Билл Видал - Смертельное наследство
— Можете парковаться здесь когда угодно, — сказал менеджер, вручая Джулио ключи от машины.
Хотя Роблесу предстояло проехать почти четыреста миль по плохой дороге, его мысли находились далеко от шоссе. Он думал о возобновлении дружеских отношений с мэром, которого намеревался повидать на следующее утро.
Шпеер и в самом деле был очень озабочен.
Он позвонил в «Банесто» в Севилью, так как узнал от Суини, что деньги из Женевы ушли. Хотя неожиданная задержка его озадачила, Шпеер не считал, что стоит слишком уж зацикливаться на этих трансфертах. Он сказал Моралесу, что все идет хорошо, но решил позвонить, чтобы удостовериться в этом.
И тут взорвалась бомба.
Двадцать четыре миллиона долларов действительно пришли из Швейцарии и составили с находившимися в банке деньгами требующиеся двадцать пять миллионов. Но как ответили в «Банесто», счет фирмы «Малага» оказался под арестом и с него нельзя снять и цента, не то что миллион. Шпеер спросил, по какой причине это произошло. Банковский менеджер высказался в том смысле, что у властей возникло предположение, будто некоторые счета в банке могут иметь отношение к отмыванию денег. Этим делом сейчас занимается головной офис «Банесто» в Мадриде. Туда и надо обращаться.
Шпеер узнал у менеджера телефон и имя человека, с которым ему следовало поговорить, но вместо Мадрида позвонил в «Банко насьональ» в Монтевидео. Там ситуация была аналогичная с тем лишь различием, что уругвайский менеджер выразил свои мысли более определенно. «Здешние власти считают, что это грязные деньги, нажитые на продаже наркотиков. Так что пока не закончится расследование, снять средства со счета невозможно». Вместе с тем он подтвердил, что трансферт из Женевы получен и что, когда счет заморозили, на нем находилось двадцать пять миллионов долларов.
Шпеер повесил трубку и некоторое время обдумывал сложившееся положение. В «Малаге» все было чисто, и ничто не могло связать ее напрямую с Моралесом. Шпеер сам основал эту компанию еще на заре его взаимоотношений с колумбийцем. Он зарегистрировал ее в Испании намеренно, так как тамошние власти особенным любопытством не отличались и плевать хотели на то, чем занимается испанская компания за пределами страны. А деньги из нее можно было переводить в различные регионы Латинской Америки и вывозить их оттуда, замаскировав под движение финансовых потоков какого-нибудь дутого проекта. И пока у тебя сохранялось положительное сальдо и ты платил скромный корпоративный налог, никто не мешал тебе заниматься бизнесом.
В этом плане с Испанией конкурировала только Англия. Там можно за пять минут создать новую компанию, заплатив при этом не более ста фунтов. Офисы с табличками на дверях стоили в Лондоне пенни за пучок. Когда же ты передавал властям список директоров, которые по странному стечению обстоятельств все как один проживали за пределами Соединенного Королевства, лишних вопросов тебе не задавали. Так что от компаний требовалось лишь вовремя сводить баланс, показывать прибыль в шесть процентов с оборота и платить с нее двадцатипроцентный налог. То есть полтора цента с доллара из полученных незаконным путем денег, которым ты хотел придать презентабельный вид.
Шпеер предполагал, что на следующий год Моралесу понадобится тихая гавань для следующих ста миллионов долларов, заработанных на кокаине, и «Малага» являлась одной из дюжины подставных компаний, которые для этой цели использовал адвокат по коммерческим вопросам. Но теперь все пошло наперекосяк, и Шпеер не понимал почему. Ведь о «Малаге», по его разумению, знали всего четыре человека: он, Салазар, Суини и сам Моралес.
В настоящее время основная часть денег Моралеса находилась под менеджментом Салазара. Он был человек ушлый и, как никто, знал различные способы отмывания денежных средств. Моралес приносил набитые деньгами чемоданы в банк «Гранд-Кайман», а через три месяца эти денежки объявлялись в самых разных местах, проделав длинный и извилистый путь. Шпеер не имел представления, какой именно. Впрочем, это его особенно не интересовало.
Но Моралес оставлял также у Салазара деньги, «узаконенные» отмыванием, а Шпеер считал, что этого делать не стоило. Он ничуть не глупее Салазара, а схемы самого Шпеера по вкладыванию средств более совершенны. Он надеялся, что в один прекрасный день Моралес поручит управление своими финансами ему. Пусть Салазар занимается отмыванием денег сколько душе угодно, но потом передает их Шпееру. Он хорошо служил Моралесу и считал, что ждать этого события осталось не так уж долго. Ну а когда оно произойдет, доктор Генрих Шпеер откроет неприметный офис где-нибудь в Баварии и сделает себе состояние, вкладывая деньги своего клиента в Европе. Возможностей для этого предостаточно, пусть Моралес только предоставит капитал.
