Вольфганг Хольбайн - Немезида: От полуночи до часа кошмаров
— Больше двадцати, — вмешался Карл. Элен так сурово взглянула на него, как будто из-за этого замечания он стал единственным виновником того, что случилось со Стефаном. Карл в ответ на этот взгляд лишь выразительно пожал левым плечом и продолжал с сожалением в голосе: — Вашему другу понадобилась бы целая армия ангелов-хранителей, чтобы пережить это падение. Там, внизу, нет ничего, кроме камней.
— И все же нам нужно предпринять что-то, — настаивала Мария. — Мы просто не можем его там оставить лежать раненого.
— Да, и что же нам нужно сделать, как ты думаешь? — спросил Эд. Он состроил гримасу. — Может быть, кто-то из нас должен полезть к нему и тоже сорваться? — он посмотрел на Карла почти с упреком. — Ты же слышала, что он сказал. Шансов, что Стефан жив, почти нет.
— Но такой шанс все же есть, — возразила Элен. Мария бросила на нее благодарный взгляд. — И это касается не только Стефана, но и фон Туна. Если тебе на это все наплевать, подумай хотя бы о том, как мы будем объяснять кому-то другому, что здесь в течение нескольких часов случилось два серьезных несчастных случая.
— Два падения, — добавила Юдифь.
Глаза Эда сузились.
— На что ты намекаешь? — спросил он.
— На то, что нам обязательно надо как-то выбраться отсюда или хотя бы как-то вызвать помощь, — ответила Элен. Она задумчиво взглянула на Карла, затем продолжила, снова обернувшись к нам с Юдифью: — Все-таки здесь должен быть какой-то другой выход.
— Во всяком случае, я не знаю никакого другого выхода, — сказал Карл.
— Значит, надо искать, — настаивала Элен. Она встала со стула. — И даже если мне голыми руками придется землю рыть под этой стеной, я все равно ни на минуту не останусь в этой крысиной норе. Может быть, нам стоит разделиться. Все-таки две группы эффективнее одной.
— Неужели? — язвительно спросил Эд.
— Я не думаю, что это хорошая мысль, поделиться на группы, — проговорила Мария.
— Может быть, ты боишься остаться здесь в одиночестве? — насмешливо спросил Эд. — Не бойся, дорогуша, я останусь с тобой и буду держать тебя за руку.
Хотя все, казалось, уже могли бы привыкнуть к ковбойским снисходительным манерам Эдуарда, Мария, услышав эти его слова, как-то сжалась, смерила его, наконец, взглядом, который не допускал иной интерпретации, кроме отвращения, или по крайней мере заметной, неприкрытой брезгливости. Мне показалось, я заметил, что в ее взгляде явно читалась радость по поводу того, что, по крайней мере, этой ночью, а возможно, и в течение целого ряда последующих дней, не будет в силах твердо стоять на своих собственных ногах.
— Пожалуй, я пойду с тобой. — Мария поморщила нос и повернулась к Юдифи: — Откуда начнем?
На лице Юдифи появилось нерешительное выражение, и она сделала шаг по направлению ко мне.
— Я… вместе с Франком и Карлом хотела бы осмотреть башню. И старое учительское общежитие, — наконец сказала она. — Маленький дом на другой стороне двора. Возможно, из него есть другой выход.
Ее попытка дипломатично избавиться от компании нашей серой хитрой мышки была не такой уж незаметной, как она того хотела, поэтому Мария ответила ей заметно оскорбленным взглядом.
Сначала нерешительно, слегка, чтобы не обидеть Юдифь, я отрицательно помотал головой. Затем сделал это более решительно. Это не относилось персонально к ней, совсем нет. Но мне вдруг очень захотелось остаться одному. Этот проклятый замок с привидениями медленно, но верно превращал нас в сумасшедших. Каждый из нас определенно сейчас не был таким же, каким он попал сюда несколько часов назад. Я сейчас явно был не в ладу с самим собой, как же я мог ладить с другими? Мне совсем не хотелось всю ту агрессию, которая, как я чувствовал, снова поднимается во мне, ко всем этим совершенно нежелательным, так неожиданно обретенным родственникам, которую я впервые ощутил в этой скромно обставленной кухне, сваливать на Юдифь, в конце концов, она была единственной, кто мне был симпатичен. Я никогда не был грубым человеком, в молодости я скорее готов был отказаться от любого трофея, лишь бы не участвовать в рукопашной схватке. Оглядываясь назад, возможно, я был не особенно мужественным, но и не самым трусливым. Я был миролюбивым человеком, что мои друзья скорее неоправданно истолковывали как тенденцию к соглашательству, а я, как правило, предпочитал справлялся со своим гневом наедине с самим собой. Иногда я в гневе разбивал какую-нибудь вещь или сражался с мусоросборником, и этого хватало, чтобы истощить мой агрессивный потенциал.
