Пьер Леметр - Жертвоприношения
— Да, Камиль?..
Камиль молчит. Но слова приходят:
— Мы выследили Афнера. Можешь быть спокойна.
Ну вот и кончено.
Он старается сохранять хладнокровие, чтобы показать, что ситуация у него под контролем.
— Ты уверен? — спрашивает она.
— Совершенно. — До него долетает какой-то шум. — Ты где?
— На террасе.
— Я сказал тебе не выходить из дома.
Анна, кажется, не совсем поняла. Голос у нее дрожит, пришло время сводить дебет с кредитом.
— Вы его арестовали?
— Нет, Анна, так не делается. Мы только что обнаружили, где он, и я захотел тут же тебя предупредить. Ты просила меня, даже настаивала. Я не могу долго разговаривать. Самое главное, ты…
— Где он, Камиль? Где?
Камиль не отвечает, в последний раз вероятно.
— Мы обнаружили, где он скрывается…
Вокруг шумит лес. В верхушках деревьев гуляет ветер, свет на веранде немного дрожит. Анна не двигается. Ей бы поторопить Камиля, задавать ему вопросы, собрать всю свою энергию, сказать, например, такое: «Я хочу знать, где он». Или: «Я боюсь, понимаешь?» И так, чтобы голос зазвенел, говорить так, чтобы он забеспокоился, настаивать. «Где это убежище? Где оно?» Мало найти, где он прячется, нужно просто-напросто переходить к нападению. «Вы его нашли?.. И почему ты в этом уверен? Ты ничего мне не говоришь!» Можно надавить, начать шантажировать: «Мне теперь только еще страшнее, Камиль! Понимаешь, я должна знать!» Или напомнить: «Он избил меня, Камиль, этот человек хотел убить меня, я имею право знать…» И так далее, и тому подобное.
Но Анна молчит. В горле пересохло.
Она пережила нечто похожее три дня назад, когда вся в крови стояла на улице, двумя руками опираясь на крышу припаркованной машины, и тут появился внедорожник налетчиков, мужчина направил на нее винтовку, она увидела смотрящее на нее дуло, но ничего не сделала — у нее не было сил, она была готова умереть, энергия ее иссякла. Теперь происходит нечто подобное, и она молчит.
И снова Камиль приходит ей на помощь.
— Его обнаружили в пригороде, в Ганьи, — говорит он. — Дом пятнадцать, улица Эскудье. Квартал спокойный, частные дома. Я пока не знаю, сколько времени он там находится, но скоро узнаю. Он называет себя Эрик Буржуа, вот и все, что мне известно.
Снова молчание.
Камиль говорит себе, что слышит Анну в последний раз, но это не так, потому что она продолжает задавать вопросы:
— Что теперь будет?
— Он опасен, Анна, тебе это известно. Мы изучим квартал. Сначала нужно убедиться, что он действительно там, попробовать узнать, с кем он, быть может, он не один, нельзя превращать пригород Парижа в форт Аламо, вызовем специальное подразделение. Выберем подходящий момент. Нам известно, где его искать. И мы можем заставить его прекратить преступления. — Камиль старается улыбнуться. — Теперь лучше?
— Лучше, — говорит она.
— Я должен с тобой попрощаться. До скорого?
Молчание.
— До скорого.
21 час 45 минутЯ не мог в это поверить, и тем не менее — да! Афнер обнаружен.
Ничего удивительного, что его было невозможно найти, ведь искали не господина Буржуа. Тому, кто знал этого типа на вершине его славы, можно только искренне пожалеть, что он выбрал себе теперь подобное имя.
Но Верховен уверен. Значит — и я.
Слухи о его болезни, видимо, были обоснованны, надеюсь только, что он не успел истратить все деньги на анализы и лекарства, что кое-что осталось на возмещение моих убытков, потому что иначе метастазы по сравнению с тем, что я для него приготовил, просто бикарбонат натрия. Логически рассуждая, он должен бы держать свои сбережения под рукой на случай необходимости.
Пора садиться в машину, выезжать на скоростной периметр, и вот я уже в указанном месте.
Частный особняк… Представить себе Венсана Афнера в таком месте, да просто уму непостижимо. Хитрое он себе нашел убежище, но постоянно возвращается мысль, что для того, чтобы спрятаться в самом тихом местечке, нужно, чтобы в его жизни появилась женщина, иначе это просто невозможно. Наверное, малышка, о которой говорили, любовь на старости лет, только из-за таких чувств можно согласиться стать господином Буржуа для своих соседей.
Подобные умозаключения заставляют подумать о смысле жизни: Венсан Афнер, отдавший половину жизни на отъем у сограждан их ценностей, влюбляется, и вот из него уже можно веревки вить.
