Джузеппе Д'Агата - Тайна Бутлегера, или Операция "Ноктюрн"
Контатти посмотрел вниз, лицо его было печально.
— Прощай, коллега. — И провел рукой по щеке — он не брился уже два дня. У него был совершенно непрезентабельный вид.
К вечеру машина Юрека пересекла границу на перевале Бреннер. Казалось, это едут какие-то северные туристы, замечательная семья: Юрек, Магдалена, Ева, Станислав, маленькая Соня.
Пока таможенник проверял багаж, сотрудник полиции наклонился к водительскому месту, попросил у Юрека документы о выдворении и возвратил паспорта.
— Пожелания доброго пути вам шлет капитан Коссини, — сказал он и отдал честь.
Юрек жестом выразил благодарность. Таможенник посторонился, и машина тронулась с места в сторону австрийской границы.
Суббота, 18 ноября
В Вене, у пандуса старинного дворца в стиле барокко, слуги, следуя указаниям Магдалены, выгружали багаж из машины Юрека. Ева и Соня с любопытством осматривались, разглядывая красивую ограду, соседние здания и улицу с оживленным движением.
Юрек разговаривал с хозяином дома, старым князем Комаровским, встретившим его у входа в особняк с подобающим гостеприимством.
— Вена — спокойный город, граф. Я рад, что вы решили перебраться сюда. — Князь приложил руку к груди. — Можете рассчитывать на мою дружбу и на некоторое влияние, какое у меня еще есть.
— Я надеюсь только, что смогу отблагодарить вас за ваше великодушие, князь Комаровский.
— Нас осталось так мало, — печально произнес князь, — мы задавлены толпой и чернью. Среди людей нашего класса взаимопомощь — наипервейшая обязанность.
— Сейчас я должен немедленно отправиться в Мюнхен, чтобы обсудить одно предложение о работе. Поэтому воспользуюсь вашей исключительной любезностью и оставлю вам своих близких — жену и детей.
— Почту за честь и радость! — Князь внимательно посмотрел на Юрека. — Я снова предложу ваше имя нашему Комитету антикоммунистической деятельности. У нас есть одно дело, весьма достойное нас, настоящих поляков.
Юрек улыбнулся:
— Интересное предложение, князь. Поговорим о нем после моего возвращения, дня через два или три.
Понедельник, 20 ноября
Хмурое варшавское небо предвещало сильный снегопад.
У входа в огромное серое здание, где располагалось министерство, стояли часовые. Они выпрямились по стойке смирно и отдали честь Юреку Рудинскому, который в форме старшего офицера польского военно-морского флота уверенно вошел в здание.
Поднявшись по лестнице, он прошел по длинному коридору мимо множества дверей с различными табличками и цифрами. На всех этажах находились контрольные посты. Юрек протянул дежурному свое удостоверение, и тот указал на дверь в конце коридора.
Юрек вошел в кабинет, обставленный скучной канцелярской мебелью и большими картотечными стеллажами. За письменным столом сидел человек лет шестидесяти, тучный и лысый, в форме генерала. Он встретил Юрека без особой радости, пожалуй, даже строго.
— С приездом, старший офицер, — произнес он, указывая на стул возле письменного стола. — Присаживайтесь. У вас усталый вид. Много трудились?
— Обычная административная работа, генерал, — ответил Юрек, опускаясь на стул. — Только в последние дни немного страдал от бессонницы.
Генерал улыбнулся:
— Что ж, надо лечиться. Знаю один надежный способ. Нужно найти время поспать и постараться по возможности, чтобы вас не выдворяли из страны пребывания.
— Это была чистая случайность, — ответил Юрек с некоторым смущением. — Иногда, знаете, случается, что и не везет…
— Зато ваше невезение компенсировалось другой, поистине удачнейшей случайностью — смертью Хагена.
— Действительно невероятное совпадение. Поблагодарим англичан, работающих и на нас.
— Англичан? — с иронией переспросил генерал. — А вы что, разве снова служите у них, как во время войны?
— Вы делаете очень забавные предположения, генерал.
Генерал поднялся, прошел к картотеке и достал какую-то папку.
— Нет, я никогда ничего не предполагаю. Я всего лишь читаю донесения.
Юрек не мог скрыть удивления:
— Вы получили донесение о деле Хагена?
Генерал несколько раз постучал папкой по столу. В его голосе зазвучало сильное раздражение.
— Я утверждаю, что неподчинение — это тяжелейшее преступление! Я утверждаю, что вы лишили себя следующего звания — контр-адмирала. Более того, вас ожидают в военном трибунале, старший офицер Рудинский!