Но здесь и теперь, казалось, все могло измениться: с каждым вдохом здешнего затхлого, пыльного воздуха во мне росло желание окончательно и конкретно убить Эда. Не могло ли быть так, что он вообще живет все еще только потому, что он был слишком глуп, чтобы понять, что он уже давно мертв? А что, интересная теория, мне кажется.
Мне было нужно время побыть одному, хотя бы всего лишь полчаса.
— Я пойду один, — наконец решительно сказал я и кивнул Элен. — Лучше ты пойди с ней. А Карл останется с Эдом и в случае надобности окажет ему первую помощь, если заметит, что его сердце уже несколько часов не бьется, а его глупые замечания — не что иное, как последние сокращения его нервов в области рта и горла.
— Скорее это уж будет последняя помощь, — злобно пробормотал Карл.
— Ну это мы еще посмотри. — Эд демонстративно пощелкал суставами пальцев и набычился в сторону Карла. — Можете спокойно идти на все четыре стороны — мы тут вдвоем знаем, чем заняться.
— Да я даже и не сомневаюсь, — решительно ответила Элен и посмотрела на меня взглядом, мечущим громы и молнии. По-видимому, она уже была сыта по горло Марией, которая живо развернулась в ее сторону, и не испытывала никакого желания быть еще к тому же и в компании Юдифи, которая ей тоже казалась лишней. А может быть, просто в этот момент она чувствовала себя так же, как и я, и ей тоже хотелось побыть наедине с собой. — Это слишком опасно. Юдифь пойдет с тобой. Встретимся через полчаса здесь же, — добавила она, бросив взгляд на свои страшно дорогие дизайнерские наручные часы, по сравнению с которыми даже мои (далеко не дешевые) часы терпели явное фиаско, и отняла у меня тем самым последнюю надежду на некоторое время и пространство для меня лично. Она исчезла за дверью, и Мария безмолвно последовала за ней.
Юдифь молча подошла ко мне. Я посмотрел на нее, не обиделась ли она из-за того, что я только что пытался от нее отделаться, но потом решил не зацикливаться на этом. Во всяком случае, сейчас любой из нас чувствовал себя измученным, а женщины сами по себе достаточно сложные создания, поэтому лучше, по возможности, не наступать им на ноги. И только когда опухоль спадет с пальцев, тогда уже омыть их розовой водой. Я, конечно, не знаток женщин и не специалист по отношениям, но несколько основных правил я усвоил.
— Ну хорошо, — выдохнул Карл, бросив на Эда презрительный взгляд, поднявшись со своего места и взяв фонарь, который Юдифь положила на кухонный стол. — Я, конечно, понимаю, что это абсолютно бессмысленно, но я пойду с вами.
— Да он меня боится, — самодовольно ухмыльнулся Эд.
Карл отрицательно помотал головой.
— Скорее, за вас, — сухо поправил он Эда и подошел ко мне. — А еще больше за вас. Здание здесь очень старое, ветхое. Здесь очень легко пораниться, если плохо ориентироваться.
Ну да, а ты, само собой, прекрасно здесь ориентируешься, добавил я про себя. Хотя ты ничего не имеешь общего ни с фон Туном, ни со всей этой безумной историей о каком-то сумасбродном завещании и с этим замком с привидениями. Отлично, ты просто время от времени ищешь спрятанные в катакомбах сокровища, ну и довольно этого. Я оставил эти свои мысли про себя и ничего не ответил ему. В этом месте все грубые изречения как-то сами собой быстро превращаются во враждебность и кровожадность, насколько я понял. Кроме того, Элен своим доминантным поведением на корню зарубила мои виды на несколько минут уединения, и если уж у меня был выбор ходить в темноте наедине с обиженной женщиной или все же согласиться с тем, что нас будет сопровождать еще и Карл, то я выбираю последнее. Таким образом, выяснение отношений с Юдифью можно будет отсрочить. И кто знает, может быть, Цербер каким-то чудесным образом вспомнит по дороге о пути, который выведет нас к мумифицированным останкам легендарного Клауса Зэнгера и нацистскому золоту?
— Да, и насчет Стефана, — нерешительно сказал я, когда мы вышли из кухни, не понимая, почему я это делаю. — Мне очень жаль. Я имею в виду, мне жаль, что он так вел себя с вами.
Хотелось ли мне обозначить свое миролюбие, подсластить ему пилюлю из-за того, что я надеялся выведать у него что-то важное (я был железно убежден, что он кое-что от нас утаил, кроме своего исследовательского штаба по поискам нацистского золота в подвале), или это было следствием моей собственной нечистой совести? Если да, то почему? Я же ничего не сделал Церберу, хотя был близок к тому, чтобы оторвать ему голову. Возможно, этого было достаточно. Возможно, я просто хотел доказать себе самому, что я был в состоянии противостоять всем негативным побуждениям, которые рождала ледяная атмосфера этих развалин, что я в состоянии придерживаться моих собственных миролюбивых, социально приемлемых установок.
