Франк Тилье - Головоломка
Экран № 4. Еще одна решетка.
Илан напрягся. Неизвестный направлялся не в жилую зону, он шел к нему.
Экран № 2. Луч света. Ощущение чужого присутствия. Звяканье ключей. На расстоянии метра, не больше, ключ входит в замочную скважину. Илан прижался к стене, готовясь нанести удар.
Ну давай, открывай эту чертову дверь!
Илан почти не дышал, спина покрылась ледяной испариной. Почему неизвестный не открывает дверь? Чего он боится?
Ключ вытащили из скважины.
Дьявольщина!
Илан бросил раздосадованный взгляд на экран № 2. Фонарь направили прямо на объектив, на темной поверхности вспыхнуло и тут же погасло яркое желтое солнце. Он приложил ухо к двери, не услышал ни звука, вернулся к экранам. Свет вспыхивал и тут же гас, как будто человек не хотел, чтобы его обнаружили.
Куда он направляется?
Илан начал опасаться худшего, он задыхался, чувствовал себя попавшей в западню крысой. Несмотря на камеры слежения, преимущество было на стороне неизвестного. Что делать? Бежать сломя голову? Разбудить остальных? Он подумал о Хлоэ, представил, как она оказывается лицом к лицу с врагом. Он не даст ей позвать на помощь, уволочет, как Моки или Лепренса. Илан все еще верил, что у них с Хлоэ есть будущее, и не мог бросить ее на произвол судьбы.
В воздухе резко запахло соляркой. Илан испуганно посмотрел на дверь. Жидкость растекалась по полу прозрачной лужей.
Он отступил назад.
– Зачем вы это делаете?
Щелчок. Огонек зажигалки на экране № 2. Тот, другой, решил его сжечь.
– Я знаю, кто вы. Вас зовут Люка Шардон.
Огонек на экране замер, как пламя свечи. Илан попал в цель. Не дождавшись ответа, он продолжил:
– В палате № 27 мужского крыла лежала Библия с вашим именем и фамилией. А еще я нашел там рисунки мифологических чудовищ. Точно такие же я видел на стенах клиники. Текст на листе бумаги, который лежал на животе мертвого Моки, написан почерком Санди Клеор, вашего лечащего врача. Я видел вас во сне, Люка. Вы были заперты в палате № 27, рядом стоял санитар – Алексис Монтень… Много лет назад вас держали в этой клинике… В моем сне вы спрятали кусок простыни в один из прутьев спинки кровати. Кровать на месте, а вот ткань исчезла. Я помню надпись: «II AN 2-10-7». Что такого важного было в полоске, оторванной от простыни? Расскажите, прошу вас.
Илан едва успел закончить фразу. Человек опустил руку, поджег солярку, и пламя вспыхнуло стеной. Илан метнулся к окну, выпрыгнул и остался лежать на снегу, глядя на огонь. Как это ни странно, свет на этаже не погас, пробки не выбило, значит щиток остался закрытым. Илан побрел назад, держась рукой за стену, дошел до угла и понял, что ветер перекатил факел на другое место, и он погас. Лицо у него совсем замерзло, дыхание было хриплым, ноги едва слушались, он почти ничего не видел из-под капюшона, но старался ступать по собственным следам и наконец оказался у окна, через которое выбирался из здания, перевалился через подоконник и попал в комнату, где было совершенно темно.
Илан сделал шаг вперед, наткнулся на стену, решил найти дверь и пошел налево, то и дело спотыкаясь.
Неожиданно в спину ему подул сильный сквозняк. Пространство вокруг казалось безразмерным. Наверное, он в холле, у центрального входа в здание. Но какое направление выбрать? Илан был совершенно дезориентирован. В темноте он далеко не уйдет. Илан сгорбился, как старик, дошаркал до угла, сел, вцепившись обеими руками в палку, и вдруг услышал треск. Что это? Круглый глаз фонаря появлялся и исчезал, перемещаясь с молниеносной скоростью. Илан резко выпрямился и нанес удар в пустоту. Свет продолжал свой странный танец, луч выстреливал ему в лицо, отскакивал в сторону, вспыхивал снова. Илан снова замахнулся, выронил дубинку и прохрипел:
– Почему? За что вы так со мной?
Свет погас, и он остался один. В темноте. Попробовал позвать на помощь, но захлебнулся в рыданиях.
52
Когда Люку Шардона привезли после осмотра в палату, переложили на кровать и пристегнули ремнями, Санди Клеор по-прежнему была там. Она выглядела усталой, но глаза горели от возбуждения.
– Ненавижу обследования, – признался Люка, как только санитар вышел за дверь. – Они все время что-то со мной делают. Орут в уши, вкалывают всякую дрянь, короче, обращаются как с вещью. Наверное, не понимают, что с человеком – с любым человеком! – нельзя вести себя жестоко!
