Эрик Гарсия - Ящер-3 [Hot & sweaty rex]
Как только все заканчивается и священник отпускает нас с миром, Хагстрем с ББ вскакивают со своих сидений и окружают Талларико, а к ним на прицеп тут же садятся десять солдат. Я прячусь за ниспадающим складками платья Гленды – лучше, чтобы меня не видели.
Талларико не уделяет никакого внимания собравшимся по обе стороны от него народным массам. Он обращается напрямую к Хагстрему – как будто их в этом зале только двое.
– Конечно, примите мои соболезнования. Теперь, когда все это дело улажено, быть может, нам удастся поговорить о бизнесе.
Я совершенно убежден, что Хагстрем собирается ответить в манере, которая обеспечит похоронному бюро заказ еще по меньшей мере на десять гробов, но прежде чем он успевает вякнуть хоть слово, Норин выходит вперед и встает прямо перед жирной ряхой Эдди Талларико.
– Если хотите говорить, говорите со мной.
Щеки Эдди покрываются мелкими складочками, пока жирные губы растягиваются в ухмылке.
– С вами?
Хагстрем какое-то время медлит, затем отступает на шаг, позволяя Норин занять ее законное место во главе семьи Дуганов.
– Вот именно, – говорит она. – И если мы собираемся поговорить – а я обещаю вам, Эдди, что в один из ближайших дней мы непременно поговорим, – разговор пойдет на моих условиях.
Норин пристально смотрит на Эдди, и на какой-то момент они оказываются так глубоко сосредоточены друг на друге, что я почти опасаюсь, как бы они сейчас крепко не обнялись и обменялись нежными поцелуями. Эдди первым отводит взгляд, машет рукой, веля своим людям выйти из зала, и сам направляется к двери.
– Вы знаете, где меня найти, – говорит он. – Еще раз примите мои соболезнования. – С этими словами он исчезает за двустворчатой дверью помещения для гражданской панихиды в солнечном дне Майами.
После его ухода все немного психуют, рыча всякую всячину про неуважение, про то, как они порвут его на бефстроганов. В целом почти все это – праздная болтовня, рутинная бравада, исполненная посредственными трагиками. Когда речь идет о высоких чувствах, с Лоуренсом Оливье все эти ребята даже близко не стоят.
А вот главные персоны кажутся совершенно спокойны. Норин и Хагстрем стоят вплотную друг к другу, пока ББ куда-то звонит по мобильнику. Я решаю подойти к этому трио, но не успеваю я сделать и шага, как Норин поднимает палец, и я остаюсь на месте.
Норин буквально светится, даже среди этого мрачного окружения похорон, и такое впечатление мне обеспечивает вовсе не какая-то ее физическая атрибутика. Мне кажется, она унаследовала не только позицию Джека, но и его ум, его ауру, мгновенно впитала тот авторитет, который раньше принадлежал только ему.
И теперь запах манго, по-прежнему сильный после всех этих лет, несет в себе новую черточку. Возможно, я просто раньше никогда этого не замечал. С другой стороны, я был с Норин в достаточно интимных отношениях, чтобы знать каждый дюйм ее тела и каждый нюанс ее запаха, а потому это, скорее всего, недавняя перемена. Теперь Норин самую малость припахивает лимоном – совсем чуть-чуть, но все же достаточно, чтобы напомнить мне о том, что Джек, в той или иной форме, всегда будет здесь.
ББ резко закрывает крышку мобильника и подходит к Норин, шепча что-то ей на ухо. На секунду она кажется шокированной, нос ее морщится, словно она старается удержаться от чиха, но затем все проходит. Она что-то шепчет в ответ, ББ кивает, а потом Норин поворачивается ко мне и манит меня пальцем.
– Мы едем на кладбище? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает Норин. – Никакого погребения не будет. Джек и похоронной службы не хотел, но я не могла позволить ему уйти хотя бы без нескольких слов.
– Просто прокатимся, – говорит Хагстрем, вставая и разглаживая складки на брюках. – Хочешь присоединиться?
Я смотрю на Норин. Та кивает.
– Пожалуй, да, – говорю я. – Позвольте мне взять Гленду…
ББ загораживает мне путь.
– Мы прикажем кому-нибудь отвезти ее обратно в апартаменты.
Их обращение со мной неприятно напоминает мне то, как я вчера вечером разговаривал с Чесом. У меня возникает чувство, что поездка в этой машине может не пойти на пользу моему здоровью. Впрочем, я рыбкой нырял в уйму скверных ситуаций, когда интуиция орала мне бежать сломя голову прочь, и всякий раз оказывался целым и невредимым. Если не считать сломанных ног. И швов. И двух вызовов в суд в качестве свидетеля.
– Звучит классно, – говорю я. – Где машина?
