Елена Сенде - Покушение
— Профессор, я знаю, что мой муж просил вас отменить встречу со мной, чтобы я вернулась в Париж. Не слушайте то, что он говорит. Он все преувеличивает из опасения, что я решусь на опасный эксперимент или еще что-нибудь. Но речь идет вовсе не об этом. Я просто хочу поговорить с вами как ученый с ученым, как врач с врачом.
Аром не шевельнулся, только провел голубоватым языком по пересохшим губам.
— Ваш муж действительно очень взволнован, — угрюмо сказал он. — Вам лучше вернуться в Париж, где он сможет вам помочь.
Похоже, Аром рассчитывал распрощаться с ней. Сириль даже заметила в его голосе нотку мольбы, как будто он говорил: «Пожалуйста, уходите». Но она сделала вид, что не поняла его, и продолжила:
— Может, вы предложите мне чашечку чая? Мы поговорим о страдающих амнезией детях, которых вы лечите в рамках сотрудничества с Группой волонтеров…
На лице Арома было написано волнение. Отказать в подобной просьбе было бы верхом неприличия. Профессор почесал подбородок.
— Мне очень жаль, но это невозможно. У меня назначена встреча.
Сириль не выдержала: она могла бы поспорить, что это неправда.
— Профессор, я видела дела ваших юных пациентов. Правда ли, что они потеряли память, как и я? Могу ли я встретиться с ними? Как вы их лечили? Вы обещали помочь мне.
Зрячий глаз Арома округлился. Он вцепился в дверной косяк, как утопающий цепляется за соломинку. Его шея покраснела.
— Пожалуйста, возвращайтесь домой, мне нечего вам сказать.
Голос Сириль стал умоляющим:
— Прошу вас, помогите мне.
Санук Аром попятился, всматриваясь куда-то вдаль, и захлопнул дверь прямо у нее перед носом.
Нервы Сириль не выдержали, и она принялась барабанить кулаками в дверь.
— Откройте, профессор Аром! Вы не можете вот так оставить меня на улице! Вы должны мне все объяснить! Что сказал мой муж, что так сильно вас испугало?
То, что происходило, не укладывалось ни в какие рамки. В ее понимании. Она продолжала изо всех сил стучать в дверь, позабыв о вежливости и сдержанности. Этот тип должен поговорить с ней!
— Откройте! Я никуда отсюда не уйду, предупреждаю вас!
Теперь она уже кричала, не узнавая саму себя. Все ее воспитание куда-то исчезло. Но профессор не открывал. Она приложила к двери ухо.
— Профессор Аром, — позвала она. — Профессор Аром, где вы?
Но лишь тишина была ей ответом.
Сириль сделала несколько шагов назад в попытке заглянуть в окно и заметила листок бумаги, просунутый под дверью. Она наклонилась, подняла его, развернула и прочла: «Пожалуйста, уходите, мне нечего вам сказать».
Сириль перечитала эту фразу несколько раз и посмотрела на дом. Санук Аром наблюдал за ней из окна второго этажа.
Она отшатнулась.
«Этот человек болен!»
Сириль прислонилась к пахнувшей гнилью стене, а затем, словно зомби, спустилась по ступенькам крыльца. У нее кружилась голова, подгибались ноги. Ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Как она могла рассчитывать на этого больного человека!
Сириль облокотилась об алтарь, чтобы не упасть. Опустив голову, она глубоко дышала, кровь стучала у нее в висках. Постепенно дурнота прошла. Подняв голову, она увидела прямо перед собой палочки ладана, горевшие перед фотографиями покойных обитателей дома Арома. Здесь было около десятка снимков разных размеров. Портреты китайских мужчин и женщин. Их души охраняли обитателей дома.
Сириль скептически хмыкнула, и вдруг ей захотелось оказаться как можно дальше от этого дома-призрака. Шум рынка привлекал ее, словно водоворот жизни, после того как она увидела смерть.
На улице было людно, и она нырнула в эту живую человеческую массу. В ушах у нее звенело, в глазах чувствовалась резь. Работая локтями, расталкивая людей, Сириль добралась до переулков. Пройдя мимо магазина пряностей и серебряной посуды, она наконец-то оказалась на главной улице. Вытянув перед собой руки, она продвигалась вперед, и тайцы, толкаясь, уступали ей дорогу. Показался клочок неба, а значит, туннель окончился. Огромная жила Чайнатауна пульсировала. Повсюду виднелись вывески в китайском стиле, улицы были заполнены тележками с дымящимися блюдами — настало время обеда.
Сириль поспешила покинуть этот район.
