Город падших ангелов - Депп Дэниел

Ресторан открывался в шесть. И днем Сальваторе любил поработать здесь с бумагами, вдыхая приятные ароматы кухни. Он владел поместьем в тридцать акров в нескольких милях от города, офисным зданием в Санта-Монике, но тут ему нравилось больше. Иногда под дверью ресторана стояли люди и ждали, когда их впустят. Обычно они приходили с просьбами. Вот и сейчас там кто-то топтался. Сальваторе не сомневался, что этому парню тоже что-то нужно. Хотя у него кишка не тонка, надо отдать ему должное. Поди узнай, как он раздобыл номер домашнего телефона. Надо будет разобраться. Как бы там ни было, он позвонил на личный номер Сальваторе, который известен максимум троим. Ответил сам Сальваторе, поскольку номер не определился. Этот парень, совершенно ему не знакомый, сказал, что есть информация на Ричи Стеллу, которая на многое прольет свет для Сальваторе. Так и выразился — прольет свет. Сальваторе согласился — он вообще любил, когда свет проливается, и подумал, что на самом деле этот нахал ему нравится, хоть он и позвонил на домашний телефон. Сальваторе ответил, что отправит своего человека встретить его. Но парень сказал — не надо. Сальваторе попросил его представиться. Услышав фамилию, он несколько опешил. Он не ожидал, что этот парень назовется. Кто такой Дэвид Шпандау? И почему он не боится, что Сальваторе Локателли бросит его как-нибудь поутру в какой-нибудь колодец вниз головой?

Шпандау подергал дверь ресторана, она была заперта. И неудивительно — об этом оповещала табличка «ЗАКРЫТО». Он постучал в зеркальное стекло двери, пытаясь высмотреть что-нибудь за ним. Подождал. Локателли наблюдал за ним. Полезно заставлять людей ждать, если они приходят к тебе с просьбой. Наконец он отправил к двери двоих своих людей. Один из них обыскал Шпандау, второй снова запер дверь и проверил, нет ли на парковке каких сюрпризов. Затем они подвели гостя к столу Локателли. Тот окинул его взглядом.

— Я вас знаю. Вы ковбой, у которого все друзья на том свете.

— Точно, — ответил Шпандау, рассматривая миниатюрного опрятного человека с безупречными усами и безупречными седыми вьющимися волосами. Его лицо было твердым и не меняло выражения. Но глаза жили — там словно зажигались и гасли разноцветные лампочки. В данный момент в них светилось удивление.

— Ну что же, с места в карьер скажем, что тебе не очень повезло. У тебя есть три минуты, Техас. Как по телефону. Так что начинай.

Шпандау ждал день, три, неделю. Ничего не происходило. Может быть, и не произойдет. Он сидел на улице у дома, читал, смотрел фильмы, которые уже видел. Старался не думать о Ди и Терри. Ему не хватало их обоих. Вот только Ди жива-здорова. Можно снять трубку, позвонить ей или поехать к ней. Она не знает про Терри, иначе сама позвонила бы. Шпандау понимал, что нужно ей сказать, хотя Ди и не была близко знакома с Терри и относилась к тем редким женщинам, которым он не нравился. За неделю Шпандау раз сто подходил к телефону, но пугался собственной слабости, отдавая себе отчет, что в глубине души видит в этом способ вернуть жену. Он работал в саду, вычистил пруд. Обнаружил, что опять пропали рыбы, почти все. А в кустах нашел плавники и хвосты. В пруду плавала одинокая рыбка, наматывала круги, как будто искала выход. Шпандау представлял, что она чувствует.

За ним пришли рано утром, примерно в девять. Он смотрел «Рио Браво» [86] в тысячный раз, в какой-то момент подался назад и ощутил, что в затылок уперлось дуло. Шпандау слегка обиделся: они воспользовались тем, что его увлек любимый фильм.

— Ричи хочет с тобой повидаться, — сказал Мартин.

— Передай Ричи, чтобы он пошел на хер. — Шпандау даже не обернулся. Их было несколько. Он слышал их дыхание, чувствовал их спиной. Кто-то ударил его.

В кино героев постоянно вырубают. В жизни не все так просто. Например, очень трудно вырубить человека одним ударом в челюсть — разве что боксер-тяжеловес постарается. Всякий сильный удар, который привел к потере сознания, вызовет и сотрясение мозга. А за ним потянется и повреждение мозга, кратко — или долгосрочное, потеря памяти, эмоциональные всплески, рвота, слепота и смерть. И разумеется, головные боли.

