Аллан Фоллсом - День исповеди
5
— Когда вы стали членом коммунистической партии, мистер Аддисон? — осведомился Роскани, наклонившись вперед и глядя в блокнот, лежавший перед ним на столе.
— Коммунистической партии?
— Да.
— Со всей определенностью заявляю, что не состою в коммунистической партии и никогда в ней не состоял.
— Как давно вступил в нее ваш брат?
— Я не знаю, вступал он в нее или нет.
— Вы отрицаете, что он был коммунистом?
— Я не отрицаю ничего. Но ведь он был священником, а за такое, если я не ошибаюсь, отлучают от церкви.
Гарри не верил своим ушам. Что они несут? Ему больше всего хотелось встать и спросить, откуда могли прийти в их головы такие дурацкие мысли и, вообще, что за чертовщина здесь происходит. Но он этого не сделал, а остался сидеть на стуле, посреди просторного кабинета, стараясь сохранить хладнокровие и дать возможность полицейским поскорее закончить допрос.
Перед ним находились два стола, расположенные под прямым углом один к другому. За одним сидел Роскани; рядом с компьютерным монитором, по экрану которого неторопливо переползали яркие картинки, стояла оправленная в рамку фотография его жены и троих ребятишек. За вторым столом сидела привлекательная женщина с длинными рыжими волосами, с невероятной скоростью вводящая во второй компьютер все вопросы и ответы — как стенографистка в суде. Сухое стаккато отчетливо звучало на фоне гудения видавшего виды кондиционера, расположенного на единственном окне, возле которого с непроницаемым лицом, скрестив руки на груди, стоял, прислонившись к стене, Пио.
— Расскажите о Мигеле Валера, — потребовал Роскани, закурив сигарету.
— Я не знаю такого человека.
— Он был близким другом вашего брата.
— Я мало знаком с друзьями моего брата.
— Он никогда не говорил о Мигеле Валера? — Роскани сделал в своем блокноте какую-то пометку.
— Мне — не говорил.
— Вы в этом уверены?
— Детектив, мы с братом вовсе не были близки. И долго не общались.
Роскани несколько секунд смотрел в пространство, затем наклонился к компьютеру, набрал что-то на клавиатуре, дождался появления информации на экране и вновь взглянул на Гарри.
— Номер вашего телефона триста десять три пятерки семнадцать девятнадцать.
— Да…
Гарри насторожился, но постарался никак не выдать этого внешне. Его номера не было в телефонных справочниках. Конечно, полиция могла его узнать. Но зачем?
— Ваш брат звонил вам в минувшую пятницу в четыре часа шестнадцать минут утра по римскому времени.
Так вот в чем дело. Они подняли список звонков, которые делал Дэнни.
— Да, звонил. И оставил несколько слов на автоответчике.
— Несколько слов? Вы имеете в виду сообщение?
— Да.
— И что же он сказал?
Гарри положил ногу на ногу, устроился поудобнее и взглянул на Роскани.
— Именно об этом я и собирался поговорить с вами.
Роскани молча глядел на Гарри, ожидая продолжения.
— Он был напуган. Сказал, что не знает, что делать. И что случится потом.
— Что значит «случится потом»?
— Я не знаю. Он этого не сказал.
— Что еще он сказал?
— Просил прощения за то, что звонит в таком состоянии. И сказал, что постарается перезвонить.
— Перезвонил?
— Нет.
— Чего он боялся?
— Я не знаю. Однако что бы это ни было, он напугался так сильно, что позвонил мне впервые за восемь лет.
— Вы восемь лет не разговаривали?
Гарри кивнул.
Роскани и Пио переглянулись.
— Когда вы видели его в последний раз?
— На похоронах нашей матери. За два года до того, как разговаривали в последний раз.
— Вы много лет не разговаривали с вашим братом. И вдруг он звонит вам и через очень короткое время после этого погибает…
— Да.
— У вас с братом были какие-то конкретные причины для раздоров?
— Конкретные причины? Нет. Просто с течением времени мы совсем отдалились друг от друга.
— Почему он решил позвонить именно вам?
— Он сказал… что ему больше не с кем поговорить.
Роскани и Пио снова переглянулись.
— Мы хотели бы услышать сообщение, записанное на вашем автоответчике.
— Я стер его.
— Зачем?
— Потому что кассета закончилась. На нее не записалось бы ничего другого.
— В таком случае получается, что у вас нет доказательств того, что такое сообщение вообще было. А также и того, что ни вы, ни кто-либо другой у вас дома не говорил с ним.
Гарри резко выпрямился.