Отрубленная голова Чеса лежит в грязи, непоправимо отделенная от остального его тела. Раньше я никогда не видел Чеса без личины, а потому с первого взгляда не совсем понял, кто это такой. Просто еще одна диносская башка, рыло обращено к небу, никакого туловища или даже шеи не просматривается. По всей плоти идут короткие, глубокие порезы, каждый точен и профессионален. Однако я все еще могу почуять запах человеческого пота, пусть даже самый незначительный, и это мне все объясняет.
– Это Чес, – говорю я. – Вернее, меньшая его часть.
– Неплохая догадка, – отзывается Хагстрем. – Но проверка еще не закончилась.
Мы стоим в самой гуще мутного мангрового болота, наши брюки и ботинки сплошь покрыты густой флоридской грязью. Мы ехали битый час от помещения для гражданской панихиды, направляясь на запад по широкой пригородной улице. Дома вскоре освободили место магазинам, торгующим подержанной одеждой, и мастерским по ремонту автомобилей, которые внезапно сменились пунктами приема вторсырья. Дальше дорога вдруг расширилась до четырех транспортных полос, и нас со всех сторон окружили жилищные кооперативы и стройплощадки, принадлежащие всем империям массового производства, какие я только знал, и даже такими, каких я и представить себе не мог.
– Значит, мы сюда едем? – спросил я, вклиненный на заднем сиденье между Хагстремом и ББ. Норин сидела впереди и вела машину.
– Это Пемброк-Пайнс, – ответила Норин.
– А что здесь?
– Все. Ничего. Сам смотри.
Мы продолжили двигаться на запад и вскоре проскочили через коридор пригородов в откровенно сельскую местность. Здесь дома и лавки вскоре закончились, сменяясь тонкими, корявыми мангровыми деревцами и сильным запахом удобрений. Норин припарковала машину на чем-то вроде заброшенной стройплощадки. Мы вылезли наружу и дальше пошли пешком – все глубже и глубже в болота. Трижды за время нашей прогулки по этому пустынному участку Эверглейдов я слышал жуткое хлюпанье и обнаруживал, что мой правый ботинок полностью стянут с ноги вязкой грязью. По крайней мере, черт побери, они могли бы посоветовать мне обуться в кроссовки.
Норин, Хагстрем и ББ встают над отрезанной головой Чеса совсем как футболисты в центре поля, дожидающиеся судейского свистка. Я не уверен, следует мне подойти туда и ввести мяч в игру или подождать, пока меня выпустят на замену.
– А где его туловище? – спрашиваю я.
– А это так важно?
– Да нет, не особенно, – говорю я. – Он вроде бы ни на что такое не жалуется.
Еще одна безмолвная пауза. Мне следует что-то сказать?
– Так что вы у него выяснили? – спрашиваю я, прикидывая, что такое начало подойдет не хуже любого другого.
– Очень многое, – отвечает Нелли.
– В самом деле?
– Ты просто удивишься, – продолжает он, – как мало уговоров для этого требуется. Джек всегда был щепетилен насчет подобного рода вещей. Однако, учитывая все обстоятельства, думаю, он бы нас понял.
Я оглядываюсь на голову Чеса, на узкие порезы по всему его рылу. Характер этих линий определенно указывает на пытку. Возможно, коготь; более вероятно – что-то неорганическое, вроде скальпеля или охотничьего ножа. Из-за этого неровный разрез под подбородком становится еще более непонятным. Если они все равно собирались применять при работе инструменты, зачем проявлять такую грубость в процессе обезглавливания? Такое ощущение, что голову Чеса просто отгрызли от туловища.
– Значит, он говорил, – замечаю я.
– Говорил, говорил и говорил, – откликается ББ, и они с Хагстремом обмениваются улыбочками. – Выдал нам номер пенсионного удостоверения своей мамаши, вспомнил, со сколькими девушками в школе перетрахался… Угу, я бы сказал, что он очень даже говорил.
– Вот и отлично…
– Но для того, чтобы добраться до самой важной информации, много времени не потребовалось, – говорит Хагстрем, хлюпая по грязи и направляясь ко мне.
– То есть до шпиона.
– Верно, – отвечает Хагстрем. – До имени того парня в нашей организации, который выдавал важные секреты. Парня, который сработал на Талларико, чтобы Джекки подставить.
– Отлично, – говорю я, внезапно встревоженный тем, как ББ и Хагстрем осторожно меня окружают, – и еще больше тем, что Норин остается в середине, решительно не желая встречаться со мной взглядом. – Так что он сказал?
– Он сказал, – рычит ББ, – что того парня зовут Винсент Рубио!
Внезапно я оказываюсь в грязи. Лежу на спине, колено Хагстрема давит мне на грудь, а ББ тем временем крепко держит меня за ноги. Я пытаюсь хоть как-то его лягнуть, но в результате лишь вычерпываю доброе ведро грязи, в своей попытке высвободиться нешуточно огорчая восемнадцать других экосистем. Хотя не то чтобы прямо сейчас меня это волновало – я бы охотно поубивал всех ламантинов на земном шаре, если бы таким образом смог вырваться на свободу.