Роберт Уилсон - Смерть в Лиссабоне
Я вышел из кафе и, пройдя по Руа-даш-Эшколаш-Жерайш и, завернув за угол, очутился в закоулках Алфамы. После ночи празднества святого Антония, когда тут жарились на гриле и поедались миллионы сардин, этот арабский квартал не отличался свежестью. Джейми Галлахер жил возле Беку-ду-Вигариу, над парикмахерской, где, полулежа в стареньком кожаном откидном кресле, снимал свою недельную щетину старик — постоянный клиент заведения. Над ним заботливо склонился коротко стриженный подросток, а старик гладил рукой его рубашку, видимо, вспоминая, каково это быть молодым.
Я поднялся по лестнице, слишком узкой для меня, и постучал в единственную дверь наверху. Джейми Галлахеру потребовалось время, чтобы открыть. Он был небрит, и шевелюра его напоминала выпотрошенный матрас. На нем была мятая футболка с «Лед Зеппелинами» и старые мятые трусы. В левой руке у него была зажата незажженная сигарета с марихуаной.
— Да? — сказал он по-английски с легким шотландским акцентом; один глаз у него совершенно заплыл. — Вы кто?
— Полиция, — сказал я и предъявил ему удостоверение.
Он спрятал в кулак сигарету и чуть-чуть разлепил веки.
— Входите, пожалуйста, — сказал он очень вежливо и как бы извиняясь. — Простите за беспорядок. Вчера здесь немножко посидели.
Вся комната была заставлена пустыми винными и пивными бутылками, переполненными пепельницами, пластиковыми чашками и стаканами с окурками, пустыми пачками из-под сигарет. На стенах криво висели фотографии и плакаты. Ковер был истоптан и весь в свежих пятнах. Среди этого разгрома бродил котенок, вынюхивая что-нибудь, кроме спиртного.
— Я сейчас оденусь. Мигом.
Парень сгреб котенка и исчез. Из глубины квартиры послышались голоса. Последовав за парнем, я уперся в дверь в конце коридора, которая была слегка приоткрыта. Там, на брошенном на пол матрасе, скрестив ноги сидела голая девица с мелкокурчавыми волосами. С рассеянным видом она сворачивала себе самокрутку с марихуаной. Потом я вдруг увидел черную стопу — она медленно приподнялась с колена девушки и большим пальцем стала гладить волосы на ее лобке. Девушка резко втянула в себя воздух.
— Господи ты боже, — сказал Джейми и рванул дверь.
Обладатель черной стопы с полузакрытыми глазами опрокинулся на матрас. Девушка погладила черную ногу, а Джейми в сердцах захлопнул за собой дверь.
— Чертовы куклы!
— Это вы про своих друзей? — спросил я по-английски.
— Даже в собственную постель не ляжешь без того, чтоб там не трахался какой-нибудь кретин! И так без конца!
Мы вернулись в гостиную. Джейми поискал в пепельницах какой-нибудь пригодный окурок. Нашел, закурил и поморщился.
— Где же вы спали? — спросил я.
— Там, где отключился.
— Расскажите мне, что было вчера… после того, как вы вышли из школы.
— Я вернулся сюда часов в пять, после чего и гульнул часок-другой.
— Вы живете один?
— Да. В настоящий момент девушки я не имею.
— А когда имели в последний раз?
Он затянулся своим окурком и, опять поморщившись, сунул его в рюмку с красным вином. Окурок зашипел.
— Я бы счел такой вопрос несколько странным, инспектор Коэлью, — сказал он, тоненькой струйкой выпустив дым. — Зе Коэлью. Хорошее имя. Подходящее для детектива: Джо Кролик. Вы так не думаете?
— Расскажите мне о вашей девушке.
— Смотря кого считать моей девушкой. Секс вчера вечером у меня был, но не с моей девушкой.
— Где?
— Что «где»?
— Ваша постель была занята, где же вы занимались сексом?
Он прислонился к стене, скрестил ноги и поскреб щеку ногтем.
— В ванной. Она лежала на унитазе. Не очень-то удобно признаваться, инспектор, но вы же должны знать, как все было, а было все именно так.
— Вас видели выходящим из школы вместе с Катариной Соузой Оливейрой. Примерно в половине пятого.
Из соседней комнаты донеслось ритмичное всхрапывание.
— О господи! — Джейми забарабанил в стену. — Сказал же, черт подери, этим кретинам, что ко мне легав… полиция пожаловала!
— Продолжайте, мистер Галлахер. Итак, вчера в четыре тридцать. Что было потом?
— А в чем, собственно, дело, черт побери? Зачем вам понадобилось знать про Катарину? И чем вы занимаетесь в полиции?
— Ответьте на вопрос, мистер Галлахер.
