Дуглас Кеннеди - Крупным планом
Я отрицательно покачал головой.
— Спроси его, сколько автокатастроф и плохих браков выпало на его долю, и если окажется, что больше двух, тогда он местный.
Руди поведал, что он в Маунтин-Фолс долгожитель. Здесь родился, здесь рос. Учился в университете. В 1976 году получил работу в газете. Никогда не жил и не работал в другом месте.
— Примерно пять лет назад, как раз когда я избавлялся от супруги номер два, я получил предложение от «Сиэтл таймс». Их редактор читал мою колонку, ему понравился мой стиль, он заплатил за мой перелет, чтобы нам встретиться. Этот тупица даже предложил мне работу.
— Вы отказались?
— Какого хрена я буду делать в Сиэтле? Это же центр яппи. Восемьдесят два сорта кофе, аэробика, и они достанут тебя с этими сушеными помидорами. Я следующим же рейсом вернулся в Маунтин-Фолс.
— Рядом с моим домом есть кафе, где подают двенадцать различных сортов кофе.
— Кому ты говоришь? До 1990-го кофе в этом штате называли «Джо». Теперь надо знать итальянский, чтобы заказать кофе. И все из-за таких типов, как ты, которые сюда заявились.
Я промолчал. Он криво улыбнулся:
— Все еще не обиделся, Гари?
— Нет.
— Черт! Похоже, я сегодня не в форме. Пожалуй, мне лучше продолжать пить. Линда, еще два раза сюда.
— Моя очередь, — вмешался я.
Кто бы возражал!
Мы повторили еще четырежды, и все время Руди говорил, не замолкая, о Маунтин-Фолс.
— В семидесятых ты все еще мог бы купить здесь, в городе, дом за двадцать тысяч долларов. Теперь же тебе повезет, если найдешь хибару за двести тысяч. Гребаные калифорнизаторы. Они убивают этот штат. Слышишь меня? Убивают Монтану акр за акром. Еще десять лет, и она превратится в пригород Лос-Анджелеса. Приятного тебе дня, приятель… — Он уже кричал.
— Руди, — сказала Линда-барменша. — Заткнись ты, к гребаной матери.
— Правда ранит, детка.
— Побереги это для своей колонки, Руди.
Он погрозил Линде пальцем:
— Знаешь, почему это мисс Роскошной Жопе не нравится то, что я говорю? Потому что эта сучка из Пасадены, вот почему.
Линда схватила Руди за палец и согнула его назад.
— Я тебе не сучка, Руди, — сказала она.
Она еще дальше отвела палец. Руди побелел от боли.
— Ты сейчас передо мной извинишься — или я сломаю тебе палец пополам.
— Извиняюсь, — пробормотал Руди, уже готовый завопить.
Она отпустила палец.
— Обожаю джентльменов, — сказала Линда. И налила нам еще по порции.
Руди несколько минут молчал. Когда боль наконец затихла, он залпом выпил виски. Его передернуло.
— Умеешь ты обращаться с женщинами, — заметил я.
Он натянуто улыбнулся:
— Святая истинная правда.
Линда выкинула нас обоих из бара. Кроме нас, там больше уже никого не оставалось. Когда мы, спотыкаясь, шли к двери, она крикнула мне в спину:
— Не разрешай этому сукину сыну садиться за руль.
— Надо же, какая недоверчивая, — пробормотал Руди.
Мы вывалились на улицу. Все еще шел снег.
— Как ты собираешься добираться до дому? — спросил я.
Он полез в карман и достал оттуда связку ключей:
— На своей машине.
— Не пойдет.
— Улицы пустые. Я ни для кого не представляю опасности.
— Кроме самого себя. Давай сюда ключи, Руди.
— Кто ты такой, черт тебя дери? Моя няня Мэри Поппинс?
Я выхватил у него ключи.
— Говнюк, — сказал он и попытался меня ударить, но я легко увернулся.
Он упал.
— Я иду домой, — заявил я. — Хочешь получить свои ключи — топай за мной.
Я повернулся и пошел по Главной улице. Пройдя ярдов сто, я обернулся и с облегчением увидел, что Руди уже поднялся и тащится за мной. Я не стал ждать, когда он меня догонит, потому что холодно было жутко. Но это заставляло нас обоих шевелиться, а также хорошо отрезвляло после всего выпитого нами алкоголя. К тому моменту, как я дошел до своего дома, я был почти трезв. Я подождал минуту-две в вестибюле, пока подгребет Руди. Его потрепанное пальто было все в снегу. Прогулка оживила его.
— Ты тут живешь? — удивился он, входя в вестибюль.
Я кивнул.
