Уоррен Мерфи - Вторжение по сценарию
Вторая очередь, пущенная Кавасаки, прошла над головой незнакомца, и оказалась столь же малоубедительной. Человек продолжал идти, словно страх смерти был ему абсолютно неведом.
Или, внезапно подумал Минобе Кавасаки, как будто он уже был мертв. – Водитель! – прокричал он внутрь башни по-японски. – Подъезжай к этому человеку поближе, но только медленно!
Тяжелая махина танка двинулась вперед. Дуло пушки указывало прямо на грудь незнакомца, словно перст неумолимой судьбы. Если человек и танк не свернут в сторону, то, как и рассчитывал Кавасаки, пушка собьет противника с ног. Расстояние между ними сокращалось. Теперь их разделяло всего двадцать метров. Потом десять. Пять. Один метр. Когда столкновения, казалось, уже не избежать, правая рука незнакомца поднялась, как будто кто-то дернул его за ниточку. Минобе Кавасаки успел увидеть только это, потому что внезапно он слетел с башни и скатился по броне танка. Упади он на пару сантиметров правее, тяжелые гусеницы подмяли бы его под себя, но Кавасаки понял, как близко он был от смерти только позже. Раздавшийся ужасный скрежет ударил ему по барабанным перепонкам. Кавасаки зажал уши руками, решив, что произошел взрыв. Он решился открыть глаза лишь когда звон в ушах стих, и с опаской огляделся по сторонам. К его неописуемой радости, руки и ноги были на месте.
Тогда Кавасаки повернул голову в сторону танка, и увидел, что тот замер на месте, а водитель, высунувшись из люка, тоже пытается понять, что же произошло.
И тут у Минобе Кавасаки глаза полезли на лоб от изумления. Башня танка больше не была соединена с поворотным механизмом. Вместо него на броне поблескивал срезанный, словно ножом, металл, а башня лежала в добрых десяти метрах позади танка. За ней виднелся шагающий все с той же неумолимой целеустремленностью человек с горящим взглядом и громовым голосом.
Минобе Кавасаки бросился к обезглавленному танку и, вырвав у водителя рацию, принялся что-то возбужденно кричать в микрофон.
* * *Джиро Исудзу чуть было не оставил первое сообщение без внимания, приняв его за бред опьяненного победой солдата, еще недавно бывшего простым служащим. Но затем подобные сообщения посыпались на него валом, люди возбужденно кричали, и в голосах их слышался неподдельный ужас.
Свежесозданные Императорские Оккупационные Войска потеряли пять танков в коротких схватках с одним единственным противником, которого поверженные японцы настойчиво называли «оно».
– Мне нужны подробности, – рявкнул Исудзу на первого солдата, употребившего в докладе это непонятное местоимение. – «Оно» это машина?
– «Оно», – настойчиво повторял пересохший от волнения голос, – это человек, глаза которого излучают смерть, а руки крушат сталь.
И это, по сути дела, было самое связное из всех последующих описаний.
Исудзу приказал направить в район, где в последний раз видели «это», еще несколько танков, и приготовился ждать. От некоторых командиров поступали все те же неразборчивые сообщения, другие просто не отвечали. Один из танкистов, закончив доклад, издал душераздирающий стон, сопровождавшийся треском разрываемой ткани. Исудзу догадался, что, не вынеся собственного поражения, этот солдат совершил харакири.
По ступавшие к нему сведения сходились лишь в одном – хотя в это было трудно поверить, противник был один и не вооружен. Этот человек, безжалостно сметавший все на своем пути, приближался к зданию мэрии, и остановить его было невозможно.
Джиро Исудзу приказал своим людям занять вокруг здания круговую оборону, и бросился в кабинет, где на кушетке с закрытыми глазами лежал Немуро Нишитцу.
Осторожно, Исудзу дотронулся до плеча босса. Глаза Нишитцу, похожие на две узкие щелочки, слегка приоткрылись, а губы шевельнулись, пытаясь что-то произнести, но слышен был только сухой хрип. Джиро приложил ладонь ему ко лбу и ощутил на руке горячую испарину. Лихорадка.
Джиро Исудзу склонился над больным, и, вместе с прерывистым горячим дыханием до него донеслись едва слышные слова:
– Ты должен выполнить свой долг. Банзай!
Затем Немуро Нишитцу отвернулся к стене и закрыл глаза. Он спал. Исудзу выпрямился, поняв, что теперь может действовать по собственному усмотрению.
Он вышел из кабинета, чтобы отдать новые приказания, размышляя по дороге, когда же прилетят бомбардировщики.
* * *Мастер Синанджу стоял, устремив взгляд к горизонту, словно каменный идол в пурпурном одеянии. Поднявшийся ветер играл полами его кимоно.
