Альберто Марини - Консьерж
Рука задрожала. Чтобы правильно выбрать положение, пришлось взять нож двумя руками. Задачу затрудняло то, что голова Марка, потерявшего сознание, слегка покачивалась на воде. Пришлось подпереть ее коленом. Киллиану не нужно было сейчас смотреть в зеркало (да и физически это было невозможно), чтобы знать, что он находится в совершенно нелепой позе. Одна нога, как точка опоры, на полу у ванны; вторая, согнутая, не дает сдвинуться голове Марка; тело наклонено вперед, обе руки сжимают кухонный нож.
Он чувствовал себя то ли тореадором, собирающимся вонзить шпагу в холку обездвиженного быка, то ли ожившим героем кровожадной настольной игры в безумного хирурга.
Кончик ножа неуверенно приблизился к ране. Спокойно. Киллиан, взмокший от пота, сосредоточился. Последнее препятствие. Он двигался, как в замедленной съемке; в настольной игре его бы уже оштрафовали за медлительность. Но он воткнул нож в рану. Сначала лезвие скользило легко, потом пришлось приложить усилие, разрезая ткани. Пока путь не преградило что-то очень твердое. Наверное, позвонок.
Киллиан выпустил воздух из легких; только сейчас он осознал, что какое-то время не дышал. В следующую секунду он открыл крышку унитаза и быстро склонился над ним. Его вырвало остатками утреннего кофе.
Реакция была вызвана отвращением, но не к крови как таковой, а к физическому насилию. Пока желудок избавлялся от содержимого, Киллиан прокручивал в голове, что он все-таки создан для мыслей, а не для действий.
Спустив воду в унитазе, он вернулся к прерванному занятию. Подняв руку Марка, он вложил в нее рукоятку ножа, плотно прижимая подушечки пальцев, чтобы оставить отпечатки. Ему было неизвестно, правша Марк или левша, а совершить роковую ошибку и подставить себя полиции не хотелось. Поэтому он повторил процедуру и с другой рукой, создав хаотичный ковер из отпечатков на рукоятке ножа.
Конечно, он не во всем следовал букве самурайского закона. Вместо того чтобы убивать врагов одного за другим, он оставлял их полуживыми. Нужно было срочно что-то решать с предсмертной запиской и окровавленным мешком.
В принципе, можно было обойтись и без прощального послания. Но с ним сценарий бы складывался лучше, более логично и последовательно. Киллиану пришла в голову новая идея. Он поднял правую руку Марка, взял его за указательный палец. Да, он мог не угадать, какой рукой привык писать Марк, но это не стало бы критической ошибкой. Прикоснувшись пальцем Марка к ране на шее, он начал выводить слова на кафельной плитке над ванной, будто писал карандашом:
«Прости, Клара. Он не мой. Я не выдержу».
Он отошел и посмотрел, что получилось. Слова хорошо читались и наверняка окажут чудовищное воздействие. Оставалась вероятность, что их проанализируют, но он подумал, что это скорее из мира полицейских телесериалов. На самом деле, его вообще не волновало, что его могут разоблачить; ему хотелось только одного: чтобы Клара как можно дольше была уверена, что ее любимый мужчина покончил с жизнью по ее вине.
Он еще раз оценил проделанную работу и оставил надпись как есть.
Чтобы получше замаскировать мешок, он решил надеть сверху еще пару наволочек. Наверняка хозяйка дома не заметит их отсутствия, ведь ей будет чем заняться в ближайшее время.
В середину заполненного кровавым бельем мешка он бросил скальпель. Потом отправился в гостевую комнату, придвинул стул к шкафу и достал все свои вещи из верхнего отделения, ничего не забыв. Нужно было стереть все следы своего присутствия в этой квартире.
Оставались только две задачи: окончательно уничтожить следы крови на полу, замытые на скорую руку. И выйти из квартиры.
Все по порядку.
Он вернулся в ванную. Марк, голубовато-бледный, не дышал. Он умер. Последние минуты его жизни были кошмаром, колоссальным мучением. Кроме тяжкой физической боли, Марк испытал сильнейшие страдания, когда все произошедшее за эти дни пробежало перед его глазами. Киллиан, все еще возбужденный, чувствовал, что все получилось наилучшим образом.
Он открыл кран, и горячая вода вновь полилась в ванну, уже и без того полную, переливаясь через край и растекаясь по полу.
Босиком, но стараясь не замочить ног, Киллиан смотрел, как красноватый раствор разливается по полу ванной, покрывая и размывая следы крови.
Кран извергал воду. Она уже лилась по полу коридора, до порога спальни с одной стороны, гостиной — с другой. Через открытую дверь спальни консьерж видел, что там, где была лужа крови, теперь растекалась вода, уничтожая все улики.
