Гиллиан Флинн - Негодяи (сборник)
И тут раздается звон стекла, будто звук падающих сосулек, заглушая все. Этот звук должен быть тихим, но он просто гремит, и все замирает. Останавливается время. Драки прекращаются, перестают мелькать кулаки, поднятые вверх стулья не опускаются. Все оборачиваются к занавеси из стеклянных бус. Там стоит женщина, отодвинув нити в сторону черным мундштуком, глядя на всех из-под длинных ресниц. На ней облегающее платье из красного шелка, она стоит, слегка подбоченившись и скрестив руки на груди. Что-то в ней есть такое, что, раз взглянув, ты не можешь отвести взгляд. А как только она тебя увидит, ты попался, поскольку она сразу все о тебе знает, и ты ничего не можешь с этим поделать.
Все, даже певица, даже Энтони, даже я, отворачиваемся смущенно, понимая, что перешли границу. Все отворачиваются, но не федерал, который роняет голову на стол и, похоже, плачет. И не М, которая глядит на женщину.
Все кончается. По какому-то сигналу входят горилла и пара его приятелей и принимаются вышвыривать всех подряд, в том числе Энтони и его ребят. Гангстер орет, что понятия не имеет, что произошло, и что он тут совершенно ни при чем, но это роли не играет. Он даже не замечает пропажи Томми. Когда заметит, может, даже догадается, что я и М имеем к этому какое-то отношение. Но уже ничего не сможет сделать. Кроме того, там, откуда пришел Томми, есть еще добрая сотня таких же, а месть никогда не идет на пользу бизнесу.
Когда беспорядок заканчивается, официанты бросаются сметать с пола стекло и ставить столы по местам. Тут я понимаю, почему мне так тяжело за ними следить. Их трое, и они тройняшки. Или нечто иное. Двигаются согласованно и молча, будто читают друг у друга мысли, так быстро, что каждый работает за троих. Как вам такое?
Вдали, позади столов, позади официантов, убирающих битое стекло и вытирающих пролитую выпивку, стоит женщина в красном. Она встречается взглядом с М. Тянутся секунды. Я жду, затаив дыхание, с колотящимся сердцем, поскольку не понимаю, что сейчас случится, как все обернется, кто отвернется первым и что все это будет означать. М надо знать только одно: будет ли Джиджи с ней разговаривать? Джиджи не сдается.
Потом Джиджи глядит назад, на нескольких людей, которые выходят из ее комнаты, пока она держит занавесь открытой. Мужчины в костюмах, но не бандиты, преуспевающие бизнесмены в сшитых на заказ костюмах и с дорогими платками в нагрудных карманах пиджаков, с бутонами в петлицах. Под руку с прекрасными женщинами с идеально накрашенными лицами, в коротких платьях и с жемчугами на шее, на высоких каблуках, с выражением скуки и превосходства на лицах. Содержанки, не наемные, думаю я, слишком уж сильно держатся за своих возлюбленных, будто упадут, если на мгновение отпустят. Вот почему, думаю я, М всегда работает сама на себя.
Мы не содержанки. Мы работаем для себя, нам не надо ни за кого держаться.
Женщина в красном, Джиджи, кивает. М кивает в ответ, и обе они отворачиваются. Джиджи уходит обратно за занавесь, а М ищет взглядом стул. Стулья и столы поблизости опрокинуты, мы стоим посреди всего этого, будто две шлюпки в дрейфе. Я машу рукой официанту, который мгновенно подбегает и ставит пару стульев и стол в нормальное положение. Быстро все вытирает, а потом даже находит небольшую вазу с искусственными цветами и ставит на стол.
Мы опускаемся на стулья и наклоняемся друг к другу.
– Что это значит? – спрашиваю я.
– Я не знаю.
– Она будет с тобой разговаривать или нет?
– Я не знаю, – спокойно, будто это ничего не значит, отвечает она. Может, действительно ничего. Так мало шансов начать что-то.
– Она с тобой играет, заставляет тебя ждать. Думает, что она лучше тебя, и пытается это тебе доказать.
– Если пытается доказать, значит, знает, что это не так.
– И сколько еще будем ждать?
Я нетерпелива. Мы и так слишком долго здесь просидели, я явственно представляю себе Энтони и его ребят, поджидающих нас снаружи, чтобы с нами немного потолковать. У М есть ее фокусы, мы сможем ускользнуть, но у Энтони тоже есть свои фокусы, и, боюсь, может настать день, когда фокусов М нам не хватит. Надо предвидеть это, пока оно не случилось, но я опасаюсь, что у меня это не получится.
– Еще немного, – говорит она. – Мне казалось, она тебе понравилась.
