Кэти Сьюэлл - Западня
Давид застыл от ужаса. Так вот в чем причина! Это все объясняет.
— Как давно это произошло?
— Месяцев за восемь до моего приезда сюда.
Боже, почему они никогда не делились этим раньше? И это называется друзья! По сравнению с трагедией Иена его собственная катастрофа была относительно несерьезной. В случае с Дереком ему всего лишь дали по рукам, и потом пришлось иметь дело только с собственным чувством вины и тоской. Но такое! Как вообще человек смог пережить такую чудовищную трагедию? Ответ очевиден. Это невозможно пережить.
— Но ведь ты сделал все, что мог! — выдавил из себя Давид, чувствуя себя совершенно беспомощным. Он наклонился и потряс Иена за плечо. — Что еще можно было сделать? Ты ведь только человек.
— Человек? — Иен посмотрел на него презрительно. — Предполагалось, что я врач!
Давид плюхнулся на свой стул:
— Да, я знаю, о чем ты говоришь.
Иен залпом допил все, что оставалось в стакане.
— Давид, старина, я все знаю. Шейла рассказала мне, что с тобой произошло. Черт возьми, ребенок…
Они снова надолго замолчали.
— У тебя где-нибудь остались родственники, Иен?
— Нет. Во всяком случае, я об этом не знаю.
— Что ты имеешь в виду?
— Мои родители погибли при пожаре, я, кажется, рассказывал тебе об этом когда-то. Меня усыновили. А после окончания медицинского колледжа я утратил всякую связь со своими приемными родителями. Мы… рассорились.
— Ты никогда не думал о том, чтобы разыскать их?
— Нет! Я… Я всегда был для них разочарованием, не пришелся ко двору. Я получил диплом, окончил интернатуру… — Он докурил сигарету и с силой потушил окурок в пепельнице. — Да и потом, они были достаточно старыми. Наверняка уже умерли, я уверен.
Они молча сидели, каждый погрузившись в свои мысли. Давид был потрясен нереальностью происходящего. История друга отбросила его еще дальше от собственной уютной жизни, которая теперь, казалось, безвозвратно, окончательно рассыпалась на кусочки. Но это же не так! Ему приходилось напоминать себе, что он должен вернуться, чтобы собрать все нити воедино. Какие нити? Его дом уже, вероятно, продан. Вскоре он должен будет предстать перед судом за вождение в нетрезвом состоянии. Его брак, по всей видимости, развалился. Неужели это все — правда? Неужели это случилось с ним?
— Я сегодня утром встретил Марка в бассейне, — сказал наконец Давид, возвращаясь к реальности. — Он довольно странный мальчишка. Настаивает, что я не его отец.
— Он ни на кого не похож, — признался Иен, зажигая еще одну сигарету и глубоко затягиваясь.
— Ты мне не говорил, что брал у него кровь на анализ ДНК, — тихо проговорил Давид.
Иен отвел глаза в сторону и сосредоточенно курил.
— Я понятия не имел, зачем ей это понадобилось. Она отказывалась говорить. — Он запрокинул стакан и шумно глотнул. Потом снова плеснул немного виски в стаканы.
* * *Он дрожал от холода, наблюдая, как Миранда и восемь других девочек, которые были гораздо младше, чем она, катаются на катке позади спортивного центра в свете ярких прожекторов. Это составляло большую часть его общения с детьми; он водил их в различные секции и клубы по вечерам, а затем ждал, пока они освободятся, чтобы отвести домой. Шейла же могла в это время заниматься своими делами. Она, кажется, уже смирилась с тем, что люди судачат об их истории, да и Миранда не обратила ни малейшего внимания на ее предупреждение держать язык за зубами. А в городе действительно об этом судачили. Он замечал взгляды, подмигивания и кивки людей, которых совершенно не знал, но которые знали его — либо по работе в больнице, либо на него им указали другие. Беглый папаша вернулся, чтобы заняться воспитанием детей!
— Папа, посмотри! — позвала его Миранда. Она неуклюже сделала пируэт; ее оранжевый комбинезон совсем не сочетался с балетной пачкой на толстенькой талии. Давид старался не ухмыляться и молча хлопал руками в овечьих рукавицах. Она славный ребенок. С ней не было никаких трудностей, хотя своим упрямством и самоуверенностью она очень напоминала мать. Они с удовольствием посещали всякие кафе быстрого питания, когда Марка не было рядом, хихикая над огромными грудами кукурузных чипсов со сметанным кремом и расплавленным сыром, которые она так любила.
— Нужно быть осторожнее со всеми этими вредными насыщенными жирами, — пытался втолковать девочке Давид. — Ты же не хочешь стать настоящей толстухой!
— Дай мне побольше насыщенных жиров, — хихикала Миранда. — Ты не поверишь, какие у нас сражения дома из-за еды. Мама тоже хороша! Все хотят разного. Это кошмар! Можно мне молочно-шоколадный коктейль?
— Смотри, а то не влезешь вот в это, — он приподнял поникшую балетную пачку, — даже без комбинезона.
— Пап, помнишь, насчет тех кроссовок, о которых я тебе говорила?..