— Что вы хотите сказать?
— Что вы, возможно, говорите нам неправду.
Гарри пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержать гнев.
— Прежде всего, у меня дома во время этого звонка никого не было. Я сам в это время находился в студии «Уорнер бразерс» в Бербанке, в Калифорнии, где беседовал с режиссером, которого я представляю, о контракте на фильм и о предстоящем выходе этого фильма в прокат. К вашему сведению, это случилось как раз в минувшие выходные.
— Как называется фильм?
— «Собака на Луне», — ровным голосом ответил Гарри.
Роскани уставился в пространство, потом почесал голову и что-то пометил в своем блокноте.
— Как зовут этого режиссера? — спросил он, не поднимая головы.
— Хесус Арройо.
Роскани наконец-то оторвался от своей записной книжки.
— Испанец?
— Латиноамериканец. По-вашему — мексиканец. Родился и вырос в Восточном Лос-Анджелесе.
Терпение Гарри грозило вот-вот иссякнуть. Его допрашивали, не давая при этом никаких объяснений. Как будто считали, что Дэнни в чем-то виновен, а Гарри заодно с братом.
Роскани затушил сигарету в стоявшей перед ним на столе пепельнице.
— Почему ваш брат убил кардинала Парму?
— Что?! — Гарри эти слова совершенно ошарашили.
— Почему ваш брат убил Росарио Парму, кардинала-викария Рима?
— Что за чушь?! — Гарри взглянул на Пио; тот все так же, скрестив руки на груди, стоял с ничего не выражающим лицом, прислонившись к стене возле окна.
Роскани вынул из пачки еще одну сигарету и стиснул ее в пальцах.
— Перед тем как примкнуть к церкви, отец Дэниел служил в морской пехоте Соединенных Штатов.
— Да…
У Гарри даже закружилась голова, после того как он услышал это ужасное обвинение. Необходимо было как можно быстрее прийти в себя и восстановить ясность мышления.
— Он входил в элитное подразделение. И был известен как очень хороший снайпер.
— Хороших снайперов тысячи. Помилуй бог, он же был священником!
— Священником, который настолько хорошо владеет винтовкой, что всаживает три пули подряд в грудь человеку с двухсот ярдов. — Роскани взглянул Гарри в лицо. — Ваш брат был замечательным стрелком. Побеждал в соревнованиях. Мы получили его послужной список, мистер Аддисон.
— Но все это никак не делает его убийцей.
— Я еще раз спрошу вас о Мигеле Валера.
— Я уже сказал вам, что никогда не слышал об этом человеке.
— А мне кажется, что слышали…
— Нет, не слышал. По крайней мере, до тех пор, пока вы не назвали этого имени.
Пальцы стенографистки безостановочно плясали по клавишам, фиксируя все: вопросы Роскани, ответы допрашиваемого, любые реплики…
— В таком случае я расскажу вам о нем. Мигель Валера был испанским коммунистом из Мадрида. Квартиру на противоположной от церкви площади Сан-Джованни он снял за две недели до убийства. Из этой квартиры и были сделаны выстрелы, сразившие кардинала Парму. Когда мы туда прибыли, Валера все еще находился в квартире. Висел на трубе в ванной на собственном брючном ремне… — Роскани постучал фильтром сигареты о стол, чтобы размять табак. — Мистер Аддисон, вы знаете, что такое «Сако ТРГ — двадцать один»?
— Нет.
— Снайперская винтовка, изготовленная в Финляндии. Из этого оружия и стреляли в кардинала Парму. Ее нашли завернутой в полотенце в той самой квартире. С отпечатками пальцев Валера.
— Только его?
Гарри откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и взглянул в лицо Роскани.
— В таком случае почему же вы обвиняете в убийстве моего брата?
— В квартире, мистер Аддисон, был кто-то еще. Человек в перчатках. Который хотел, чтобы мы подумали, будто Валера действовал в одиночку. — Роскани медленно вставил сигарету в угол рта, закурил и продолжил, держа в руке горящую спичку: — Сколько стоит «Сако ТРГ — двадцать один»?
— Понятия не имею.
— Около четырех тысяч ваших долларов, мистер Аддисон.
Взяв горящую спичку большим и указательным пальцами, Роскани помахал ею в воздухе, погасил и бросил в пепельницу.
— Аренда квартиры обходилась почти в пятьсот долларов в неделю. Валера платил за нее сам, наличными. Мигель Валера был коммунистом с большим стажем. Каменщик; правда, почти не работал. У него была жена и пятеро детей, которых он с большим трудом обеспечивал деньгами на еду и одежду.
