Джефф Лонг - Стена
Несмотря на все неудобства, Льюис казался полностью счастливым. Оказываясь на виду, он светился, как древнегреческий бог или киногерой Голливуда. Его плечи были шириной чуть ли не в милю. Кто-то одолжил ему шлем с нарисованной на макушке мишенью. Льюис смело кидал вызов небесам. Он вышел на арену для своего бенефиса.
Льюис что-то прокричал, но ветер разорвал его слова и унес прочь. Тогда он поднял рацию и приложил ее к уху. Хью вместо ответа приложил ладонь ребром к горлу. Его рация сдохла. Льюис понял жест.
Изгибая ноги и толкая носилки, Льюис изо всех сил старался совладать с ветром. В конце концов, поняв, что шансов в борьбе с беспорядочно мечущимся воздушным потоком у него нет, он бросил попытки проплыть в воздухе, отдался на волю ветра и взялся за работу.
Бросательный конец представляет собой очень простую вещь: увесистый мягкий мешочек на конце длинного тонкого каната. Чтобы пользоваться им, нужны лишь две пары ловких рук — у бросающего и у ловящего.
Первый бросок Льюиса был почти идеальным. Уловив момент, когда ветер качнул его в глубину Глаза, он швырнул груз и попал Хью точно в ступню. Хью быстро наклонился, но не успел подхватить груз. Огастин, проснувшийся в своей веревочной колыбели, повернулся в сторону пропасти, но даже не поднял руки, чтобы попытаться схватить шнур. Груз по дуге улетел в темноту.
При повторном броске шнур запутался, и груз не пролетел даже половины расстояния. Следующие десять минут Льюис потратил на распутывание узлов.
Хью использовал возникшую паузу для того, чтобы спуститься и занять более удобную позицию. На пути он приостановился около Огастина. В свете прожектора снизу его лицо было синим от копоти, холода и ветра.
— Помогите мне, — крикнул Хью. — Дело почти закончено. Осталось совсем немного.
— Мы совершили ошибку, — ответил Огастин.
Ветер сводил его с ума. Он снова и снова возвращался на Серро-Торре. Мертвые заманили его в свою смертельную ловушку и уже почти закрыли дверь.
Хью все же не оставил попыток растормошить своего напарника.
— Мы возвращаемся домой. Вместе. Никого здесь не оставим.
Огастин помотал головой: нет. Лишь нагнувшись почти к самым его губам Хью смог расслышать:
— Слишком поздно.
Хью потянул его за руку.
— Вставайте.
— Она засосала нас. Это часть ее плана. Око за око. — Почти дословное повторение бредовых высказываний Кьюбы.
Взгляд Хью перескочил на укутанный в импровизированный саван и обмотанный веревками труп, привязанный к якорю. Огастин говорил не о Кьюбе. Его преследовал призрак Анди. Уже много часов он лежал, прижавшись к ее телу, терзаясь мрачными раздумьями, убеждая себя, что ветер разговаривает ее голосом. И потому бежать отсюда нужно было как можно скорее.
— Прочистите мозги! — крикнул Хью. — Ее больше нет.
— Она здесь. Неужели вы не слышите ее?
— Послушайте меня. — Хью крепче вцепился в веревку. — Погибших уже не вернешь. Оставьте ее позади и идите вперед, не оглядываясь.
Огастин все так же лежал в своей паутине.
— Посмотрите вон туда, на Льюиса! — потребовал Хью. — Он рискует своей жизнью, чтобы спасти нас. Вставайте! Сделайте для себя хоть что-нибудь.
Огастин не пошевелился. Хью толкнул его коленом.
— Вы же спасатель. Вот и спасайте себя.
— Ничего не получится.
— Вы уже убили двоих, — сказал Хью. — Так не убивайте еще и нас.
Огастин вздрогнул. Хью нанес запрещенный удар.
— Возвращайтесь к живым, — продолжал убеждать Хью. — Нам необходима ваша помощь. Помогите нам.
Огастин наконец-то вступил в борьбу с веревками. Хью помог ему вынуть ноги из баула. Привалившись задом к скале, Огастин повернулся лицом к ветру.
Хью спустился еще ниже и в сторону. Чтобы сподручнее было ловить, он снял перчатки. Это место было гораздо удобнее. Отсюда он мог смотреть на носилки снизу вверх, и его не ослеплял луч прожектора.
Огастин наклонялся навстречу ветру, как аутфилдер, готовящийся совершить рывок в пустоте. Тревога Хью немного ослабела. В четыре руки они, конечно же, поймают груз. Можно считать, что они уже дома. Не бойтесь, я кайзер. Он ощутил почти эйфорический подъем. Больные разбегаются из психушки.