— Сколько?
— Тридцать восемь.
— Хорошо. Какие еще проблемы?
— Спасибо, папа… Пап?
— Что еще?
— А ты не хочешь… Ну, встречаться с мамой?
— Ой, Миранда! Ну ты и умница! Ты ведь и сама видишь, что мама меня недолюбливает. И потом, я ведь женат. Ты не забыла?
— Но если бы ты ей нравился и если бы твоя жена бросила тебя, тогда смог бы?
— Девочка моя! Буду с тобой откровенен. Моя жена может оставить меня вовсе не из-за вас, не беспокойся об этом. Ты, может, думаешь, что я — Мистер Славный Парень? Я могу быть полнейшим идиотом и совершать разные ошибки. Ты скоро это сама увидишь. Но встречаться с твоей мамой — это такая ошибка, которой ни я, ни твоя мама никогда не допустим. И не нужно расстраиваться. Это только к лучшему. Поверь мне.
— А мы с Марком… Мы тоже твои ошибки?
Давид посмотрел на ее хорошенькое личико. Глаза подозрительно сузились.
— Нет, Миранда, — ответил он. — Вы двое — особенные. Я смотрю на вас и поражаюсь, что имею какое-то отношение к вашему появлению. Я никогда не думал, что во мне есть такие чувства. Это просто чудо!
Глава 18
Давид, я получила твое письмо. Знаешь, что произошло? Я приняла предложение. Мистер и миссис Дженкинс приехали посмотреть на дом и захотели его купить. Им не нужен ипотечный кредит, и они хотят получить его как можно скорее. Сейчас, пока я пишу, они еще раз осматривают дом, а контракт я уже выслала тебе на подпись. Отправь его назад сразу же. Я снимаю склад у Барри, и, если ты не вернешься в срок, я просто перевезу твои вещи (то, что от них осталось) туда.
Теперь, боюсь, мне придется обрушить на тебя еще кое-то. Я бы хотела взять свою долю от продажи дома, чтобы выкупить у Пола долю в бизнесе и стать его партнером. Я не хочу быть его служащей, кроме того, это такое вложение капитала, которое я не могу упустить. Его бизнес процветает. Мы начинаем работу в Дубаи уже через несколько недель. На следующей неделе я вылетаю туда, чтобы встретиться с владельцами и архитекторами.
Наилучшие пожелания.
Изабель.P. S. Очень хорошая новость: твоя русская икона полностью отреставрирована. Это было недешево, но я все оплатила. По словам специалиста, это очень редкая икона и она стоит сумасшедших денег.
Давид распечатал электронное письмо на принтере и удалил его с компьютера, потом быстро поднялся к себе — прежде чем Тилли смогла его остановить. Она так тонко чувствовала его настроение! Он не хотел, чтобы она видела его лицо. Было нелегко отвергать ее нежную заботу, невозможно сказать ей, чтобы проваливала и не задавала вопросов.
Он слишком сильно захлопнул дверь в своей комнате и рухнул на кровать. Снова прочитал письмо. Продан! Казалось, вся его жизнь ушла с молотка. Нет, он не должен был разрешать продавать дом! Где он будет жить? Куда привезет детей, если они захотят приехать в гости? Хотя, конечно, есть другие дома… или квартиры. Она ничего не сказала о том, где и с кем она сама собирается жить постоянно. Чертова баба! Тупая, блудливая потаскуха! Красивая, умная, необыкновенная Изабель… его любимая жена. Его нежная, его утраченная жена, его бывшая жена, женщина Пола Деверо… Он бил кулаком по подушке и старался напомнить себе, что у него нет никаких доказательств. Может, он просто все это придумал. Она ни в чем не признавалась, кроме того что утратила всякое уважение к нему. Но какая может быть любовь без уважения? Она не писала бы вот такие электронные письма, если бы все еще любила его. Есть у нее интрижка на стороне или нет, она просто больше не любит его.
Он скомкал письмо в ладони, стиснул зубы и зарылся лицом в пурпурное покрывало, чтобы Тилли не услышала приглушенных рыданий, вырывавшихся из его груди.
* * *Ощущение было такое, будто плывешь, хотя скользишь по снегу. Иначе никак не опишешь это чувство. Давид натер лыжи, в остальном они были так же хороши, как прежде, в тот год, когда он ими пользовался. Условия были идеальными: казалось, не нужно никаких усилий, чтобы толкать тело вперед по хорошо накатанной лыжне. Плаванье помогло. Он снова был здоров и крепок. Торн сначала несколько минут неуклюже семенил следом, но потом сдался и вернулся домой. Солнце едва показалось над горизонтом, но полдень был чистый и свежий, и небо голубое. Было всего минус двадцать два, не настолько холодно, чтобы замерзла смазка на лыжах или кончики пальцев на ногах и руках. Он чувствовал веселое возбуждение от движения, и это возбуждение передавалось всем его чувствам: ум был ясным, зрение и слух — острыми. Солнце слабо поблескивало на кристальном снегу, и ослепительная белизна, казалось, заполняла Давида.
