Натан Барридж - Код каббалы
Ощущение глубокого покоя объяло его, когда он впал в транс, но теперь даже крохи той безмятежности исчезли без следа. Что-то помешало ему, преждевременно вывело из транса, но что?
Эшвин повернул голову и попытался рассмотреть хоть что-нибудь в полумраке леса. Он пошевелился, стараясь не наделать шума. Мог ли его транс быть прерван предчувствием опасности?
Он продолжал вглядываться в поверхность холма, но ничто не двигалось в сосновом бору. Как бы то ни было, увесистая походная палка, зажатая в его руке, внушала уверенность. Проходили секунды, но вокруг все оставалось недвижимым.
Может, он все выдумал? Да и ладно, могло быть хуже.
Что-то мелькнуло в зарослях, он заметил движение краем глаза. И дело было не в игре воображения, он слышал шорох в подлеске. Эшвин повернулся, пытаясь увидеть, что это было. Ничего. Горький привкус страха наполнил рот.
Кто-то преследует его.
Чертов Гордон. Обещал ведь, что здесь он будет в безопасности.
Палка задрожала в его руке. Эшвин оставался неподвижным, но глядел в оба, едва дыша. Выжидающая тишина опустилась на кроны сосен. Почему он раньше ничего не заметил? Это напомнило ему о сумасшедшей гонке вокруг пруда Холлоу, когда неизвестный бегун преследовал его. Неужели снова он?
Ужас застыл в его груди, как глыба льда.
Только не это. Пожалуйста, только не это.
Он сосредоточил все внимание только на тенях среди деревьев, на сжатой в руках палке да на биении своего сердца. Он ждал, нутром чуя, что что-то произойдет.
Снова шорох. На этот раз слева от него. Так враг не один? Он ухватил палку обеими руками, подняв ее перед собой, как меч. От адреналина мышцы едва не свело судорогой.
Время замедлилось, и его чувства обострились до предела. Волоски над верхней губой встопорщились и встали дыбом. Палка стала продолжением его руки, каждый узел и сучок врос ему в кожу. Каждый мускул его тела напрягся перед борьбой или бегством.
Фигура в лохмотьях поднялась из листвы меньше чем в десяти метрах от него. Ее покрывали грязь и листья, и Эшвин ужаснулся, как близко к нему подобрались, а он даже не заметил этого. Тварь испустила пронзительный визг и бросилась прямо на него. Эшвин успел разглядеть бешено вращающиеся глаза в окружении косматых волос, пока тварь стремительно приближалась.
Эшвин замахнулся палкой, сжав ее в обеих руках, и попал твари по плечу. Палка весила слишком мало, чтобы остановить мчащегося, будто таран, врага, и существо в лохмотьях набросилось на него, опрокинув вместе с собою, два тела замолотили друг по другу всем, чем только можно.
Грязные когти потянулись к лицу Эшвина, а зубы впились ему в плечо. Коктейль из боли и адреналина придал Эшвину сил, и он сбросил напавшего. Тот с треском врезался в ствол сосны. Воздух вырвался из легких врага, и Эшвин понял, что тот задыхается, но его это не остановило. Его ослепляла ярость.
Он вскочил на ноги и бросился на противника. Он замолотил кулаками по лицу, по рукам и ногам врага. Грязная тварь все пыталась вздохнуть и не могла защищаться. Эшвин осыпал ее градом ударов, теперь нанося их локтями и коленями, потому что сбил до крови костяшки пальцев. Жертва Эшвина свернулась калачиком и не делала никаких попыток отбиться.
Наконец неистовство покинуло Эшвина, от него осталось оцепенение и одышка. С пальцев капала кровь, но было непонятно, чья она. Его противник застонал, и тут Эшвин понял, что он повторяет одни и те же слова снова и снова.
— Хватит. Пожалуйста, хватит.
Но кроме того, голос был ему знаком. Он повернул истерзанное тело и отвел одну его руку в сторону. Съежившийся человек сначала сопротивлялся, но после дал Эшвину добраться до лица, поняв, что бить больше не будут.
Весь покрытый синяками и ссадинами, на удивленного Эшвина смотрел Поррик.
— Ты жив! — Это прозвучало глупо, но он не мог поверить глазам. Все полагали, что Поррик сгинул в огне, обратился в пепел вместе с фермерским домом.
Ирландец уткнулся лицом в грязь и захныкал.
— Прости. Я не знал, что это ты, — сказал Эшвин.
Он чувствовал себя виноватым и в то же время злился на себя за это. Хоть они и не пылали друг к другу любовью, Эшвин не причинил бы Поррику зла, если бы знал, что это он. А еще ему было страшно узнать, что он способен на такую безудержную жестокость, не важно, оправданную или нет.
— Не надо было тебе на меня нападать, — сказал Эшвин, оправдываясь. — Зачем ты вообще на меня напал?