Она кивает певице, которая возвращается на сцену. М права. Прекрасная женщина, и поет прекрасно. Пары снова начинают танцевать, так, будто ничего не произошло. В таких местах всегда случаются драки, отчасти люди и за этим сюда приходят. Я замечаю, что федерал тоже исчез. Видимо, его вышвырнули вместе с остальными буянами. Остается лишь надеяться, что он напился в хлам и не вспомнит ни «Голубую Луну», ни нас.
Слишком долго мы здесь сидим.
– Просто прекрасная девушка, вот и все, – говорю я. – Я за тебя беспокоилась.
– Я в порядке, – отвечает она.
Я приподнимаю брови.
– Я думала, я за тобой приглядываю, – добавляет она.
– Точно, приглядываешь.
Подходит официант. То ли тот же, то ли один из его братьев, не знаю. Может, это и трюк какой, если для него есть надобность, если Джиджи решила проделать нечто, и официанты выглядят тройняшками. Меня бы такое не удивило. Пару минут подумав, зачем бы мне самой могли понадобиться тройняшки, я это бросаю. Можно М спросить, она наверняка что-нибудь скажет.
Но официант разговаривает с М, и я слушаю.
– Она увидится с вами прямо сейчас, в задней комнате, если вы пройдете со мной.
М поворачивается ко мне с видом «я же говорила!» и встает. Я подхватываю сумочку. Официант дергается.
– Простите, но со мной может пройти только Мадам, – извиняющимся тоном говорит он.
Как вам такое? Я пытаюсь спланировать дальнейшие действия. Я ни за что не отпущу М одну туда.
– Паулина моя лучшая подруга! – с искренним изумлением и обидой говорит М. – Мы никуда врозь не ходим. Мы как сестры!
Бедный парень вздыхает. Понимает, что его дурачат, но что тут сделаешь?
– Хорошо, хорошо. Тогда пойдемте обе.
Мы проходим через занавесь из стеклянных бус, которые мелодично звенят, преломляя неяркий свет всеми цветами радуги. Музыка внезапно становится намного тише, будто мы оказались в другом здании. Или другом мире.
Джиджи лежит на красной бархатной софе, поджав гладенькие ноги. И хмурится.
– Я хотела поговорить только с Мадам, – говорит она легко и небрежно, но официант сразу сникает.
– О, позволь Паулине остаться. Обещаю, она мухи не обидит.
Ага, и палец ей в рот не клади, клянусь Богом, думаю я.
Скептически приподняв брови, Джиджи стряхивает пепел с сигареты в мундштуке.
– Вы два сапога – пара. Чудесно. Входите обе.
У нее нет ни телохранителей, ни громил, которые попытались бы найти спрятанные пистолеты или предотвратить драку, прежде чем она разгорится. Скорее, нет обычных телохранителей, не считая гориллы у входной двери. Здесь, в святая святых, ей не требуются мужчины в костюмах с пистолетами в нагрудной кобуре. За ней приглядывают иные глаза. Даже не знаю, что именно случится с тем, кто попытается здесь что-то затеять, но у меня нет ни малейшего желания проверять.
Джиджи указывает мундштуком на обитые тканью стулья с прямой спинкой у небольшого круглого стола напротив нее. Для серьезных переговоров, когда люди смотрят друг в другу глаза, договариваясь и пытаясь понять скрытые мысли друг друга. М уверенно садится на стул, скрестив лодыжки и наклоняясь вперед, так, будто собирается рассказать нечто тайное. Я устраиваюсь на софе у дальней стены и делаю вид, что разглядываю ногти.
Комната обставлена, как приемная, со стульями и диванчиками у столов, сервантами вдоль стен, в которых стояли сверкающие хрустальные графины с янтарного цвета жидкостями. Светильники от Тиффани дают мягкий желтый свет, и темные тисненые обои кажутся сотканными из теней. Если смотреть снаружи, то комната выглядит темной, сквозь занавесь из стеклянных бус и сигаретный дым. Глядя отсюда, тем не менее, можно четко видеть бар, столики, танцпол и джаз-банд на сцене. Даже вход, дверь и стоящего на страже гориллу. Казалось, что такого не может быть, что здесь что-то не так, но я решаю слишком сильно об этом не задумываться. Висящий в воздухе туман странный, будто опиум, но я уверена, что это обычный табачный дым. Может, своих сообщников она и дурманит, но не себя.
Женщина в красном начинает говорить первой, по праву хозяина.
– Что ж, дорогая, и как мы проведем этот небольшой танец?
– Ты знаешь, что предстоит, – говорит М, явно не собираясь ни танцевать, ни играть в игры. Не могу сказать, удивлена этому Джиджи или нет. На ее лице не вздрагивает ни один мускул, она даже не моргает, и даже мундштук у нее в руке не дрожит. Дым все так же идет к потолку ровной струйкой.
