Роберт Бирн - Плотина
– Вижу формирующийся на водохранилище водоворот, – говорил этот мужчина. – Определенная впадина в воде и вращение по часовой стрелке примерно в трехстах метрах к северо-востоку от водослива. Это на сто метров ближе, чем предсказала математическая модель. Верхушка прорыва сейчас на отметке двести десять метров.
Голос был слишком бесстрастным. Плотина в ущелье Сьерра рушилась, нужны были рыдания и вопли боли. Рошек внимательно всматривался, пытаясь определить, кто же это. Почему его вид и звук голоса возбудили ненависть в его сердце? Он потащился поближе к нему, скользя руками по перилам и не обращая внимания на людей, которым приходилось сторониться, чтобы дать ему пройти.
– Главный прорыв произойдет всего через десять минут или около этого, – сказал мужчина в свой микрофон. – Я все еще вижу людей на хребте ниже города. Они могут погибнуть, если останутся там.
Мужчина повернулся, опустив радиопередатчик и бинокль.
– Мистер Рошек! – воскликнул он в изумлении. – О Господи! Бог мой, мне так жаль... – Он протянул руку к плотине. – Это... это великое сооружение, великолепное сооружение. В проекте не было ничего неправильного... Исследования докажут это, я уверен...
– Это Крамер, не так ли? – сказал Рошек, подтягиваясь поближе.
– Да...
Молодой человек слегка отступил назад, словно боясь, что в него вот-вот плюнут или его ударят.
– Вам повезло, – сказал Рошек дрожащим голосом, – неслыханно повезло. Был один шанс из миллиарда, что эта плотина рухнет. – Рев воды оглушал, и Рошеку пришлось повысить голос: – Ваша идиотская компьютерная программа не имеет к этому никакого отношения... Глупейшее везение. – Он отпустил перила и вцепился в плечо Крамера. – До того как вы появились, не было никаких проблем. Вы заставили это случиться! Да, вы каким-то образом дали воде прорвать дамбу... только не отрицайте этого! Саботаж... чтобы доказать вашу безумную теорию, чтобы привлечь к себе внимание, чтобы уничтожить меня...
Рошек кричал, надеясь быть услышанным, несмотря на грохот вокруг, но его голос был слабым и надтреснутым. Возникло сильнейшее побуждение попытаться перебросить Крамера через перила и вместе с ним рухнуть в этот поток внизу, но он заставил себя не поддаться ему, понимая, что попытка закончится неудачей. Молодой сильный парень просто отгонит его, да и столпившиеся вокруг мужчины помогут. Нападение не принесло бы ничего, разве что еще один спектакль для наблюдающих во все глаза шакалов.
Рошек почувствовал чью-то сильную руку на своем плече. Обернулся и увидел какого-то человека, голова которого была обернута повязкой, он выкрикивал его имя.
– Ты меня не слышишь? – кричал он. – Ты что, не узнаешь меня? Это был Герман Болен. Рошек хладнокровно оценил ситуацию.
Если я не отвечу, рассуждал он, то Болен подумает, я сошел с ума.
Я должен успокоить его.
– Разумеется, я тебя слышу, Герман. Что с твоей головой?
– Пытался пробить ею ветровое стекло своего самолета. Я только-только из медицинской палатки. Наложили шесть швов. Совсем недавно из меня лилась кровь, как из заколотой свиньи.
– И как из плотины, – сказал Рошек. – Ты в конце концов угробишь себя этими своими поездками и полетами.
От плотины донесся глубокий, рокочущий гром. Громадный треугольный блок насыпи пониже гребня отделился и полетел на дно реки, подняв волны. Водохранилище, казалось, прыгнуло в этот проран, который теперь шел от подошвы насыпи, не доходя до гребня лишь несколько метров. Вода пробивала себе дорогу наводящим ужас неистовством. Прямо над прораном дорога, проходящая по гребню плотины, начала заметно прогибаться.
Рошек отвернулся. Он оперся спиной о перила и вытянул руки.
– Где мои костыли?
Когда их принесли, начал протискиваться между легковыми автомобилями и грузовиками к своему вертолету. Болену, которому пришлось торопиться за ним, сказал:
– Я не желаю смотреть на это. Я не мазохист. Лечу обратно, в Лос-Анджелес. Карлос ждет меня в аэропорту Юбы с нашим «Лиэром». Болен помог ему вскарабкаться на место для пассажира.
– А не лучше ли тебе, Теодор, остаться, пока это не кончится? Здесь пресса, они хотят побеседовать с тобой. Нам надо обговорить что-то вроде заявления.
– Старый рыдающий калека, – сказал Рошек, застегивая пристежной ремень. – Из этого получится миленький сюжетец на полминуты для полуденных новостей, не так ли? Нет уж, спасибо. Сам поговоришь-с ними. Скажешь все, что захочешь.
