Айдар Павлов - Время Полицая
– Ставьте двойку, – безвольно согласилась Настя.
Профессор отрицательно помахал указательным пальцем.
"Противный!" – подумала Настя. Еще вчера обожаемый ею Аркадьев сегодня сидел перед ней с видом прокурора, словно ты убила, ограбила и совершила все чудовищные мерзости разом, и демонстрировал девушке самые отвратительные грани своего характера: склонность к издевательству, садизму, интеллектуальному изуверству. Лишь сейчас до восемнадцатилетней студентки, тупо строчившей его лекции, стало доходить, за что ненавидит краснощекого Аркадьева сушеная университетская профессура: всех, у кого не достаточно активно варятся мозги, он пунктуально гравировал в списки личных врагов. Насти пока в этом списке не было. К огромному ее сожалению. Ибо, прими он ее за козюлю, она б уже сидела в кинотеатре "Спартак" и смотрела очередной фильм Фасбиндера.
"Может, ты голубой?" – подумала Настя и сказала:
– Вы поставили двадцать шесть троек, профессор…
– Хотите, чтоб я и с вами так поступил?
– Уже да.
– Двадцать шесть! Как трогательно, что вы подсчитали. А сколько пятерок?
– Одна.
– У Парамонова?
– Да.
– Каков ваш вывод?
Настя нервно дернула плечом и честно опустила глаза:
"Да провались ты! Не знаю!"
– Это говорит лишь о том, голубица, – заявил Аркадьев, – что у вас на курсе двадцать шесть дегенератов – идея встречаться с ними снова меня удручает. Если б я располагал уймой терпения, я бы поставил им двойки. А Парамонов – умница, подает надежду на свет в конце тоннеля. Что ж… – Он вновь обратил внимание на часы:
– Постараемся не уходить от предмета. Тройки вам все равно не видать, а насчет вечернего чая с блинами – все в ваших руках. Вы помните, как выглядела Беатриче, когда ее увидел Дант?
Сжав кулаки от раздражения, Настя ответила:
– Она выглядела эффектно.
– Да что вы?
– А что? – Настя смело устремила в постоянно прыгающие глаза экзаменатора двух серых ангелов за стеклами очков. – Нигде ведь не сказано, что от Беатриче разило перегаром и табачиной, что она была перезрела или мужеподобна, носила платье старшей сестры с дырками на коленях… Она наверняка была обеспеченной девушкой, вовремя вышла замуж.
– Наверняка, – задумчиво согласился профессор. – Наверняка. Так, где они встретились?
– У Люцифера.
– Вы путаете.
– Думаете, если б Дант не встретил Беатриче, она бы когда-нибудь попала в книгу с хорошим концом?
– Не думаю, – усмехнулся профессор. – Так-так…
– Любовь всегда начинается внизу, – обосновала студентка. – Лишь потом, по памяти, ее тащат выше: в рай, на небо, на облака.
– В каком-то смысле…
– С неба открывается совсем иная панорама. Данте он полюбил Беатриче на земле, а не на небе.
Аркадьев удовлетворенно кивнул. Кажется, Настя попала в точку и угадала, что от нее требуется:
– Полюбил и убил, – продолжала она. – Ну, чтобы не мучилась. Отправил на небо.
– Где вы это вычитали?
– Вы же сами рассказывали, как она его прокатила, – вышла замуж за романского бюргера. А он взял и… – Настя выпрямила указательный палец дулом пистолета и громко щелкнула пальцами.
Профессор вздрогнул: палец студентки и серые глаза смотрели на него.
– Ясно? – Настя с наглой улыбкой опустила руку: – Он никому не мог признаться, что убил девушку, которую любил, и всю жизнь мучился: то сделал – не то сделал?
– Но как?
– Мысленно, – без запинки ответила Настя, – Гениальное убийство: чисто, надежно, одним ударом – в сердце. Он убил ее мысленно. Надо быть очень продвинутым, чтобы убить мысленно… Потом у него начался ад: галлюцинации, ломки, мысли. Он бы никогда не стал поэтом и не написал бы Божественную комедию, если б мысленно не убил Беатриче.
– Он бы не убил Беатриче, если б не был поэтом, – сосредоточенно перефразировал Аркадьев. На его нервном лице начали проявляться признаки интеллектуального оргазма. – Вы мыслите, голубица, – с благодарностью произнес он: – Я чувствовал, что вы можете… Вы способны.
– Не стыдно заставлять девушку мыслить?
Пристыжено отвернувшись к окну, профессор подставил Насте красную щеку. Бегающие глазки педагога все реже и реже сталкивались со способной ученицей.
– Теперь я свободна? – спросила Настя. – Вы поставите тройку?
– Вы полагаете, там… – Аркадьев показал на дверь, за которую спешила убежать девушка, – будет лучше, чем здесь? Полагаете, там светит Солнце, поют херувимы?
