ни на какие вопросы! — сказала Энн, стараясь освоиться с обстановкой. Пресса уже здесь… Что ж, разумно. Где же ей быть, как не на ее улице? Этой бригаде повезло: они нашли Энн. А как насчет ее собственного везения?
— Давайте начистоту! Это правда, что вы с Саторно обручены?
Объектив камеры неотрывно смотрел на нее, а соседи начали выходить из себя. Пожилой мужчина, химик на покое (так решила Энн), протолкнулся к репортеру и начал грозить камере костлявым пальцем.
— Сэр, вас сюда не приглашали! — сердился он; голос мужчины дрожал от старости. — Здесь только местные жители! Сюда нельзя проходить без разрешения. Как вы прошли мимо мистера Коповски? Он участвовал в Арденнском сражении![44]
Рядом встал мистер Берман:
— Ах, так вы репортеры? Значит, не местные! Убирайтесь, пока мы не вызвали копов! Вчера один из вас уронил цветочный горшок с моего крыльца!
У Энн имелись собственные планы насчет журналистов.
— Эй, приятель! — обратилась она к репортеру. — А почему ты не спросишь меня, что я собираюсь делать дальше — уж коли я не мертва? Так принято спрашивать на «Суперкубке».
— Она поедет в Дисней-Уорлд! — вклинился мистер Симонс. Соседи собрались за его спиной, начали окружать репортера и оператора, зажимая их в кольцо.
— Да, спросите у нее, что она будет делать дальше? — выкрикнул мистер Монтероссо.
Еще кто-то вопил:
— Да! Напечатайте для разнообразия что-нибудь хорошее!
— Вы ведь не расскажете об этом по телевизору, верно? — надрывался третий. — Вы никогда нас не радуете, даже в праздник!
Репортер усмехнулся и обратился к Энн:
— Ну ладно, мисс Мерфи. Что вы собираетесь делать дальше? Поедете в Дисней-Уорлд?
— Уехать из Филадельфии Четвертого июля? Да ни в жизнь! — сказала Энн прямо в камеру, понимая, что Кевин ее слышит; она поблагодарила Всевышнего, что Бенни не смотрит телевизор. — Сегодня вечером я собираюсь отпраздновать день рождения страны и сделаю это по-филадельфийски! Съем «супербутерброд за доллар» и буду смотреть салют у Художественного музея! Всех с праздником!
Соседи радостно закричали, смеясь и улюлюкая, а мистер Берман начал размахивать своей тростью, словно дирижировал военным оркестром.
— Вы получили что хотели, мистер Репортер! Идите, печатайте! Убирайтесь!
— Да! Валите! Вы не местные! Здесь только жители Уолтин-стрит! — кричал мистер Берман, а юная татуированная дочь профессора психологии начала ритмично распевать:
— Уолтин-стрит не пощадит! Уолтин-стрит не пощадит!
— Уолтин-стрит не пощадит! Уолтин-стрит не пощадит! — подхватили соседи. Они будто сбивали журналистов с ног силой голосов. Пели все как один.
— Уолтин-стрит не пощадит! Уолтин-стрит не пощадит! — Энн распевала громче всех, орала во все горло. И Кевин Саторно был тут ни при чем. Она просто веселилась и была счастлива, что принадлежит столь узкому кругу — людям, живущим в ее квартале, — одному из многих в той мозаике, из которой сложились Соединенные Штаты Америки. Сам Уильям Пенн придумал строить город в виде сетки улиц. Нынче она вспомнила об этом с гордостью. Мысль: патриотизм — это и вправду причастность. И Энн была частью того, что ее окружало.
А теперь — за работу!
28
Солнце пока еще стояло высоко. Ближе к концу дня оно светилось оранжевым и медленно спускалось по обожженному небосклону. Влажность росла, становясь невыносимой. Платье липло к коже. Энн собирала мусор, проверяя, не осталось ли чего между припаркованными машинами. Найденное она запихивала в большой пакет, поглядывая при этом на каждого встречного. Кевина она не встретила. И ей становилось все более не по себе.
