Брэд Мельцер - Книга судьбы
Я качаю головой.
— Я всего лишь хочу обратить ваше внимание на то, что президент Мэннинг и Олбрайт провели свой первый день у власти за составлением тайного списка с фамилиями восьми человек, которые вместе с ними обладали доступом к одним из самых охраняемых секретов в мире. Более того, зашифровав этот список на страничке с кроссвордом, они совершили невозможное: создали рабочий документ президента, в котором, предположительно, могли содержаться самые сокровенные мысли Мэннинга и который не будет изучаться под микроскопом, каталогизироваться и храниться в архиве. Скорее всего, они рассчитывали на то, что на него вообще никто не обратит внимания.
— Разве что по рассеянности вы набросаете для себя кое-какие заметки на обороте, — говорит Рого.
— Словом, перед нами стоит задача по возможности сократить этот список, — уточняю я. — И насколько можно судить, единственные люди, помимо президента, включенные в него, которые были в тот день на треке, это Бойл и Олбрайт… а Олбрайт мертв.
— Вы уверены, что только эти двое? — интересуется Лизбет.
— Что вы имеете в виду?
— Вы просматривали архивные съемки и фотографии, сделанные в тот день? Может, стоит взглянуть на них еще разок, чтобы проверить, соответствуют ли ваши воспоминания действительности?
Я отрицательно качаю головой. Через неделю после покушения, лежа в больнице и переключая каналы с помощью пульта, я случайно наткнулся на материалы видеосъемки покушения. В ту ночь меня не могли успокоить три медсестры.
— Я вообще не смотрел хронику тех событий, — сообщаю я Лизбет.
— Я так и думала, что те кадры не относятся к числу ваших самых любимых. Но если вы действительно хотите знать, что произошло, придется начать с места преступления. — Прежде чем я успеваю хоть как-то отреагировать, она лезет в папку-скоросшиватель и достает черную видеокассету. — К счастью, у меня есть знакомые на местных телеканалах.
Она вскакивает с места и направляется к столику, на котором стоит видеодвойка. Я чувствую, как у меня перехватывает горло, а ладони мгновенно увлажняются.
Я заранее могу сказать, что это была плохая идея.
Глава пятьдесят вторая
— А как насчет Клаудии? — спокойно поинтересовался Римлянин, подходя к окну в кабинете Бев и глядя на агентов, шерифа и персонал кареты «скорой помощи», которые образовали небольшое столпотворение перед входом в здание.
— Вы же сказали никому не говорить… что это сугубо внутреннее расследование, — возразила Бев, с тревогой глядя на Римлянина со своего места за столом, и судорожно подхватила пакет с попкорном, приготовленным в микроволновой печи.
— А Орен?
— Я уже говорила вам…
— Скажите еще раз! — потребовал Римлянин, отворачиваясь от окна, и его бледная кожа матово засветилась в ярких лучах полуденного солнца.
Бев молчала, ее рука замерла в пакетике с попкорном. Римлянин знал, что напугал ее, но извиняться не собирался. Во всяком случае, пока не получит то, что ему нужно.
— Вы говорили, что я ничего и никому не должна говорить, я и не говорила, — наконец сказала Бев. — Ни БиБи, ни президенту… никому. — Перебирая пальцами кончики крашеных черных волос, она добавила: — Хотя я все равно не понимаю, как это может помочь Уэсу.
Римлянин снова отвернулся к окну и помолчал, подбирая нужные слова. Бев знала Уэса с первого дня его пребывания в Белом доме. Как и любая родительница, она готова была пойти против своего ребенка только ради его же блага.
— Мы должны помочь Уэсу понять, с кем он столкнулся в тот вечер в Малайзии, — пояснил Римлянин. — Если то, что он написал в отчете, правда, то есть какой-то пьяница искал туалет и ошибся дверью, то нам вообще не о чем беспокоиться.
— Но для этого вы заставили меня установить микрофон в его значке… скрыть это от всех остальных сотрудников… Почему бы прямо не сказать мне, кто, по-вашему, подбирается к нему?
— Бев, с самого начала я твержу вам о том, что это часть сложного и запутанного расследования, в которое, как мы считаем, случайно оказался вовлеченным Уэс. Поверьте мне, мы стараемся защитить его ничуть не меньше вас, и поэтому…
— Это имеет какое-то отношение к Нико? Поэтому он сбежал?
— К Нико это дело не имеет никакого отношения, — отрезал Римлянин.
— Я просто подумала… ваша рука… — пробормотала она, показывая на белый бинт, которым была обмотана его рука.