Мне это только на руку: присутствие девки — неоценимая помощь. Лучшее средство развязать язык. Ломаете ей обе руки, и личные сбережения ваши, выкалываете глаз, и у вас уже деньги всего семейства — крещендо. Девка как добровольный донор, каждый орган на вес золота.
Но лучше всего, конечно, ребенок. Хотите что-нибудь получить, ребенок — беспроигрышный вариант. Но о таком можно только мечтать.
Сначала я кручу по кварталу, не подъезжая к улице Эскудье. Полицейские подтянутся сюда только поздней ночью.
Да и это неточно, потому что им нужна большая зона охвата. В том, чтобы закрыть зону, нет ничего сложного, достаточно заблокировать все улицы, но вот захватить дом значительно сложнее. Во-первых, нужно удостовериться, что Афнер дома — это как минимум — и, во-вторых, что он один. А это будет непросто, потому что нет никакого прохода, где бы можно было разместить подразделения, а поскольку здесь практически и движения нет, то медленно курсирующую машину тут же вычислят. Действовать нужно будет осторожно: одна-две обычные машины, чтобы наблюдать за домом, и на это уйдет полдня, не меньше.
Сейчас наверняка эти идиоты из группы захвата Национальной жандармерии строят химерические планы, вычисляют траектории на воздушных картах, определяют зоны, сектора, не торопятся, в общем. В их распоряжении по крайней мере ночь, раньше утра точно не начнут, а потом будут наблюдать, наблюдать, наблюдать… Это может занять от одного дня до трех. А к тому времени их добыча уже не будет ни для кого представлять опасности, потому что я займусь ею лично.
Моя машина стоит в двухстах метрах от улицы Эскудье, перелез через изгороди с рюкзаком за плечами, несколько ударов дубинкой по собакам, делающим вид, что пугают меня. И вот я уже в саду дома, сижу под елью. С другой стороны, в тридцати метрах от садовой решетки, отделяющей один особняк от другого, передо мной отличный обзор задней стороны дома № 15.
Свет только в одной комнате второго этажа — мигает голубой экран телевизора. Остальные окна темные. Для этого существует три объяснения: либо Афнер смотрит на втором этаже телевизор, либо его нет, либо он спит, а его девица повышает перед ящиком свой образовательный уровень.
Если он вышел, то радушный прием по возвращении ему обеспечен.
Если спит, я буду ему отличным голосовым будильником.
А если сидит перед телевизором, то ему придется пропустить рекламу, потому что я его отвлеку.
Сначала я все осматриваю в бинокль, после чего выдвигаюсь и проникаю на территорию дома. На моей стороне эффект полной неожиданности. Я уже радуюсь.
Сад — прекрасное место для медитации. Оцениваю ситуацию. Когда я понял, что все в ажуре, даже лучше, чем я мог надеяться, мне пришлось усмирять собственное нетерпение, потому что натура у меня необузданная. Еще немного, и я начал бы палить в воздух, а потом перешел бы к взятию малины, крича как безумный. Но то, что я здесь, — результат кропотливой работы, долгих размышлений и больших затрат энергии, большущий кусок пирога у меня почти в руках, так что нужно следить за собой. И только спустя полчаса, так как все пребывает в спокойствии, я начинаю тщательно собирать все необходимое и обхожу дом. Охранная система отсутствует. Афнер не захотел привлекать внимания и превратил свою мирную гавань в бункер. Хитер, однако, этот господин Буржуа, растворился-таки в пейзаже.
Возвращаюсь на исходную позицию, снова сажусь, расстегиваю куртку и продолжаю наблюдение в бинокль.
И наконец около половины одиннадцатого телевизор на втором этаже гаснет, небольшое окошко в середине дома на минуту загорается. Окошко поуже, чем остальные. Туалетная комната. О лучшем расположении я и мечтать не мог. Судя по перемещениям, в доме кто-то есть, но народу немного. Я решаюсь, выпрямляюсь и перехожу к действию.
Особняк представляет собой строение тридцатых годов, где кухня расположена в задней части дома на первом этаже. Войти туда можно через небольшую застекленную дверь, выходящую на крылечко со ступеньками, спускающимися в сад. Я тихо поднимаюсь, замок настолько старый, что можно открыть консервным ножом.
Теперь можно ожидать чего угодно.
Ставлю рюкзак у двери, беру только мой «Walter» с глушителем. На поясе охотничий нож в кожаных ножнах.
Тишина настораживает: дом, ночь — всегда есть повод для волнения. Сначала нужно, чтобы успокоилось сердце, иначе я просто ничего не услышу.