* * *Он все-таки потерял ее из виду. Она как будто испарилась! Жюльен остановился в растерянности. В этом городе, где не хватало воздуха, где было так тяжело дышать, он чувствовал себя все хуже и хуже. Бангкок напоминал ему Ханой, но только более бесчеловечный. Внутренний голос говорил, что ему нужно добраться до Сириль Блейк и заставить ее говорить. Взбешенный, Жюльен остановился на пересечении улиц. Что-то хрипело у него в груди, в голове вертелись противоречивые мысли. Неприятно пахло свининой. Вполне естественно, ведь он находился перед ларьком, где продавали странные вещи: подвешенных на крючках выпотрошенных животных, какие-то клейкие массы в горшках и банках. Будто зачарованный, смотрел он на распятых животных. Здесь было все, даже живые куры, закрытые в ивовых клетках, из которых торчали лишь взъерошенные перья. Он подошел ближе и остановился, поглаживая лезвие перочинного ножа, лежавшего в кармане. Взгляд одной из куриц казался стеклянным и безжизненным, но она еще шевелилась. Он купил ее за несколько десятков бат.
Он остановился в пустынном переулке среди гор мусора. Смерть ее была быстрой. Одной рукой он держал птицу под мышкой, второй сделал разрез на уровне глаз. Потом он отправил курицу в мусорный бак и, испытывая огромное облегчение и спрятав окровавленные руки в карманы, бросился бежать. Гнев вытекал из него, как кровь из раны. Он чувствовал себя лучше.
* * *Покинув крытый рынок, Сириль заметила, что обгорела на солнце, нещадно палившем над китайским кварталом. Все вокруг было раскалено, каждое движение давалось с трудом. Ее платье прилипло к телу. По спине, груди и даже ногам сбегали капли пота. Она злилась так, что, казалось, ярость буквально кипела у нее внутри. На этот раз она с ним поквитается!
Сириль достала из сумки мобильный телефон. Бенуа взял трубку сразу же.
— Это Сириль, — резко сказала она.
— Неужели! Я так волновался. Где ты? Что делаешь?
Его голос звучал слишком категорично. Несколько недель назад ее это задело бы, сейчас же — нисколько. Она как будто разговаривала с незнакомцем. Словно что-то сломалось…
— Когда ты возвращаешься? — спросил Бенуа.
Этот вопрос подействовал на Сириль, словно зажженная спичка на кусок нейлона. Она вспыхнула от злости. Прохожие смотрели на нее. Когда она вернется?
«Это единственное, что тебя интересует, да?»
— Что ты сказал Арому? Почему он отказывается помочь мне? — закричала она.
Прижав телефон к правому уху, она зажала левое рукой. Бенуа и не собирался ничего отрицать.
— Он шарлатан! А я не хочу, чтобы шарлатан вмешивался в твои дела. Я предупредил, что помешаю опубликовать его последние материалы в журнале «Неврология», если он согласится встретиться с тобой!
Сириль застонала.
— Ты осмелился сделать это?
— Ты вынудила меня! — отрезал ее муж.
Голос Сириль дрожал от гнева.
— Но ведь ты сам толкнул меня на это. Если бы ты перестал мне врать, я, возможно, смогла бы тебе доверять!
— Что ты такое говоришь? — возмутился Бенуа.
— Дело 4РП14! Тебе это ни о чем не говорит, а?
В трубке — лишь тишина.
— Что?
— Ты прекрасно меня слышал.
— Сириль, я считаю своим долгом сообщить тебе, что ты бредишь. Ты говоришь совершенно несуразные вещи. Я волнуюсь за тебя. Мне бы хотелось, чтобы ты вернулась в Париж. Я боюсь, как бы ты не наделала глупостей.
Сириль остановилась на перекрестке — горел красный свет светофора. Она шмыгала носом. Загорелся зеленый. Можно переходить.
— То есть ты считаешь, что я не в состоянии определить, что для меня хорошо, а что нет, так?
— Послушай, дорогая. Если ты увидишь, как кто-то пытается утопиться, что ты будешь делать: бросишь спасательный круг или предоставишь ему самому решать, что для него лучше, а? Особенно после твоего приступа, тогда, ночью…
Сириль зажмурилась от ярости.
— Какая подлость…
В ее глазах, скрытых солнцезащитными очками, заблестели слезы. С самого начала ее неприятностей Бенуа ни разу не произнес справедливых слов. Он только унижал ее и относился к ней, как к больной. С нее достаточно!
— Послушай, Бенуа, я вернусь, но не сейчас. Мне еще нужно решить здесь некоторые вопросы. А когда я вернусь, то буду делать то, что захочу! Я пойду на консультацию к тому, к кому сама захочу. И если я решу лечь в больницу, то это будет по моей воле. Ты больше не правишь балом. Кончено. И еще кое-что: однажды я все-таки узнаю правду.
— Что кончено? — неожиданно взволнованным голосом спросил ее муж.