— Ей-богу, мы просто поговорили с ней, вот и все!
— О чем поговорили?
— Я пытался уговорить ее прийти на вечеринку.
— Попрактиковаться в английском?
Он опять принялся обшаривать пепельницы. Я угостил его сигаретой. Он сел на единственный пригодный стул и, сгорбившись, уткнулся лицом в колени. Накал страсти за дверью, видимо, нарастал. Раздавалось шлепанье тела о тело. Джейми бросил на меня косой взгляд и опять потупился. Девушка за стеной вскрикнула.
— Я вижу последствия вашей вечеринки и хорошо представляю себе ее сценарий. Так почему бы вам не рассказать мне о ваших отношениях с Катариной и о ваших планах насчет нее?
— Я встречался с ней.
— Встречался с ней. Означает ли это библейское «познал ее»?
— Ваш английский, черт возьми, просто замечателен для полицейского, — сказал он. — Ладно. Я с ней спал.
— Оставалась она когда-нибудь на ночь?
Он тяжело вздохнул.
— Мы встречались с ней регулярно в течение полугода, пока две недели тому назад это не прекратилось. А что касается «на ночь» — нет, не оставалась ни разу.
— Вы ей давали деньги?
Он искоса взглянул на меня.
— Когда она просила у меня в долг, я давал.
— И она их возвращала?
— Нет.
— А что произошло две недели тому назад?
Парочка за стеной добралась до финала — мужчина стонал и пыхтел с присвистом, как будто его обливали из шланга холодной водой, девушка поскуливала.
— Я сказал ей, что люблю ее.
— Значит, для вас это был не просто секс?
— Это был всем сексам секс. В постели это была сказка.
— Но вы же и разговаривали с ней?
— Конечно.
— О чем?
— О музыке.
— Обсуждали что-то личное?
— Музыка — тоже личное.
— Я имею в виду семью, отношения, друзей… чувства. Как насчет этого?
Он не ответил.
— О своих родителях она с вами говорила?
— Только в том смысле, что ей пора возвращаться к ним домой.
— Что она сказала, когда вы признались, что любите ее?
— Ничего.
— Совсем ничего?
— Nada.[24]
— Вы расстроились?
— Разумеется, я чертовски расстроился.
— Давайте вернемся к вечеру пятницы. Вы разговариваете с ней возле школы. Просите прийти к вам на вечеринку. Что она отвечает?
— Дает мне от ворот поворот. Говорит, что должна возвращаться в Кашкайш. Что ее ждут родители. Я советовал ей позвонить им и сказать, что она хочет остаться в городе, пойти на праздник святого Антония в Алфаме. Она не послушала меня. Я начал уверять ее, что люблю ее, тогда она захотела уйти. Я схватил ее за руку. Она вырвалась.
— Где вы к этому времени находились?
— Недалеко от школы, на Дуке-де-Авила.
— Вы были одни?
— Да. Другие ученики либо уже ушли, либо были далеко.
— Ну а потом?
Он стиснул руками лоб и яростно затянулся остатком моей сигареты.
— Я ее ударил.
— Чем?
— Дал ей пощечину.
— Ну а что она на это?
— Ну… странно, знаете ли… потому что она, черт ее дери, только улыбнулась. Ничего не сказала. Улыбнулась — и все!
— Словно говоря: «Вот как ты меня любишь!» Да?
Он вяло кивнул.
— Ну, я и не выдержал. Стал извиняться, умолял, чтобы простила. И всякое такое.
— И что сделала она?
— Повернулась на каблуках и пошла по улице. Я прислонился к какой-то машине, сработала сигнализация. Она даже не обернулась. В конце улицы возле светофора остановилась машина. Она сошла с тротуара, поговорила с водителем, села в машину и уехала.
— Опишите эту машину.
— Я в них не разбираюсь.
— У вас нет машины?
— Я и водить-то не умею.
— Давайте начнем с самого простого. Машина была большая или маленькая?
— Большая.
— Темная или светлая?
— Темная.
— Какие-нибудь значки, эмблемы?
— Она была далеко, в конце улицы.
— Как вам кажется, Катарина знала человека за рулем?
— Затрудняюсь сказать.
— А сколько в точности длился их разговор?
— Да, господи… минуты не прошло. Секунд сорок, наверное.
— Откуда ехала машина?
— Ехала по улице, откуда — не знаю. Мчалась и сигналила.
— Вам придется дать более подробные показания, мистер Галлахер.
— Не знаю, сумею ли.
— Придется суметь, а мне придется заставить вас это сделать. Вы сейчас поедете со мной в отделение уголовной полиции и запишете все, что мне рассказали.
— О господи… Вы хотите заставить меня дать письменные показания? Но почему?