Подошедший сзади Билл Роум громко кашлянул, но Чиун никак не отреагировал на его появление.
– Женщины уже устроили детей, – сообщил он, становясь рядом с Чиуном.
Взглянув в том направлении, куда был устремлен взгляд Мастера Синанджу, Роум увидел, что за горизонтом то и дело вспыхивают отсветы.
– В городе идет бой, – значительно проговорил Чиун.
– Да, это явно не похоже на зарницы, – согласился Роум. – Знаете, мне все-таки жаль Бронзини.
– Каждому рано или поздно приходится расплачиваться за свои поступки, сказал Чиун. – Кто-то платит за ошибки, кто-то – за удачи. Из-за того, что Бронзини был удачлив, на нас обрушилось все это горе. Из-за него я потерял сына, и вместе с ним для моей деревни угасла последняя надежда.
– Я вас понимаю. Ведь я последний Санни Джо.
Чиун обернулся к нему, и черты его сурового лица слегка разгладились.
– Жена не принесла тебе сыновей?
– Нет, но ребенок умер, много лет тому назад. Второй раз жениться я не стал.
Чиун понимающе кивнул.
– Я знаю, как это больно, – просто сказал он.
Он снова отвернулся, наблюдая за полыхавшими в небе синими и красными огнями. Город был слишком далеко, и шум столкновений до них не долетал.
– Когда меня не станет, – сказал Санни Джо Роум, – то некому будет защитить мое племя. Точнее, то, что от него осталось.
Чиун кивнул.
– Когда умру я, в деревне некому будет кормить детей. Именно этот страх заставлял Мастеров Синанджу трудиться на грани человеческих возможностей, ведь одно дело – рисковать собственной жизнью, а совсем другое – оставлять тех, кто от тебя зависит.
– Аминь, брат мой.
– Знай, Санни Джо Роум, что я не считаю тебя ответственным ни за что произошедшее в последние два дня. Но я намерен сделать так, чтобы люди, заставившие меня страдать, отплатили за совершенное ими зло. Но сделать это, пока они держат в заложниках детей, я не могу. Ведь жизни всех детей, не только тех, в чьих жилах течет наша кровь, бесценны. Среди Сан Он Джо считают так же?
– По-моему, так считают, или должны считать, везде, – ответил Роум.
– Только не японцы. Когда они вторглись на мою родину, никто, начиная от представителей Династии Дракона, и заканчивая грудными детьми, не были защищены от их клинков. – Это не может продолжаться слишком долго, скоро должны высадиться морские пехотинцы. Вашингтон не станет закрывать на происходящее глаза.
– А сколько при этом будет потеряно жизней? – спросил Чиун, оглядываясь на сверкающие в небе вспышки. Немного помолчав, он с сомнением покачал головой.
– Ваш сын, как его...
– Санни Джо! Санни Джо, идите скорее сюда!
Роум резко обернулся. В дверях одного из домов стояла перепуганная насмерть Шерил Роуз.
– В чем дело? – спросил Роум.
– Они собираются повесить Бронзини! Так только что передали по телевизору.
– Идем, – резко проговорил Билл Роум, вслед за ним, Чиун последовал в дом. Шерил подвела их к телевизору, возбужденно рассказывая:
– Не знаю, почему я его включила, наверное, по привычке. Но пятый канал снова работает. Смотрите!
На экране телевизора творилось нечто, заставляющее вспомнить об «Аде»
Данте. Нескольких полицейских с завязанными глазами втолкнули в комнату, увешанную рождественскими украшениями. Над их головами, словно насмешка, висел плакат со словами «Да воцарится на земле мир и добрая воля!».
– О Господи, – воскликнула Шерил. – Это же склад на телестудии. Я когда-то там работала.
Где-то за кадром раздалось жужжание, и через мгновение в кадре появился японец в камуфляже, небрежно, но с безжалостной точностью начавший дрелью просверливать беспомощным полицейским виски.
Шерил отвернулась, к горлу у нее подступила тошнота.
– Зачем им все это? – спросил Билл Роум, стискивая кулаки. Ответа ни у кого не было.
– Они... объявили, что на рассвете повесят Бронзини, – едва смогла выдавить из себя Шерил. – Так сказал этот с виду безобидный старый японец.
Он говорит, таким образом станет ясно, что Америка бессильна их остановить.
– Этот канал принимают в других городах? – сурово спросил Чиун.
– Да, в Финиксе. А что?
– Японцы, конечно, жестокий народ, но они отнюдь не дураки, – задумчиво продолжал Мастер Синанджу. – Они должны понимать, что это заставит американское правительство нанести удар.
– Да я все время вам об этом твержу, – отозвалась Шерил. – Нам нужно только продержаться еще немного, и Вашингтон положит конец этому ужасу.