Он положил руку на дверную ручку и, прежде чем открыть, посмотрел в глазок. Что ждет его по ту сторону двери? Самым неожиданным и гротескным вариантом было бы, пожалуй, столкновение лицом к лицу с Кларой. Просто неудачей — встреча с кем-нибудь из соседей на лестничной клетке или в лифте. Оптимальное развитие событий — добраться без осложнений или неожиданностей до своей подвальной квартирки. Конечно, оставались и промежуточные варианты.
Он тихо открыл дверь. В подъезде никого не было. Быстро, не теряя времени, он вышел из квартиры. Появилась мысль, что он в какой-то степени удачлив.
Вдруг на миг возникло ощущение, что что-то двинулось за глазком квартиры 8Б. Только ощущение. В это время девчонка должна быть на уроках. Он позвонил в дверь. Подождал и позвонил еще раз. Ничего. Никаких движений. Это все воображение.
Он быстрым шагом направился к лестнице. Нужно спуститься пешком, чтобы избежать неожиданных столкновений. До первого этажа удалось добраться без проблем. Оставалось два сложных момента: пересечь вестибюль и, уже в подвале, пройти мимо комнаты-прачечной, хотя там в это время, скорее всего, никого не будет.
В этот раз удача его подвела. Что-то среднее между вторым и третьим из предвиденных вариантов осуществилось в реальности.
Быстро пересекая безмолвный вестибюль, он не заметил фигуру мужчины, стоявшего у почтовых ящиков.
— Вот именно вас я и хотел видеть!
Высокий, худой элегантный старик приблизился к нему твердым шагом. Это был образованный, вежливый, немногословный сосед из квартиры 2Д, с которым у Киллиана никогда не было проблем. До сегодняшнего дня.
— Я не уверен, что мне правильно доставляют почту.
Киллиан знал, к чему он клонит. Рано или поздно это должно было произойти, но в эту минуту у него совершенно не было сил для противостояния.
— Прошу прощения, но я больше не работаю в этом доме. Если у вас есть жалобы, можете связаться с администратором.
Он намеревался продолжить свой путь, но пожилой мужчина преградил ему дорогу, слегка приподняв трость и дотронувшись до его ребер:
— Я не хочу писать жалобу. Я хочу знать, где мои письма.
Киллиан фыркнул:
— Знаете, я каждый день раскладываю почту по ящикам всех жильцов дома. И я не знаю, о каких письмах вы говорите. Все, что приходит, я раскладываю. Если почтальон что-то напутал, я…
— Я только что говорил с почтальоном. Он прекрасно помнит эти конверты, и помнит, что отдавал их вам.
Было похоже, что ни к чему хорошему разговор не приведет, но Киллиан решил испробовать все возможности:
— А что он должен был сказать? Признаться, что облажался?
Он вдруг заметил, что мужчина заинтересованно смотрит на его босые ноги. Киллиан попробовал отвлечь его внимание:
— Перекладывать с больной головы на здоровую — это у нас национальный вид спорта.
Мистер Самуэльсон спокойно улыбнулся:
— Однако именно вас уволили из-за того, что вы плохо выполняли свою работу. Поэтому, если вы не докажете обратное, виноватым в пропаже писем останетесь вы.
Киллиан молча выдержал его взгляд. Да, его уже уволили. Даже если поступит еще одна жалоба, теперь — на некорректную доставку почты, ему хуже не станет. Что его действительно тревожило, так это то, что встреча со стариком смазывала идеальность приключения, пережитого на восьмом этаже.
Можно было развернуться и уйти, прекратив разговор, но это бы означало, что он признает свою вину. А сегодня самое главное — остаться как можно более незаметным.
— Да, вы правы, — сказал он, перекладывая мешок с одного плеча на другое, — это сделал я.
Мистер Самуэльсон прищурился. В его взгляде не было ненависти или гнева, только любопытство.
— Вы знакомы с миссис Норман, которая живет в квартире 3Б? — продолжал Киллиан.
— У которой собаки?
— Именно. В общем… несмотря на внешнюю активность, эта женщина очень одинока. У нее нет ни друзей, ни семьи, только эти старые собаки. Сплошная тоска.
— Мне ее жаль, но, честно говоря, я не понимаю, как это может быть связано с моей корреспонденцией.
— Не спрашивайте почему, но у нас с этой женщиной очень теплые, доверительные отношения… — Киллиан видел, что мистер Самуэльсон никак не может понять, к чему он клонит, — и дело в том, что она мне рассказала, как ей хотелось бы подружиться с кем-нибудь того же возраста. С человеком, который разделит ее интересы и увлечения. Поверьте, она не ищет сложных отношений, ей просто нужен друг, с которым можно пойти в кино или в театр раз в неделю или прогуляться по парку.