– Нет.
– Тогда перед тем, как идти, опишите-ка мне состояние дел в нашей щёлке.
– Где?! – не поняла Настя.
– Злые щели.
– …?
– Вы впервые о них слышите?
Настя прищурилась.
– … Восьмой круг, злые щели. Кто там?
– В каком смысле, кто? – замялась Настя.
– Я два часа бился над тем, чтобы вы прекратили корчить дурочку. Вы прекратили – умница. А теперь давайте по делу.
– По какому делу? – зациклило студентку.
– На восьмом круге, в седьмом рве находятся такие узенькие щёлочки… – Аркадьев провел ногтем на столе "такую узенькую дорожку".
Настя замерла.
– Кто в них сидит? – спросил он с бесподобным сарказмом, чувствуя, что отвоевал у противника временно оккупированную пядь земли.
– Это точно последний вопрос?
– Гарантирую, – пообещал профессор.
– Воры, созналась Настя. – Это всё?
Она сделала вид, будто ткнула пальцем в небо.
– Какие именно? Не всех же воров гребут под одну гребенку.
– Я… я не помню.
– А нечего вспоминать – подумайте. Вы же умеете мыслить.
– … Ванни Фуччи? – вспомнила Настя.
Аркадьев недовольно вздохнул:
– Одинокий, больной Ванни Фуччи… Сколько ему еще томиться? Нет, нет и нет. Оставьте в покое несчастного Ванни, он помер тысячу лет назад, ему уже ничто не угрожает. Вы ж умеете мыслить, а слона не видите!
– У меня минус четыре и минус пять, – Настя показала Аркадьеву на свои очки. – Я плохо вижу.
– Да и бог с вами, – разочарованно махнул рукой профессор. – В аду сидят живые люди, – вот что следовало запомнить в первую очередь, а не "Ванни Фуччи". Я столько об этом говорил! Вы же были на всех лекциях.
– Была, – кивнула Настя. – Говорили. «У каждого свой ад, свое чистилище и райский уголок».
– Райский уголок … – усмехнулся экзаменатор. – Да, райский уголок. Приятно иметь с вами дело. Вы меня эадолбали. Ладно, открывайте свою щёлку…
Настя с ужасом увидела, что правая рука Аркадьева залезла в брючный карман, а на его красной физиономии появилась печать неземного удовольствия.
– Да вы что себе позволяете?! – Она подпрыгнула со стула, словно с утюга.
– Что я? – опешил краснощекий. – Что случилось?
Настя, от греха подальше, подбежала к двери.
– Что с вами?! – Не понимал профессор.
– Что с вами, я бы хотела спросить?! Может, здесь и принято раздеваться из-за каждой отметки, но, простите, мне пора!
И без того естественно красный Аркадьев покраснел еще больше:
– Потрудитесь объяснить, я что-то не понял…
– Вы попросили, чтобы я открыла что?!
– Зачетку.
– Щёлку!!
– Не может быть. Вы за кого меня приняли? Черт, кажется, я вас застращал. Приношу свои извинения, но вам послышалось. Я такого сказать не мог.
– Неужели? – не верила Настя.
– Голубка моя, – захихикал Аркадьев, – Я импотент.
– Вы надо мной смеетесь?
– Да, да, да! – продолжал веселиться профессор: – Ой, чего только не услышишь! Идите сюда, давайте зачетку!
– Не может быть.
– Что не может? Я им-по-тент. Вы о таких слыхали?
Настя молча вернулась к столу и положила перед повеселевшим изувером зачетную книжку.
– Я не занимаюсь сексом. – Профессор расписался в графе "Зарубежная литература": – Я никого не трахаю – меня никто не трахает. А постращать люблю. Ни одной юбки не пропускаю. Ничего не могу с собой поделать. Много ем, читаю, пробую исправиться, а результат один и тот же… Берите вашу зачетку, идите с богом.
– Тройка? – спросила Настя.
– Пятерка, вы ее выстрадали.
– Спасибо.
Перед тем, как выйти, Настя остановилась в дверях:
– Вы знаете Кобру? – спросила она.
– Африканскую? – улыбнулся Аркадьев.
– Ну, я, короче, должна была сказать: там очень грязно…
– В щёлках? – Он подмигнул. – Со змеями?
– Да, – ответила Настя. – До свиданья.
– Салют!
Покинув аудиторию, которая за полных два часа превратилась в настоящий зал закрытого судебного заседания, Настя пошла по еле освещенному коридору в сторону главной лестницы и неожиданно почувствовала, что за ее спиной кто-то есть. Замедлив шаг, она стала гораздо осторожнее наступать на иглы каблуков и прислушиваться.
Точно!
– Не оборачивайся! – попросили ее в затылок, – застрелю.