Поррик по-прежнему ничего не отвечал, он либо бормотал себе под нос, либо плакал, как ребенок. Эшвин подался к нему, но Поррик отпрянул.
— Не трожь меня! — завопил он так свирепо, что Эшвин отскочил назад.
— В чем дело? Я же извинился.
— Мне больно! Хватит. Пожалуйста, хватит! — Поррик снова свернулся клубком, раскачиваясь и хныча.
— Я к тебе не прикасаюсь.
Эшвин отступил еще дальше. Что, черт побери, творится с этим типом?
— Поррик, послушай меня. Мистер Чизвик и Эрик в деревне внизу. Мы тебе поможем.
— Не подходи ко мне. — Поррик пополз от него вверх по склону. — Ты ищешь колодец, вот что ищешь! Держись от меня подальше. — Глаза его бешено вращались.
— О чем это ты? Это я, Эшвин. Это же вы, паршивцы, изначально втравили нас во все это безобразие. — Может, от обиды и оскорблений Поррик придет в себя?
— Не отрицай этого. Я видел твое отражение в колодце. Оно ждет, когда ты его освободишь.
Они оба замерли на миг, обвинение повисло в воздухе между ними.
— Что за колодец? — медленно спросил Эшвин. — О чем ты говоришь?
— Ты только дурака не валяй! — Ирландец бросил на него откровенно злобный взгляд.
Эшвин вспомнил свой транс — как он всегда представлял, будто падает в глубокий колодец самосознания. Было ли это простым совпадением или нет, но по его спине побежали мурашки.
— Поррик, ты несешь чушь. Я не знаю ничего ни о колодце, ни об отражении.
— Не ври мне! — прорычал Поррик. — Ты выпустишь это, и все мы будем обречены.
— Поррик, я правда не знаю, о чем ты. Пойдем вместе со мной в деревню. Мистер Чизвик тебе поможет.
— Нет, нет. Внутри колодца возможно все. Правила к хаосу неприменимы. — Поррик повернулся и бегом помчался к деревьям.
У Эшвина были считанные секунды, чтобы принять решение. Он мог либо побежать за Порриком, надеясь увести его особой в Раннох-Лодж, либо избрать более безопасный путь и рассказать все мистеру Чизвику и Эрику. Странное ощущение дежавю овладело им, пока он смотрел, как убегает Поррик. Каким-то образом он знал, что ему придется сделать выбор самому, и никто не помешает и не поможет ему. После всей неясности и ожидания неотвратимость момента принесла ему облегчение.
Эшвин догнал Поррика среди сосен. Ирландец взбирался на холм на четвереньках, как животное. Эшвин ухватил его за лодыжку и вывернул ее, уложив его на спину.
— Ты пойдешь со мной.
— Беги! — закричал Поррик. — Беги, пока ты еще... — Ирландец вдруг изогнулся от дикой боли. Он упал на землю и забился среди сосновых игл. — Прекратите, прекратите! А-а-а, пожалуйста, хватит! — В углах рта Поррика запенилась слюна, и тело одеревенело. — Хорошо, хорошо! Я это сделаю. — Эти слова были исторгнуты болью.
Припадок прошел; Поррик тяжело дышал. Он снова захныкал и стал ругаться, что было больше на него похоже. Эшвин ждал, пока ирландец соберется с силами. Истерзанная фигура поднялась на ноги, лицо уже опухало под кроваво-грязевой маской. Слезы проложили на лице Поррика узкие белые дорожки. В колтуны волос набились листья, а отрепья, надетые на нем, были сплошь забрызганы грязью, но Эшвин видел, что в его взгляде сквозит вызов.
— Сначала я должен тебе кое-что показать, — сказал Поррик отрывисто.
— Колодец?
Поррик не ответил. Он просто повернулся и снова захромал вверх по холму. Если не вырубить ирландца хорошим Ударом, не было способа вернуть его без борьбы, а этого между Ними уже было достаточно.
Что такого важного хочет показать ему Поррик? Дрожь предвкушения стала лучами расходиться из пупка Эшвина.
Он распрямил плечи и задумался, всем ли смельчакам так отчаянно хочется по-маленькому. Поррик вел его к вершине заросшего соснами плато. Дождь так и не пролился, но Эшвин заметил залегающие между деревьями длинные тени. Дневного света осталось на час, много — на два.
Оба они взбирались вверх молча, держа при себе свои мысли и сберегая силы. Чем выше, тем больше менялся ландшафт. Мягкий подъем стал более крутым и каменистым, а сосны уступили место более низкорослым и морозостойким деревьям и стелющемуся кустарнику, который царапал ноги. Камни выступали из земли под странными углами, а одежду едва не срывал ветер. Сначала он казался освежающим, но потом конечности Эшвина начали неметь, в то время как тело обливалось потом.
— Далеко еще идти? — прокричал он.