Строго говоря, Шпандау сознания не терял. Скорее, он был оглушен. Так что головная боль не заставит себя ждать.

Его ударили чем-то тяжелым, но мягким, мозги тряхнуло, и на мгновение все перед глазами расплылось. Этого хватило, чтобы склонить его к сотрудничеству. Ему связали руки за спиной. Шпандау мог стоять и даже ходить, хотя и спотыкаясь. Трое гостей помогли ему сесть в машину. Они катили по Четыреста пятому шоссе в Лос-Анджелес. Один из них надел ему на голову маленькую наволочку. Шпандау пытался представить себе путь, по которому они двигаются, считал повороты, но голова болела, и его подташнивало. Он очень не хотел, чтобы его вырвало прямо в наволочку, а от мысли об этом становилось только хуже.

Минут через тридцать машина остановилась. Шпандау снова ударили. Не так сильно, как в первый раз, но ощутимо. Его вытащили из машины, не сняв колпака, провели по ступенькам вверх, через двери, по коридору. Потом швырнули на пол и пнули несколько раз для острастки. Шпандау лежал и не дергался. Ждал. Ждал, что снова ударят. Потом понял, что рядом никого нет.

Он пошевелил руками, стянутыми тонкой веревкой. Она легко поддалась. Шпандау догадался, что так и было задумано. Он развязал руки, снял наволочку и сел. Он был в кабинете «Зала вуду». Стояла жутковатая тишина. Ричи восседал в огромном кресле, спиной к нему. Шпандау встал, немного пошатываясь. Он предполагал, что Ричи что-нибудь скажет. Но тот молчал. Тогда Шпандау подошел к нему и крутанул кресло. У Ричи на лбу краснела маленькая дырочка. Струйка крови стекала по щеке за воротник рубашки, на шее в виде амулета висел рулон тридцатипятимиллиметровой пленки, в который продели нитку. Стараясь ни до чего не дотрагиваться, Шпандау порвал нитку и убрал пленку в карман. Потом вышел из кабинета и попал в зал. Горела только одна лампа под потолком. Зал был почти голым — словно этого клуба никогда не существовало. Он толкнул боковую дверь локтем и вышел на улицу. Голову ломило. Шпандау прикинул, что разумнее: ловить такси на Сансет или пройтись до Уил-шира. Выбрал Уилшир. Завернул за угол. За спиной машина мигнула фарами и лениво подкатилась к нему. Стекло задней дверцы «Линкольна» опустилось.

— Поздновато для прогулок, Техас. Далеко же ты от дома забрел. — Локателли кивнул ему, чтобы садился. Шпандау сел. Локателли закрыл окно и махнул водителю, чтобы ехал. Сальваторе смотрел на проплывавший за окном город, словно проводил учет своей собственности.

— Что же, Техас, ты оказался прав. Так что теперь я твой должник.

— Не нужно мне от вас ничего, — ответил Шпандау.

— Ну кое-что, думаю, пригодится. Знаешь, что? Ты выйдешь из этого дела живым. И будешь жить дальше. При условии, что будешь молодцом и не свернешь с дороги.

— Куда мы едем?

— День кончается, — заметил Локателли. — Я подумал, не выпить ли нам на сон грядущий. Так сказать, скрепить дружбу. Денек получился длинный. И позволь сказать, Техас, для человека, который должен был уже Богу душу отдать, ты что-то не очень весел.

— Очень-очень смешно.

— Боже, да на самом деле ты же всю дорогу отставал. Я за тобой уже несколько недель наблюдаю, Техас. От меня мало что может укрыться. А ты всюду суешь свой нос, расспрашиваешь о Ричи. Я был в курсе, что он крэком приторговывает, но хоть убей не мог дознаться, откуда он его берет. Он оказался более предприимчивым, чем я думал. Из моего же кокаина гнал. В любом случае, ты за меня всю грязную работу сделал. Спасибо.

Локателли остановился, чтобы зажечь сигару. Предложил одну Шпандау, тот покачал головой. От запаха его замутило. Локателли выдохнул дым с довольным видом.

— Ричи намеревался тебя убрать. У него выбора не осталось. Он такую кашу заварил. Так что надо было подчищать хвосты, пока я не докопался.

— Так что же вы ему помешали?