Болен не давал ему закрыть дверь.
– А ты уверен, что ты... ты будешь...
– Я в полном порядке, Герман. Не беспокойся. Я немного... ну вышел из себя, когда впервые увидел плотину и Крамера, но сейчас в порядке. Полностью себя контролирую, поверь мне. Потолкуем, когда вернешься в Лос-Анджелес. В особенности о Крамере. Пресса собирается сделать из него героя. Я уверен, ты понимаешь. Подумаем, как повернуть это в пользу фирме.
Рошек изо всех сил старался говорить разумно и произвести впечатление человека, испытавшего стресс, но обладающего достаточно сильным характером, чтобы оправиться от него. Он улыбнулся и ободряюще кивнул, снимая руку Болена с дверцы. Болен поколебался, потом отошел.
Вертолет вертикально взмыл, а когда оказался над верхушками окружающих деревьев, накренился и полетел на юго-запад. Рошек смотрел на Болена, глядевшего на него задрав голову, и увидел, как того чуть не сшиб с ног какой-то бегун трусцой, появившийся из леса и, видимо, не соображавший, куда бежит. Рошек изогнулся на сиденье, чтобы в последний раз бросить взгляд на разрушающуюся плотину. Проран уже перекрывал водослив, и конец был близок.
Десятки тысяч тонн воды в секунду вырывались потоком, подобно Ниагарскому водопаду, только в три раза выше. Он помимо воли не мог оторвать взгляда от этого зрелища, пока склон горы милостиво не закрыл его.
Глава 29
Дункан уже трижды дернул шнур, а двигатель все не заводился.
– Дерьмо, – выругался он.
Лодка дрейфовала в направлении плотины куда сильнее обычного, и до нее оставалось всего полкилометра. Он решил, что за ночь, должно быть, понизили ворота водослива... Течение не было бы таким сильным, если в толщина слоя переливающейся через верх воды не превышала полметра. Он не то чтобы почувствовал опасность, нет. На стороне ворот, обращенной к водохранилищу, были улавливатели всякого хлама, здоровенные стальные решетки, задерживающие разные обломки и мусор, которые могли бы повредить водослив. А в тридцати метрах от плотины имеется длинная связка соединенных цепями бревен, что не позволяло владельцам частных лодок высаживаться на насыпь у верхнего бьефа. Но Дункану все равно не хотелось находиться так близко к плотине. Он вдоволь насмотрелся на нее за неделю, да и рыбка ловилась лучше, если отплыть подальше, вверх по течению.
Он снова попытался завести двигатель, и на этот раз тот заработал. Дункан развернул лодку и взял курс на середину водохранилища. Запрокинув голову, вытянул последние капли из жестянки с пивом, а потом подержал ее за бортом, пока не наполнилась водой. Тогда отпустил ее и перегнулся через борт, чтобы понаблюдать, как жестянка тонет. Обычно он мог следить за ней, пока она опускалась метров на пять-шесть, а порой и дольше – вода в водохранилище, пополнявшемся главным образом таявшими снегами, была на редкость чистой. Но на этот раз жестянка скрылась из глаз примерно всего через метр. Непонятно. Он никогда не видел, чтобы вода в этой части водохранилища, где глубина достигала двухсот сорока метров, была такой темной. Должно быть, что-то взболтало осадок.
Он сел и осмотрелся кругом. Какой-то мужчина, стоя на гребне плотины, размахивал руками. Он что же, махал ему? Дункан помахал в ответ. Правая смотровая площадка была битком набита легковыми автомобилями и грузовиками. Что это все значило? Наверное, что-нибудь, связанное с марафоном. Он заметил, что очутился так близко к правой стороне плотины, как никогда раньше.
– Ну, давай же, ради Бога, – громко сказал он, открыв дроссель до отказа и реверсировав гребной винт.
Он не сводил глаз с выбранной неподвижной точки на берегу, чтобы следить за своим перемещением, но все еще плыл в обратном направлении. Он передвинулся на сиденье и посмотрел на водослив. Если течение настолько сильное, то, может быть, для спасения лучше слегка свернуть в сторону, чтобы добраться до берега у правого устья. А уж оттуда наверняка смог бы пробраться обратно, вверх по течению, держась у края ущелья. Он направил лодку к водосливу и впервые обеспокоился каким-то приглушенным ревом. Обычно шум падающей на дно водослива воды с водохранилища не слышен, поскольку плотина служила своеобразным звуковым барьером. Должно быть, сбрасывают все семь метров, подумал он, в противном случае этот шум до меня нипочем не дошел бы. Он представил себе, как вода утягивает его лодку к улавливателям мусора и прижимает к сточным решеткам, словно ветку дерева. Если такое случится, его вместе с лодкой придется извлекать краном.