— Это большой риск для нас обоих, — ответил Юрек, тоже вставая. — Чем больше протоколов, тем больше народу будет знать о них. А чем больше народу будет знать, тем больше подвергались опасности вы.
— Опасности?! — вскипел генерал. — Да это мало сказано — опасности! Я считаю себя просто конченым человеком! А вы вообще уже покойник!
Он швырнул папку на стол, прошел к окну и посмотрел наружу.
— Это вопрос нескольких недель, самое большее, месяцев. — Казалось, он неожиданно вновь обрел спокойствие. Глаза его сверкнули. — Но в ожидании лучше было бы не тратить время впустую. Отправляю вас временно на место Шабе в Восточный Берлин.
— Хорошо, — усмехнулся Юрек. — А… Контатти?
Генерал хитро улыбнулся:
— Его оставлю в Москве. Пусть будет под рукой у КГБ. Раскроют, так, по крайней мере, агония будет недолгой.
— Трогательная забота, — заметил Юрек и указал на папку. — Что касается Шабе, то его, надо думать, вы отправили на пенсию со всеми почестями, какие и полагаются… автору этого донесения, которое не должно было поступать к вам.
— Вы недооцениваете Шабе. У него была блестящая мысль, не знаю только, в какой мере вы учли ее в своем плане, старший офицер. — Сложив руки за спиной, генерал прошел по комнате. — Он беспристрастно убрал Уэйна и Суханова, объединив в трауре их начальство, инстинктивно не доверяющее друг другу. Теперь они вместе льют слезы и, наверное, больше не станут воевать.
— Понимаю. — Юрек иронически улыбнулся и покачал головой. — Ах эти англичане! До чего дошли — убивают людей в собственных посольствах. Так что теперь все подозрения падают на них.
— Благодаря старому Шабе подозрения падают на всех. И ни на кого.
— Если позволите, генерал, я бы посоветовал окончательно отправить Шабе на отдых. Он слишком часто появлялся в Риме и его окрестностях. Кое-какие высокие чины ЦРУ уже хорошо знают его в лицо. Для него было бы лучше исчезнуть.
— Почему бы вам самому не сказать ему об этом, старший офицер? Думаю, он еще здесь, в Варшаве.
Юрек не возражал, отдал честь и покинул кабинет.
На восточной окраине Варшавы, где нет фабрик, город неожиданно превращается в деревню. Здесь стоят, утопая в снегу, небольшие домики. Как и вся польская столица, они тоже были разрушены во время войны и точно так же были восстановлены в прежнем виде.
Жители тут были не совсем обычные — наполовину селяне, наполовину горожане, поскольку соединяли в работе и быту особенности и тех и других.
Юрек быстро нашел домик, который искал, — домик, где жил племянник Шабе. Оттуда доносились музыка и веселые, оживленные голоса и смех. Юрек собирался позвонить в дверь, но по давней и прочной привычке решил сначала заглянуть в окно.
Он увидел нарядную гостиную и много веселых людей. У камина в окружении детей сидел в домашних тапочках Шабе и улыбался. Но сейчас его улыбка не была, как прежде, страшной, зловещей, полной сарказма. Теперь, казалось, он превратился в безобидного дедушку — спокойного и умиротворенного. Своих детей у Шабе не было, да он и не был никогда женат, зато имелось много племянников.
Юрек отстранился от окна, услышав чьи-то шаги. К дому шла девушка в цветастом платке, с порозовевшими от мороза щеками.
— Отчего стоите тут в снегу? — удивилась она, с любопытством оглядывая его военную форму. — Заходите, выпейте чая!
— Спасибо, не могу. — Он собрался было уйти, но остановился. — А что за праздник у вас?
— Моя сестра родила мальчика.
— Поздравляю!
— Простите, вы кого-то хотели видеть?
— Да, но я ошибся… — В знак приветствия он приложил руку к фуражке и быстро удалился.
Девушка посмотрела ему вслед и позвонила в дверь, а он, выйдя на дорогу, прошел на безлюдную остановку.
Вскоре появился автобус. Юрек сел в него и отправился в центр города.
Примечания
1
ЭУР — всемирная выставка в Риме, которая в свое время не состоялась, но жилой район, где она должна была проходить, сохранил название по сей день.
2
Так называется итальянская, в частности римская, аристократия, которая появилась в Италии до 1860 года во время выборов очередного Папы и состояла в основном из его родственников, которых он одаривал различными знатными титулами.
