Донна Тартт - Маленький друг
— Ну почему все только и делают, что ругают Иду Рью?
— Никто ее не ругает, деточка, да только, пожалуй, мне самой придется с ней поговорить. Она не сделала ничего дурного, не волнуйся, но у цветных, знаешь ли, другие взгляды на многие вопросы… О нет, Харриет, — воскликнула Тэт, закатывая глаза, — только не начинай все сызнова!
Юджин вышел из трейлера вместе с Лойялом, и теперь они стояли бок о бок, глядя в сторону леса. Лойял поглядел в небо, потянулся и медленно направился к своему грузовику. Казалось, он был в полной гармонии как с природой, так и с самим собой. У Юджина же руки начинали трястись, стоило ему подумать о том, что им предстоит сделать вечером. Проходя мимо грузовика Лойяла, он машинально взглянул на себя в зеркало заднего вида, провел рукой по волосам, забранным сзади в хвост, и потер небритые щеки. Вчера они с Лойялом пытались провести церковную службу на отдаленной ферме, и кончилось все это довольно плачевно. Ни одна чертова змея так и не вылезла из корзины, собравшиеся фермеры и их угрюмые рабочие какое-то время из любопытства молча стояли вокруг, но потом в них полетели пробки от бутылок и осколки гравия, а в конце концов народ и вовсе разошелся. Никто не дал ни цента, да и за что им было платить? Представления люди не увидели, только время потеряли. Сегодня, по словам проповедника, их ожидал более теплый прием, да только где? На «Горячем источнике», у черта на куличках, вот где. Юджина совершенно не интересовал «Горячий источник», это была не его территория. Через пару дней они хотели устроить показательные выступления у себя на центральной площади, да только и там на большую толпу рассчитывать не приходилось — игры со змеями в их штате были запрещены законом.
А Лойялу все было по барабану. «Я здесь для того, чтобы исполнять Божью волю, — спокойно говорил он. — А Божья воля состоит в том, чтобы побеждать Смерть». Прошлым вечером его совершенно не смутили издевательские выкрики фермеров, но Юджин не знал куда деваться от стыда и с трепетом ждал повторного сеанса публичного унижения.
Они стояли рядом с грузовиком Лойяла — повешенная в открытом проеме кузова холщовая занавеска закрывала от глаз корзины со змеями, но характерный запах скрыть было невозможно. На бампере большими наклонными буквами было написано: ЭТОТ МИР НЕ МОИ ДОМ! К счастью, Кертис смотрел телевизор в трейлере, иначе от него не так просто было бы отделаться. Они уже собирались залезть в грузовик, как дверь трейлера со скрипом распахнулась, и на пороге появилась Гам. Она на секунду замерла, потом заковыляла в их направлении.
— Доброго вам вечера, мэм, — вежливо сказал Лойял.
Юджин отвернулся. Последние дни он боролся с приступами острой ненависти к бабке, и ему приходилось все чаще напоминать себе, что она всего лишь старуха, к тому же еще и смертельно$7
Это было более двадцати лет назад. Еще четверо братьев успели родиться, вырасти, сесть в тюрьму или получить пособие по инвалидности; его отец, мать, дядя и мертворожденная сестренка давно лежали в земле, но Гам коптила небо, как и прежде. Доктора и сейчас примерно раз в полгода ставили ей смертельные диагнозы — то цирроз печени, то разрыв селезенки, то открывали очередной рак очередного органа. Сколько одних этих раков у нее было! Наверное, ее кости были уже совсем источены и стали черные, пористые, как куриные, которые бросили в костер. Юджину иногда казалось, что, если бы кому-нибудь пришло в голову разрезать Гам, внутри у нее не было бы даже крови — только ядовитая губчатая масса.
— Мэм, вы позволите задать вам вопрос? — продолжал Лойял. — Как получилось, что все зовут вас Гам?
— Да никто этого вспомнить не может, просто имя прилипло к ней, и все тут, — хохотнул Фариш, выходя из своей таксидермической лаборатории. Он подошел в старухе сзади, обнял ее, поцеловал в жидкие седые волосы на макушке и слегка пощекотал за бока.
— А ну прекрати! — с деланой строгостью прикрикнула на него Гам. Она считала неприличным любое проявление чувств на людях, хотя по блеску глаз было видно, как ей приятна ласка внука.
Проповедник с подозрением заглянул в открытую дверь лаборатории Фариша. В ней не было окон; освещенная голой лампочкой, она производила жуткое впечатление — по стенам были развешаны и расставлены чучела всевозможных сортов и видов. На верхней полке распластал крылья молодой ястреб, будто готовый спикировать на голову вошедшему, внизу стояли чучела кошек, лисиц, птиц и рептилий, на столе лежала белая цапля, зияя темным вспоротым брюхом. Перепачканные кровью и химикатами полки были заставлены всевозможными банками, бутылями, емкостями, наполненными разными, неприятного вида, жидкостями. Центр комнаты занимал невероятно сложный на вид агрегат — сплетение медных трубок с резиновыми насадками и переходниками, подсоединенными к вакуумным насосам, горелкам и старым водопроводным кранам. Банки с россыпью стеклянных глаз разного цвета и размера и заспиртованные эмбрионы мелких животных придавали комнате сходство с лабораторией доктора Франкенштейна.