Римлянин знал, что рискует, приходя сюда, в офис. Но микрофон в значке молчал, местонахождение Бойла оставалось неизвестным… некоторые вещи предпочтительнее выяснять лицом к лицу…
Присев на краешек стола Бев, Римлянин взял ее руку в свои.
— Бев, я отдаю себе отчет в том, что вы не знаете меня. Я понимаю, это очень странно, когда звонит агент, проводящий расследование, о котором вам ничего не известно, но я клянусь, что к Нико это не имеет ни малейшего отношения. Понимаете? Ни малейшего. Все, о чем я просил вас… делается сугубо в интересах национальной безопасности и для блага Уэса, — добавил он, глядя ей прямо в лицо бледно-голубыми глазами. — Я очень ценю, как вы заботитесь о нем… мы все знаем, как вам было жаль его…
— Дело не в жалости. Он славный мальчик…
— …которому давным-давно следовало бросить эту работу, но он боится этого. Ему страшно отбросить уютный покров безопасности, которым вы его окружили, но который калечит его еще сильнее. Подумайте об этом, Бев. Если он действительно вам дорог, то сейчас пришло время, когда вы нужны ему. Итак, есть ли кто-нибудь еще, кого мы проглядели? Прежние контакты по Белому дому? Его нынешние связи? Кто-нибудь, к кому, по-вашему, он может обратиться, если попадет в неприятности?
Откинувшись на спинку кресла, Бев притихла под шквалом обрушившихся на нее вопросов. На мгновение она встретилась взглядом с бледно-голубыми глазами Римлянина. Но чем большую настойчивость он выказывал, тем упорнее избегала она его взгляда. Она смотрела на клавиатуру. На свою книгу для записей в кожаном переплете. Даже на нечеткую фотографию размером пять на девять, сделанную на ее дне рождения много лет назад, которая теперь стояла под монитором. На снимке были запечатлены сотрудники аппарата, смеющиеся над тем, как президент задувает свечи на праздничном торте Бев. Это была одна из фотографий, которых в Белом доме официально не существовало, но которые украшали собой почти каждый здешний кабинет: немножко не в фокусе, немножко смешная и снятая впопыхах. Это был не профессиональный снимок, сделанный фотографом Белого дома. Это была семейная фотография, снятая одним из них.
— Извините, — сказала Бев, убирая руку и глядя на забинтованную ладонь Римлянина. — Я больше никого не могу вспомнить.
Глава пятьдесят третья
— …леди и джентльмены, поприветствуем президента Соединенных Штатов Америки! — разносится из громкоговорителей голос комментатора, когда пленка в кассете приходит в движение и на гоночную дорожку выруливает черный «кадиллак» президента.
Судя по широкому углу захвата — нам видна сбоку сразу половина кортежа, — камера установлена в ложе для прессы стадиона.
— Вот карета «скорой помощи» с кровью для Бойла, — показывает Дрейдель, обогнув стол для совещаний, чтобы оказаться поближе к телевизору. Он останавливается рядом с Лизбет, которая расположилась слева от экрана.
Далеко справа от меня Рого снова уселся во главе овального стола. Ему не нужно ничего говорить. Характерным жестом он выпячивает подбородок, кивает головой влево и вопросительно приподнимает брови. С тобой все в порядке?
Стиснув зубы, я утвердительно киваю. Рого стал моим другом еще в те времена, когда я не умел водить машину. Он знает правду.
— Лизбет, — окликает он журналистку. — Может быть, стоит…
— Оставь ее в покое, — прошу я. — Я в порядке.
Когда лимузин минует последний поворот и направляется к финишной черте, камера отъезжает назад, чтобы дать общий план кортежа, который теперь движется прямо на нас. Когда-то я называл его «похоронной процессией». Тогда я и не подозревал, сколь зловещей окажется эта шутка.
На экране камера медленно наезжает на президентский «кадиллак». Клянусь, я вновь ощущаю запах кожаной обивки сидений, маслянистый аромат крема для обуви Мэннинга и сладковатый аромат бензина, наплывающий от боксов гоночных команд.
— Отлично, поехали, — говорит Лизбет.
Картинка на экране резко меняется. Теперь изображение передается с камеры, установленной где-то внизу, на треке, — мы оказываемся на уровне глаз с происходящим. Со стороны пассажира из лимузина вылезает старший группы агентов Секретной службы и спешит открыть заднюю дверь. На экране появляются еще два агента, загораживая от нас толпу встречающих. Я чувствую, как пальцы ног непроизвольно сжимаются, пытаясь пробиться сквозь подошвы туфель, и зарыться в землю. Я знаю, что за этим последует. Но как только дверца открывается, картинка замирает и останавливается.
