Джонатан Нэсоу - Двадцать семь костей
«Подумаешь! Невелика важность!» — успокаивала она себя. Но в конце полосы величественных королевских пальм, росших вдоль дороги, протянувшейся между воротами «Синей долины» и его клубными домиками, ей пришлось остановиться — слезы застилали глаза.
Она повторяла про себя, что в Айзелине никто не обращался с ней как со шлюхой. Возможно, она просто никогда не давала повода для этого. Холли вспомнила, как в Калифорнии они с друзьями смеялись над Биллом Клинтоном, уверявшим общественность, что оральный секс не считается половым актом. Она же пыталась убедить себя, что ручная работа лучше безденежья.
Калифорния. Айзелин… Сейчас она многое отдала бы, чтобы вернуть свою прежнюю клиентуру. И самое противное, что они с радостью вернутся к ней, как только она изъявит желание. Но это означает, что она должна либо оставить детей, что для нее немыслимо, либо взять их с собой. Дон приспособилась бы быстро. С ее умом и экзотической красотой она везде преуспеет, но по отношению к Марли это было бы жестоко. Подло и жестоко.
И потом существовала разница между ней и Биллом с Моникой. Холли вытерла слезы и снова попыталась завести Маргаритку. Она устраивает эти «хеппи-энды» ради достойной жизни своих детей, а не ради острых ощущений.
К тому же (проезжая ворота, Холли все еще не могла успокоиться, давая волю своей «еврейской натуре», как выражалась ее подруга Доусон) если кто-то не видит разницы между работой руками и работой ртом, то пусть попробует вычистить языком туалет.
6Когда помещение опустело, Пандер сложил свои записи в старый портфель, повернулся спиной к аудитории и принялся вытирать белую доску, висевшую рядом с кафедрой, тщательно уничтожая фразы вроде «Коэффициент ослабления фильтра» или «Стратегия плавающей запятой», как будто это был сверхсекретный код. Каждый год он приезжал в Квонтико читать лекции, и с каждым годом у него создавалось впечатление, что слушатели становятся все моложе, пока наконец видавшие жизнь студенты из Национальной академии не стали казаться ему детьми, а стажеры в синих рубахах из ФБР — подростками из летнего лагеря в Катскилле.
Хлоп… хлоп… хлоп… хлоп… Кто-то громко хлопал в ладоши.
Пандер обернулся. В аудитории никого не было, кроме седовласого мужчины, стоявшего в последнем ряду и аплодировавшего медленно и нарочито. Пандер подошел к краю платформы, прикрывая глаза от света, падавшего из ниши наверху, его очки болтались на шнурке, повязанном вокруг шеи.
— Джулиан?
— Добрый день, Эдгар! Чудесная лекция! Я застал только самый конец. — К нему направился Джулиан Коффи, как всегда, одетый с иголочки — в блестящем, хорошо сшитом сером костюме-двойке, белой рубашке, красном шелковом галстуке, завязанном в безупречный узел, и в черных, до блеска начищенных ботинках. На шее у него висел заламинированный пропуск с фотографией. Коффи был единственным мужчиной, который за последние тридцать лет мог называть Пандера по имени, и то лишь потому, что с его певучим вест-индским акцентом оно звучало почти музыкально: Эд-гар, с ударениями на обоих слогах.
— Спасибо. — Пандер хотел спрыгнуть с платформы, но подумал, что разумнее будет воспользоваться ступеньками. При его росте в шесть футов четыре дюйма, весе двести семьдесят девять фунтов — явном ожирении — подобная акробатика была неуместна.
Мужчины обменялись рукопожатиями и обнялись.
— Получил? — спросил Пандер.
Последний раз он видел Коффи два месяца назад, когда тот был начальником полиции Сент-Люка. Старый друг Пандера приезжал в Вашингтон, надеясь получить государственную дотацию для своего отделения.
Вместо ответа Коффи отошел назад и принял классическую позу рукопожатия: правая рука вытянута вперед, левая обнимает воображаемое плечо, зубы обнажены в застывшей улыбке.
— Значит, ты проделал этот путь лишь для того, чтобы попозировать перед камерами?
— На этом настоял генеральный прокурор.
— Ты надолго?
— Улетаю через несколько часов. Рад, что застал. У тебя не найдется свободной минутки? Можем выпить вместе.
— Выпить? Я свободен до конца своих дней. Я ведь в отставке.
— И как ты теперь живешь?
— Когда я только ушел, то думал, что у меня появится больше времени для игры в гольф. Первые шесть месяцев так оно и было.
— А как дела с книгой?