Льюис раскрутил мешок на конце каната и снова бросил. Груз, как ракета, устремился… в темноту. Льюис снова смотал канат, снова бросил и снова промахнулся. И снова терпеливо смотал веревку. И совершил еще одну попытку, и еще одну…
Хью почувствовал нечто, похожее на укус насекомого, потом еще и еще. В луче прожектора внезапно засверкала серебряная мишура. Начался дождь.
Еще когда буря только начиналась, он готов был молиться, чтобы она сразу разразилась снегопадом. Снег можно стряхнуть с одежды, с волос. Во время снегопада можно как-то выиграть время и спастись. При дожде все не так. В такую ночь, как эта, да еще если приморозит, дождь может убить.
Хью вытер глаза. Восхитительный сумасшедший кайзер так и не появился. Наступило время эпоса.
Льюис бросил канат. Вытянул и бросил опять. Каждый промах съедал по несколько минут.
Серебряные брызги разом, словно косяк рыбок, меняли направление, они летели то вниз, то вбок, то вверх. Крыша Глаза хоть как-то укрывала от дождя. Зато Льюис был беззащитен перед бурей, но оставался неукротимым. Он снова метнул бросательный конец.
Над Долиной сухо треснул и раскатился гром.
Хью словно парализовало. В воздухе сильно запахло озоном. Похоже, буре предстояло оказаться одной из тех, о которых вспоминают годами. Альпинисты — и потерпевшие бедствие, и спасатели — попали в лес из электрических деревьев, среди которых извивались смертоносные высоковольтные змеи. Он попытался найти глазами хоть одну молнию, но в сравнении с прожектором все прочие источники света казались жалкими.
Льюис между тем продолжал свое дело — бесстрашный, решительный, непокорный. Его, должно быть, вызвали по радио: он опустил груз, взял рацию, поднес к краю шлема, послушал и бросил устройство обратно в носилки. Его вызвали снова. Он опять взял рацию. Хью не нужно было слышать для того, чтобы точно знать, что говорил руководитель. Прежде всего помните о собственной безопасности. Их лагерь на вершине притягивал к себе молнии. Они хотели убраться оттуда. Спасательная операция завершилась.
Но Льюису удалось выторговать еще немного времени. Страхующие могли вытащить его лебедкой наверх, и он был бы бессилен этому помешать. Но носилки остались на месте. Льюис снова принялся сворачивать канат.
Хью решил было попытаться самому бросить веревку, прицепив к ней в качестве груза связку карабинов. Но, находясь возле самой стены, он не имел возможности раскрутить груз, а веревка была слишком тяжела, а ветер слишком силен.
Льюис снова промахнулся, теперь уже на целую милю. Прославленная Большая Обезьяна начала выбиваться из сил. Это было самое настоящее сумасшествие. Риск уже перешел все возможные пределы.
Волосы Хью промокли. Вода стекала на шею. Пальцы двигались с трудом. Зачем он сам себе дурит голову? Даже если им удастся поймать бросательный конец… они находятся на расстоянии высоты пятидесятиэтажного дома от вершины, в эпицентре бури. Нужно дать понять Льюису, чтобы он убирался, иначе он будет сражаться со стихией до Судного дня. Все должны разойтись по убежищам.
Хью проревел короткие слова:
— Луи! Уходи! Стоп! — Но ветер заткнул ему рот, и наружу вырвались не слова, а нечленораздельный вой.
Налетающие шквалы теперь уже затеняли прожектор. Яркий луч начал мигать. Глаз то появлялся во всех деталях, то погружался в полумрак. День — ночь — день — ночь.
Хью снова поднес ладонь ребром к горлу. Потом сделал характерный жест, как будто крутил диск телефона. Поднес к уху воображаемую трубку и указал наверх: звони туда, пускай вытаскивают.
Льюис помотал головой — нет. Он тщательно прицелился, опять промахнулся.
Резкий сладковатый запах озона между тем усиливался. Хью чувствовал покалывание во всем теле. По коже побежали мурашки. Он ощутил движение электрического тока в своих волосах, в позвоночнике. Боже! Он принялся поспешно выбрасывать все металлические вещи — запасные карабины, несколько пенни, случайно завалявшихся в кармане куртки.
Ему доводилось встречать людей, оставшихся в живых после удара молнии. Он видел страшные следы ожогов, слышал их невнятную речь. Только бы не стать вторым Джошуа, подумал он, с силой стиснув зубы.
Молния развернулась наверху, как огромный кусок бархата, окрасив край крыши сине-зеленым цветом.
Ни в одном из своих походов, ни в одних горах ему еще не случалось видеть в натуре огни святого Эльма. Он знал их лишь по известной главе «Моби Дика» и гравюрам, изображавшим альпинистов, стоящих на коленях перед пылающими крестами на вершинах гор. Не видел, а теперь довелось.