— Кажется, я тут однажды потрахался с агентшей по недвижимости. Настоящей занудой по имени Мэг Гринвуд. Решила, что, раз мы переспали, значит, у нас любофф. Названивала мне домой, в газету, в конечном итоге пришлось сменить номера. Дважды. Ей плевать, если тебе кажется, что твои яйца из бетона Если ты когда-нибудь повстречаешь эту психованную бабу в баре, на вечеринке или еще где, уноси ноги. Причем побыстрее.
Я рассмеялся:
— Пойдем наверх. Я вызову тебе такси.
В лифте Руди спросил:
— Я на тебя замахнулся у бара?
— Да.
— Ударил?
— Нет.
— Хорошо.
Когда мы вошли в мою гостиную, Руди присвистнул.
— Вы только посмотрите, — сказал он. — Сохо, Монтана.
— Рад, что тебе нравится, — сказал я. — Ты знаешь телефон службы такси здесь, в городе?
— Слушай, какой хреновый из тебя хозяин. Угости пивом, потом можешь вышвырнуть меня на мороз.
— Я устал, — сказал я.
— Одна паршивая бутылка пива, и меня нет в твоей жизни.
Я потащился на кухню. Руди за мной.
— Слушай, я в жизни не видел столько белой краски, — заметил он, разглядывая пустые стены. — Как называется эта школа интерьера? Минимализм Скалистых гор?
— Ха! — отозвался я.
— Еще одну такую же, и тебе будет смешно.
Я достал две бутылки «Роллинг Рок» из холодильника. Протянул ему одну.
— Благодарю покорно, — сказал он. Сделал глоток и уставился на меня внимательно, не мигая. — Знаешь, я точно не хотел бы играть с тобой в покер.
— Это почему? — поинтересовался я.
— Потому что ты чертовски здорово блефуешь.
Внезапно я почувствовал тревогу.
— Я всегда в покер проигрываю, — сказал я.
— Не верю, — возразил он.
— А ты попробуй — неплохо заработаешь.
— Нет уж, спасибо. Покер для меня все равно что развод в суде. Ситуация всегда проигрышная. Но я уверен, что ты знаком со всеми трюками: как молчать в тряпочку, выдавать мизерную информацию…
— Ты что этим хочешь сказать?
— Ну, я с тобой пять часов подряд пил, а ты мне ни хрена про себя не рассказал. А поскольку я пронырливый журналюга, мне любопытно, почему так.
— Может быть, потому что мне, в отличие от тебя, вовсе не хочется рассказывать историю моей жизни после второй рюмки.
— Может быть, — согласился он, улыбаясь. Он меня смутил, сознавал это и этим наслаждался.
— Давай попробуем вызвать такси, — сказал я.
Я вернулся в гостиную и взял трубку. Позвонил в справочную. Оператор ответила только после двадцатого гудка. Она дала мне номер телефона местного такси. Я позвонил по этому номеру. После сорокового гудка пришлось положить трубку.
— Не отвечают, — сообщил я, направляясь в кухню.
— Да я так и знал, что не ответят. После двенадцати в снежную ночь они всегда закрывают лавочку.
Он уже переместился с кухни в темную комнату и просматривал портреты, которые я сделал в Монтане и оставил сушиться. Когда я вошел, он поднял голову.
— Твоя работа? — спросил он.
Я кивнул. Он ничего не сказал, продолжил просматривать отобранные фотографии в пачке из пятидесяти штук. На губах у него появилась улыбка.
— Я бывал на этой гребаной заправке, — сказал он, поднимая снимок прыщавого парня с семьей.
Затем занялся следующим снимком.
— Твою мать, — сказал он, с ухмылкой разглядывая портрет хозяйки забегаловки на дороге. — Это же Грозная Мадж.
— Ты ее знаешь?
— Черт, конечно. Она запрещала мне появляться в ее заведении по крайней мере дважды. — Он поднял уже пустую пивную бутылку. — Нельзя ли еще одну, пожалуйста?
— Уже совсем поздно, — заметил я. — Как ты собираешься добраться до дому?
— У тебя диван есть?
— Полагаю…
— Тогда у тебя гость.
Я не нуждался в госте, особенно таком, который намекает, что мне есть что скрывать.
— Послушай, мне завтра рано вставать.
— Если хочешь, чтобы я убрался, отдавай ключи. И если по пути домой меня остановят копы, я скажу им, что это ты виноват — выгнал меня из дому…
— Принесу тебе пива, — сказал я.
Все еще держа в руке стопку фотографий, он перешел в гостиную и шлепнулся на диван. Я достал последние два бутылки «Роллинг Рок» из холодильника на кухне. Затем протянул ему бутылку и уселся в кресло напротив дивана. Он выпил пиво, разглядывая остальные фотографии.
— Ну… — наконец не выдержал я.
Он поднял глаза:
— Хочешь знать мое мнение?
— Похоже, хочу.
Последовала длинная пауза.
— Они, мать твою, просто потрясающие.
— В самом деле?
— Самая лучшая галерея лиц Монтаны, которую мне только приходилось видеть.