— Давай, брат, заходи, — приветственно прорычал Фариш, махнув Лойялу рукой. Юджин нервно последовал за проповедником внутрь лаборатории. Возможно, его гостю было не привыкать общаться с придурками вроде Фариша — Долфус мог ему еще пару очков вперед дать, — но Юджин так хорошо знал цену приветливости брата, что ему сразу стало тревожно.
— Эй, Лойял, вот что я тебе скажу! Мне тут на днях принесли гремучку — я такой огромной в жизни не видел. Черт, жаль, я уже отдал чучело, а то бы я тебе его показал…
Юджин бочком пробрался в комнату и встал за спиной проповедника. Впервые он посмотрел на лабораторию чужими глазами и передернулся от отвращения при виде десятка чучел котят, мышей и кроликов, и в особенности от дохлой цапли с закатившимися белыми глазами, которая к тому же начала уже заметно вонять. «Это нужно ему для работы», — пробормотал он неуверенно, заметив, что Лойял внимательно рассматривает батарею бутылок из-под виски, выстроившуюся у стены.
— Господь учит нас любить земное царство и его обитателей, — медленно проговорил проповедник. — Наш долг — направлять и защищать их. Простите меня, но я не уверен, что мы имеем право набивать их трупы соломой и выставлять на всеобщее обозрение.
— Ну не знаю, — протянул Фариш с небрежной издевкой. — Может, вы и правы, господин проповедник, да только сдается мне, вы так же быстро разделались с куриной ногой, как и братишка Юджин. — К ужасу Юджина, он демонстративно наклонился и через свернутую долларовую купюру втянул носом со стола белый порошок.
— А это что? — спросил Лойял.
— Лекарство от головной боли.
— Наш Фариш — инвалид, — вступил со своего места Дэнни и хихикнул.
— Помилуй Бог, — обратился Лойял к Гам, которая к этому моменту тоже доползла до лаборатории и теперь стояла на пороге. — Воистину, мэм, Господь подвергает вашу семью горестным испытаниям.
Фариш вскинулся — он вовсе не желал, чтобы его недуги приравнивались к дебильному состоянию Кертиса, но Гам благодарно схватила Лойяла за рукав.
— Ты прав, мой мальчик, — залепетала она, трагически качая головой. — Уж как я мучаюсь с этим раком, никто и представить не сможет, а еще и артрит, и диабет, а теперь вон и селезенка увеличена… А вот здесь, посмотри, — он показала на черное пятно у себя на шее величиной с четвертак, — вот как раз тут доктора поставили катетер бедной Гам…
— Так когда начинается ваше змеиное представление? — бодро вмешался Дэнни, успевший принять свою дозу «лекарства от головной боли».
— Скоро начнется, — проворчал Юджин. — Нам пора, — обратился он к Лойялу, — пошли давай.
— А еще, — продолжала Гам, не отпуская рукава Лойяла, — они запустили в мои вены, ну, как его? Шарик такой, чтобы он чистил кровь, а потом…
— Гам, нам пора идти.
Гам фыркнула и с сожалением отпустила свою жертву — не часто ей удавалось найти такого благодарного слушателя.
Харриет ушла от Тэтти пешком. Ей совсем не хотелось возвращаться домой, поэтому она прошагала до самой Мейн-стрит, в тысячный раз рассматривая особняки бывшей знати, стоявшие за обвитыми глицинией высокими заборами, — каждый из них был построен на свой лад и не похож на другой. Казалось, здесь можно найти образчики чуть ли не всех архитектурных стилей на свете — классический, готический, ампир, рококо, итальянский, викторианский, — какого только не было.
На улице постепенно темнело. Вот мимо проплыл светлячок, мигнул зеленоватым глазом и погас. А вот два других мигнули ей с другой стороны улицы. Харриет решила пройти еще чуть-чуть дальше, до отеля «Александрия». Вообще-то это полуразрушенное здание хоть и носило название «отель», таковым не являлось уже очень давно, чуть ли не с конца девятнадцатого века. По рассказам местных жителей, когда-то в стародавние времена желтая лихорадка косила население южных штатов и Александрия оказалась заполненной беженцами, которые в панике двигались на север, пытаясь спастись от смертельной болезни. В те дни отель, который еще функционировал как отель, был заполнен умирающими — их укладывали рядами, как селедку в банку, на верхний ярус. Некому было ухаживать за больными, даже воды им подать было некому, только по вечерам приходили солдаты в закрывающих нос и рот повязках и стаскивали мертвецов на нижний этаж. Говорят, стоны, мольбы о помощи и проклятия разносились по всей округе на несколько километров. С тех пор здание пустовало — все попытки открыть там то магазин, то чайную заканчивались неудачей. Зловещее это было место, и никто из местных жителей туда и носа не казал. Завидев в конце пустой сумрачной улицы белую развалину бывшего отеля, зияющую пустыми глазницами-окнами, Харриет нерешительно остановилась. В сумерках ничего нельзя уже было разглядеть, но вдруг ей показалось, что она видит какое-то движение в верхних окнах — что-то промелькнуло, то ли простыня, то ли тряпка, — и Харриет повернулась и помчалась обратно с такой скоростью, будто за ней гналась стая привидений.
