Максим Шаттам - Хищники
— Я знаю, что говорил, солдат, теперь смотрю на это иначе. Я был неправ.
Под пронизывающим взглядом своего командира Донован сконфуженно опустил глаза на свои ботинки.
— Есть две возможные версии, — вмешался Маттерс. — Либо Росдейл хотел нам сказать, что его убийцей была женщина, либо то, что он пришел туда из-за женщины.
— Три версии, — заметил Бейкер. — Он хотел сказать, что в этот момент думал о своей подружке.
Фревен бросил снисходительный взгляд на подчиненного. Бейкер был наименее сообразительным из его людей.
— В таком случае он бы написал ее имя, по крайней мере начальные буквы, — усмехнулся Монро. — Или, не знаю, начертил сердце, но только не это.
— Маттерс прав, — заключил Фревен, — в любом случае речь идет о женщине. Я хочу видеть его подружку, как ее зовут?
Маттерс заглянул в свою записную книжку:
— Лиза Хибург! У нее был нервный срыв, когда она узнала о смерти Росдейла.
— Найдите ее! — приказал лейтенант, взглянув на Маттерса и Донована.
Голос командира прозвучал так властно, что Маттерс сразу быстрым шагом направился к выходу, а за ним тут же последовал Донован.
Новая команда ВП прибыла в городок вечером, на смену Фревену и его людям. В то время, когда Бейкер, Ларссон, Монро и Конрад отдыхали, играя в карты в ризнице, Донован и Маттерс в ратуше вызывали по радио Лизу Хибург.
Фревен был один возле алтаря, склонившись над своими записями, а Энн делала вид, что читает исторический роман на своей кровати, в десяти метрах от лейтенанта.
Он повернул голову и увидел, что молодая женщина смотрит на него.
— Я могу поговорить с вами? — тихо спросил он.
— С каких пор вы спрашиваете моего разрешения?
Несмотря на саркастический тон, она спустила ноги с кровати, чтобы освободить ему место рядом. Фревен подошел и сел.
— Я… огорчен, если кажусь вам сегодня несколько холодным.
— Да в вас больше льда, чем холода.
Фревен кивнул с виноватым видом, опустил голову и сложил руки на коленях.
— Примите мои извинения, Энн. Я должен был поговорить с вами сегодня утром, но…
— …это не так-то просто, — закончила она за него. — Я знаю. И у вас было время поразмыслить. Так что вы хотите мне сказать?
Он смотрел на ее бледную кожу, горящие глаза, устремленные на него. Что это, гнев? Желание? Что же она чувствовала в это мгновение?
— Я знаю, что должен был поговорить с вами сегодня ночью, прежде чем это произошло между нами. Я не могу, Энн. Наши отношения не могут продолжаться, извините…
— Вы не можете или вы не готовы?
Фревен приоткрыл рот, но не нашелся, что ответить.
— Неважно, что произошло этой ночью, я не из тех женщин, которые могли бы упрекнуть вас, я уже, знаете ли, большая девочка и отвечаю за свои поступки. Мы оба получили удовольствие, вот и все. Если продолжения не должно быть, что ж, никого не заставишь желать тебя. Тем не менее я хочу сказать: если это из-за меня, тут я ничего не смогу поделать, — или же это потому, что вы не готовы жить другой жизнью из-за вашей жены?
Фревену показалось, что ему нанесли удар по печени. А потом тело не смогло больше противостоять, и разум взял верх. Патти… Стена пала, и эмоции хлынули потоком, все вместе, всё смешалось, и ярость, казалось, захлестнет остальные чувства. Фревен стиснул кулаки и на мгновение опустил веки.
Его челюсти сжались.
— Простите меня, — прошептал он, вставая. — Я не могу.
Фревен все еще не спал, несмотря на поздний час. Энн не выходила у него из головы. Что же он сделал? Его не покидало неприятное ощущение, что он совершил ошибку, которой мог бы избежать. Но в чем заключалась ошибка? В том, что он переспал с Энн, или в том, что не позволил себе продолжать отношения? Одна его часть желала ее, хотела обладать ею снова. Не только ради минут сладострастия, но также из-за прикосновения ее теплой кожи, ее поддержки, чтобы больше не чувствовать себя одиноким. Ты никогда не будешь вместе с ней, твоей парой была Патти.
Он все время возвращался к одним и тем же мыслям, но не мог размышлять спокойно. Все смешалось: сексуальность, страх, вина, желание снова быть с Энн, моральный аспект. Ему не удавалось разрубить этот узел. Отодвинуть Энн в дальний уголок сознания, поместив ее среди воспоминаний. И твердо решить, что отныне будет поддерживать с ней чисто профессиональные отношения. Именно это он решил выбрать ранее, днем, но он обманывал себя. Все его существо протестовало против такой потери.