Он посмотрел на часы, перевел взгляд на окно. За стеклом шел снег.
– Надо же, как метет… Трудновато будет вернуться домой, да, доктор? Вы тоже рискуете застрять здесь.
– Я никуда не тороплюсь.
– Будете описывать интересный «случай»? Вас интересует мой мозг?
– Не стану утверждать обратное.
Она что-то писала в маленьком блокноте, хотя диктофон продолжал работать.
– Делаете заметки? – спросил Люка.
– Психиатрические штучки… ключевые слова. Продолжайте, прошу вас. Думаю, история подходит к концу?
– Да, развязка близка. Я считаю, что самое интересное всегда следует приберегать для финала. Последний элемент головоломки.
Пациент выдержал паузу, пытаясь уловить реакцию врача, потом продолжил.
– Вы блестящий специалист, но вылечить меня не сумели, – укорил он Санди. – Закармливали лекарствами, применяли электрошок. Не попытайся я удавиться на прутьях кровати, так и гнил бы в палате со звуконепроницаемыми стенами – как бедняжка Сесиль и девяносто пять процентов пациентов вашей гребаной клиники.
– Вид у вас более здоровый, но вы едва не погибли. Не стоит забывать, как вам повезло.
– Я все помню.
Люка на мгновение прикрыл глаза.
– Ладно… Пожалуй, нам пора вернуться в «Сван-сонг». Это название похоже на английское – «Сван’с сонг»… Как это, по-вашему, переводится? Когда-то давно я вроде бы знал, но вспомнить не могу. Ну же, док, скажите мне.
Она взглянула на свое отражение в оконном стекле и проговорила бесцветным голосом:
– «Лебединая песня». «Сван-сонг» означает «Лебединая песня»…
53
День третий
Свет возвращался медленно, неохотно, отказываясь прогревать толстенные, покрытые плесенью стены, не желая бороться с непогодой и привносить в жизнь яркие краски.
Илан лежал, свернувшись клубком, он промерз до костей и окончательно лишился сил. После очередной кошмарной ночи организм просто отказывался функционировать.
Он не переставал терзать себя вопросами. Почему убийца с отверткой не устранил его? Почему решил поиграть с ним, вместо того чтобы убить, как Моки и Лепренса?
Нужно выбираться из этого кошмара. Перелезть через ограду и идти в горы. Это вопрос его психического выживания. Еще два дня в клинике, и он окончательно поедет мозгами – или сдохнет. Он думал о похожей на скелет женщине, запертой на четвертом этаже, в палате со стенами, исписанными словом «Жакоб». Не может быть и речи о том, чтобы оставить ее гнить в проклятой клинике и сбежать, не получив ответов.
Он вытащит несчастную и заберет ее с собой. Было 8:19. Тело болело, ныло, скрипело и хрустело, грозя развалиться. Цвета на витраже посветлели, но остались тусклыми. Илан бросил осуждающий взгляд на религиозные фигуры. Что делает в этих стенах Христос? Кому нужна вера в прибежище безумия?
Он вошел в коридор напротив, узнал «шахматный» пол, стены с облупившейся штукатуркой и вздохнул с облегчением, поняв, что вернулся в жилую зону. В дверях кухни стоял Ябловски и жевал бутерброд.
– Мы уже начали о тебе беспокоиться, – сказал он, оглядев Илана. – Где ты был?
В наглухо застегнутой куртке, с железным прутом в руке Илан напоминал траппера. Налитые кровью глаза лихорадочно блестели. Фе, Хлоэ, Жигакс и Филоза завтракали за столом.
– Вижу, вы здорово спелись в мое отсутствие, – срывающимся голосом произнес Илан.
Хлоэ встала и подошла к нему. Ее волосы сильно посветлели, и она стала похожа на себя прежнюю.
– Да у тебя жар… Сможешь сегодня играть? – Она пощупала ему лоб.
Илан отшвырнул ее руку:
– Оставь меня в покое!
Он налил стакан воды и выпил большими жадными глотками. Вода показалась ему омерзительно теплой. На лбу выступила испарина, как будто температура действительно поднялась.
– Кого-то держат взаперти на четвертом этаже… – Илан распахнул куртку. – Плевать, верите вы мне или нет. Если у одного из вас есть ключи, дающие доступ в женское отделение крыла, я бы попросил его открыть решетки. Мне необходимо подняться как можно выше, будь она трижды неладна, эта клиника!
Илана по-прежнему мучила жажда, он залпом выпил еще один стакан воды и продолжил:
– Я выхожу из игры, мне не нужны триста тысяч евро, я хочу одного – добраться до несчастной женщины! Неужели вы не понимаете?