Но вот случилось то, что случилось.
Кто-то выявил связь между «Малагой» и кокаиновыми деньгами. И этот кто-то не он, Шпеер, и, уж конечно, не Моралес. Значит, остаются Суини и Салазар. Кто-то из этих двоих, похоже, проявил халатность, и теперь Шпееру ничего не оставалось, кроме как сообщить Моралесу, что деньги в Медельин не придут. И подобная перспектива оптимизма адвокату не внушала, ибо он отлично представлял себе, как отреагирует его клиент, узнав о потере пятидесяти миллионов долларов.
Утром Том Клейтон отправился работать в свой кабинет, находившийся этажом выше спальни. Он сел за рабочий стол в семь тридцать и набросал черновики двух документов. Первый представлял собой проект договора с Суини, который адвокат должен был подписать. В нем говорилось о счете Клейтона и признавался тот факт, что счет был разделен между дедушкой и его партнером, клиентом адвокатской конторы «Суини, Таллей и Макэндрюс», пожелавшим остаться неизвестным. Далее отмечалось, что после смерти дедушки его счет в порядке наследования перешел к его сыну Майклу Клейтону, а после смерти последнего — к Тому, каковые факты могут подтвердить душеприказчики упомянутых Патрика и Майкла Клейтонов господа Суини, Таллей и Макэндрюс.
В договоре также указывалось, что баланс на счете Клейтона разделен на две неравные части и что часть, принадлежавшая Томасу Клейтону, составляет пять миллионов долларов США. Так как указанная сумма уже снята со счета Томасом Клейтоном, остальная его часть поступает в собственность неизвестного партнера Патрика Клейтона и должна быть передана Ричардом Суини в собственные руки его клиента. В договоре ясно давалось понять, и Том намеренно подчеркнул этот момент, что ни Майкл, ни Том Клейтон не имели никаких отношений с неизвестным совладельцем счета, никогда его не видели и о природе его бизнеса не осведомлены. Согласно общепринятой банковской практике деньги со счета должны поступить в распоряжение адвокатской конторы «Суини, Таллей и Макэндрюс» в течение девяноста дней.
Второй документ представлял собой официальное заявление Тома Клейтона, где указывалось, что, осуществляя свои законные права и действуя на основании завещания своего отца, он отправился в «Юнайтед кредит банк» в Цюрихе, с тем чтобы забрать деньги с отцовского счета. И был чрезвычайно удивлен, обнаружив на счете дополнительно к ожидаемым пяти миллионам долларов огромную сумму в тридцать восемь миллионов долларов. Не зная, откуда взялись эти деньги, он, Том Клейтон, решил оставить их на счете, после чего обратился к душеприказчику отца, адвокатской конторе «Суини, Таллей и Макэндрюс» в лице мистера Ричарда Суини, за разъяснениями. Мистер Суини признал, что один из его клиентов, некто Хосе Салазар, использовал этот счет в течение длительного времени, регулярно подделывая подписи Патрика Клейтона и Майкла Клейтона. Кроме того, мистер Суини сообщил, что деньги, находящиеся на упомянутом счете, заработаны посредством криминальной деятельности. Мистер Суини, принимавший личное участие во всех этих махинациях, приехал в Лондон, чтобы забрать не тридцать восемь, а сорок три миллиона долларов у Томаса Клейтона, утверждая, что его клиент хочет получить с данного счета все деньги, и в случае невыполнения его требования угрожал лишить Томаса Клейтона жизни.
В восемь тридцать Том закончил составлять оба документа. Перечитав их еще раз и спрятав в кейс, он вернулся к компьютеру и с удивлением обнаружил, что все еще имеет доступ к файлам своего банка. Как выяснилось, швейцарский франк отыграл у фунта еще шесть пенсов. Это вызвало у Тома немалое удовольствие по двум причинам. Первая: осуществленные им с разрешения начальства сделки на сумму двадцать пять миллионов фунтов принесли его банку ощутимую прибыль, что он мог использовать в случае конфронтации с Гринхольмом.
И второе: потенциальные потери «Тауруса» сократились еще на миллион долларов. У Тома так и чесались руки немедленно увеличить объем сделок вдвое, но из осторожности он решил не спешить с этим.