Бесконечный спор с самим собой. Надо ли было ждать, чтобы время сделало свое дело, чтобы она отдалилась под давлением злой памяти, благодаря чему двусмысленность исчезла бы сама собой? Легкое решение, принимаемое из трусости, которая вовсе не была присуща ему. Рано или поздно он заплатит за это, и не надо лгать себе. Он не мог разрешить дилемму или избавиться от нерешенных проблем, он постоянно возвращался к ним до того дня, когда гангрена от сгнивших корней вылезла наружу, еще более разрушительная, чем когда-либо.
Он не знал больше, о чем думать и что делать. Только усталость и тупик в расследовании. Даже в этом деле он не понимал, куда идти. Версию о женщине стало трудно отвергать, даже если она и не соотносилась с тем, что убийца был военнослужащим третьего взвода. И женщин было совсем немного, а еще меньше тех, кто был поблизости в момент совершения трех преступлений. Лишь горстка секретарш и несколько медсестер. И это при том, что Клаувиц и Форрел были убиты «случайным выстрелом», в отсутствие убийцы из третьего взвода. Трудно поверить.
И тем не менее…
Тихо заскрипела входная дверь.
Фревен почувствовал, как у него на голове зашевелились волосы. Он медленно повернул голову, чтобы увидеть входящего.
Какой-то человек, закутавшийся в широкую одежду, вошел в церковь и прикрыл за собой створку двери.
Затем он направился к Фревену.
42
Фревен узнал эту фигуру и все ее движения. На ее плечах была накинута шаль.
— Энн?
Она вздрогнула.
— Я пришла разбудить вас, — сказала она во мраке. — Что-то произошло.
— Что? Где, на улице?
— Мне не спалось, и я вышла на площадь подышать свежим воздухом. Через две минуты на велосипеде примчался какой-то юноша, смертельно бледный и очень встревоженный. Увидев меня, он бросился ко мне и обрушил на меня поток слов, из которого я ничего не поняла. Нужен переводчик. Я думаю, что это очень серьезно.
Ее глаза были едва различимы в темноте.
— У него руки и одежда в крови, — добавила Энн.
Парню не было и двадцати лет. Это был шатен с курчавыми волосами и размазанной по щеке кровью, видимо, он пытался ее стереть. Фревен разбудил своих людей, а Конрад отправился в ресторан, где находились связисты и переводчик, невысокий человек около тридцати лет, с круглыми очками на носу. Юноша стоял, не выпуская из рук велосипед. Как только к нему обратились на родном языке, в его глазах отразился невероятный испуг, и он быстро-быстро заговорил. Переводчик поднял руки, пытаясь успокоить парня, и принялся излагать то, что понял:
— Все мертвы, повсюду кровь. По-видимому, он говорил о ферме на выезде из деревни.
— Вражеский десант? — спросил Фревен.
Переводчик задал вопрос и, получив ответ, сказал:
— Он ничего не знает и все время повторяет, что это очень страшно.
Фревен жестом приказал своим подчиненным собраться.
— Надо пойти посмотреть, на всякий случай нам необходимо вооруженное подразделение.
— Я видел, где эта ферма, — заметил переводчик. — Одна рота стоит поблизости лагерем, а какой-то взвод буквально в пятистах метрах от нее.
Фревен сжал кулаки:
— Только не говорите, что это рота Рейвен.
— Да, создается впечатление, что эти ребята — боевые львы и с ними не страшен никакой риск.
Не слушая продолжения, Фревен приказал:
— Донован, найдите другого переводчика и займитесь этим юношей. Узнайте, кто он, подробно расспросите его обо всем, что он видел, и составьте полный отчет. И еще разбудите Маттерса, надеюсь, даже если у него болит плечо, он придет нам помочь. Монро, на всякий случай возьмите автоматическое оружие. — Он снова повернулся к переводчику. — Спросите у него, сколько человек жило на ферме.
Тот перевел вопрос, ответ был быстрым и коротким:
— Вся семья: родители и четверо детей.
— Какого возраста дети?
Вопрос и немедленный ответ:
— Самому маленькому было десять лет, старшей дочери — семнадцать лет. Я думаю, именно к ней он и приехал.
— В такое-то время?
Переводчик пожал плечами и перевел вопрос лейтенанта. На этот раз ждать ответ пришлось дольше.
— Он говорит, что отец не одобрял их отношений, и он приехал за ней так рано потому, что они решили бежать до рассвета, воспользовавшись освобождением городка.