Автобиографию Пандера, которая была написана по его заказу, опубликовали три месяца назад. В ней просто и без прикрас подробно пересказывалась пестрая карьера человека, завоевавшего славу самого безвкусно одевающегося агента за всю историю ФБР. Она начиналась с ранних лет службы, когда Пандер работал рядовым сотрудником в Арканзасе и Нью-Йорке, повествовала о славных годах охоты за серийными убийцами для престижного отдела поддержки связей и о темных временах, когда пьянство и связи с женщинами разрушили его брак и едва не стоили ему работы, и, наконец, рассказывала о финале его деятельности, когда он был признан настоящим героем, лично покончившим с двумя самыми свирепыми маньяками нашего времени.
— Мой редактор сказал следующее: «Банди и Дамеры всего мира живут в памяти людей, а человека, который их поймал, забудут через месяц». Зато я оставил себе аванс.
— Вижу, у тебя нет сейчас важных дел, — сказал Коффи. — Что ты скажешь по поводу полностью оплаченного двухнедельного отдыха на Карибах в обмен на твои услуги?
— Наверное, я скажу: «Здравствуй, бесплатный отдых на прекрасных Карибах!», — ответил Пандер. — Но зачем тебе понадобился такой старый хрыч, как я?
— Есть одно дельце.
— Серийный убийца?
— Пока три жертвы.
— И все-таки почему я?
— Во-первых, ты умеешь ловить маньяков. Во-вторых, ты в пределах моей досягаемости. В-третьих, умеешь держать рот на замке, — если хотя бы малейшая информация станет известна общественности, это нанесет еще один кровавый удар по индустрии туризма нашего острова. Мы и так едва сводим концы с концами, а после этого просто погибнем. И в-четвертых, кто еще согласится поработать бесплатно?
— Лучше бы ты ограничился только первым пунктом, — отозвался Пандер.
— Единственное достоинство аэропорта — это то, что бары здесь на каждом шагу. Твое здоровье! — Пандер, лысый и домашний, как вареная картошка, в светло-голубой кепке для гольфа и короткой зеленой клетчатой куртке, надетой поверх широких, цвета сливы, брюк из полиэстра, лишь слегка приподнял стакан, произнося тост. Опытные выпивохи, как и ветераны бейсбольной команды, стараются избегать лишних движений.
Джулиан Коффи, сидевший на стуле рядом с ним, сделал ответный жест, отхлебнул виски и поморщился.
— На Сент-Люке, дружище, бары тоже на каждом углу, спиртное там не облагается пошлиной, а чистый солод стоит дешевле, чем эти помои.
— Отлично, — отозвался Пандер. — Дешевое спиртное на острове алкоголиков — что еще мне нужно?
— Вообще-то мы считаем, что на Сент-Люке очень мало алкоголиков.
— А кого вы называете алкоголиками?
— Всех жителей моложе шестидесяти, которых подбирают на улице не реже двух раз в неделю.
— Почему моложе шестидесяти?
— Мы уважаем наших стариков.
Пандер улыбнулся. Ему нравились люди с чувством юмора. У Джулиана оно явно присутствовало. Пандер познакомился с ним в начале семидесятых, когда ФБР — тоже не без чувства юмора — направило Коффи, выросшего на острове, где девяносто процентов населения было цветным и расистские настроения почти не были известны, в свой офис в Литл-Роке.
Пандер посмотрел на свой незаметно опустевший бокал и подал бармену знак снова наполнить его. Посмеялись — и хватит.
— Что ты можешь рассказать про этого маньяка?
— Не много. Если бы не ураган на прошлой неделе, мы бы даже не знали о его существовании.
— Да, я слышал про ураган в новостях, — произнес Пандер. — Нелегко вам пришлось.
— Бывало и хуже. Но волны вынесли на берег два тела: мужчины и женщины. Оба в ужасном состоянии и пока не опознаны. Но хоть их и принесло одновременно, вскрытие показало, что один из утопленников старше другого от полугода до года. Я имею в виду время смерти, а не возраст погибших. Пока нам удается скрывать появление тел, но…
— Как тебе это удалось?
— Один из братьев Зигги — владелец единственной на острове газеты.
— Ты действительно думаешь, что сможешь скрывать это от общественности?
— Пока у меня это получается. — Джулиан три раза постучал по барной стойке. — Итак, как я сказал, обе жертвы были убиты в разное время…
— Но тела нашли одновременно.
— Они лежали друг на друге.
— Ну, значит, у них уже есть кое-что общее.
— Это еще не все. Когда я сказал, что у жертв не было ничего общего, я имел в виду время, когда они были еще живы. У тел…
— Что? — воодушевленно спросил Пандер.
